Степан Ильич даже анекдот до конца не рассказал, на полуслове замер. Кумекать начал.
Решили мы еще по одной накатить, чтобы мыслю эту переварить и решить, что дальше делать. Как дальше жить-то с этой гнидой поганой, которую я у себя в гараже пригрел. Которая с нами дружит не потому что мы все труженики, работяги. Я даже не побоюсь этого слова пролетарии! А дружит эта скотина с нами оттого, что тут можно задарма и за воротник залить, и пузо набить.
Накернили по стопочке. Затем обчество посовещалось и постановило: вломить этой сволоте нужно! Вломить по первое число, чтобы знал, погань, как рабочий класс объедать!
Может, Тоха вообще, не наш человек, а засланный. Оттудова засланный, из Америки. Чтобы самому хавчик трескать, а мы тут с голодухи пухли. Чтобы сил в руках не было. А коли силов в руках не будет так Америка нас враз и захватит! И будем мы вместо водочки нашенской сладенькой ихневский сраный виски глушить. А оно нам надо химией ихней травиться? У нас своей химии хватает!
Короче, меня тоже понесло. Еще по одной пропустили, для храбрости. Ну и для сугреву, конечно, а то к ночи подмораживать стало, чай, на Урале живем, а не в тропиках. Растолкали Тоху и давай ему предъявлять:
Ты нас уважаешь?
Уважаю, отвечает Тоха, но пить больше не буду!
Тут Колян вконец взбеленился. Это как это так пить не буду? Вот скажи мне какой нормальный мужик от халявного бухла морду воротит? Да не бывает такого! Засланный он казачок. Оттудова засланный, из Европы, а может быть, из самой Америки! Сам не пьет, нам подливает, чтобы языки у нас развязались, чтобы секреты выведать. А не пьет он потому что боится сболтнуть лишнего.
Вот тут-то все и сошлось! Потому и не скидывается! Оттого, что жадные они там все. Что в Америке, что в Европе. Одно слово капитализм! Буржуи недобитые!
Здесь-то она и понеслась. Как всек Колясик Тохе. Прямо в ряху его бесстыжую, на наши кровные нажратую.
А Колян парень крепкий. До завода в десанте служил, так что во всем, что касается шпиенов, Колясику верить можно. И под руку ему лучше не попадаться. Колясик сам рассказывал, а я собственными ушами слышал, что учат их там в десанте приемам всяким специальным, по методике Джеки Чана, что даже простая ложка в евойных руках смертельным оружием стать может. Они там листы бумаги затачивают, чтобы шеи этими листами резать и голыми руками сердца из людей выдирают. Вот так-то! Страшный человек этот Колясик, а как выпьет втройне! Потому что сила в нем просыпается богатырская, а богатырей это даже ты знать должен их трое было. Трое это если лошадей не считать, конечно.
Но мутузил Тоху он аккуратно, по-дружески. Всего пару зубов выбил. Ильич тоже в армии служил, еще в той, в советской, а там тоже воевать умели. Степан Ильич советами помогал.
Я, когда Колька умаялся, тоже добавить хотел тварюге этой, да где там? Там уж добавлять некуда была, вся морда разбита.
Антон на жопу упал, кровавыми слезами умывается, да причитает:
Так я разве оттого водку не пью, что горькая она? Антоха плачется. Или оттого, что вам не уважаю? Да я вас уважаю так сильно, что себя так не уважаю, как вас уважаю. Но нельзя мне. Хворь у меня с рождения, таблетки каждый день пью, что утром, что вечером. Пока все таблетки не выпью бухать нельзя, только маненько прибухивать можно.
С печалью я гляжу на ваше поколение, Ильич говорит. Его грядущее иль пусто, иль темно. Что ж вы, молодежь, делать станете, когда мы, старики, помрем все? Тупые вы все, что колода деревянная! Вы ж в портки срать начнете оттого, что снять их не догадаетесь, прежде чем на горшок сесть!
А что такого? Тоха отвечает. Я человек подневольный. Врачи сказали таблетки пить вот я и пью. Мне ж
А коли врачи тебе скажут с девятого этажа спрыгнуть тоже спрыгнешь? Ильич интересуется. Вот скажи мне, Антоха, ежели ты бутылку водки каждый день по чайной ложке пить будешь ты ж с нее не окосеешь? А смысл тогда водку пить, чтобы не нажраться? Вот так и таблетки эти. Ежели по одной пить никогда не излечишься! Ты сразу упаковку закинь и утром здоров, как бык будешь!
Именно так, Колян подтверждает. Я этих врачей немало видывал. Дармоеды они все. И что главное? Чтобы ты таблеток побольше покупал. Вот и не лечат совсем, а только таблетки свои впаривают.
Тут и я согласился. Тоже замечать начал, что чем дальше тем больше по врачам хожу. А чем больше по врачам хожу тем хуже становится. Потому что водку пить запрещают, только таблетками и микстурами своими пичкают. А, порой, того хуже уколы выписывают. Вот кому понравится, когда в него уколы укалывают?
Главное, по молодости по докторам не ходил и здоров был! А как начал по докторам ходить так никакого здоровью не напасешься! То там болит, то тут.
Нет у врачей цели такой, чтобы человека излечить, об одном пекутся чтобы мучений своим лечением побольше доставить. Нет бы полезное что-то прописать той же водки или пельменей с майонезом. Не дождешься! Наоборот все полезное запрещают, а таблетки свои выписывают. Чтобы на людских болезнях наживаться.
Тоха прямо засиял весь, засветился.
Как же я, говорит, раньше не додумался, что можно всю упаковку таблеток за раз выпить? Они ж там, таблетки, мелкие совсем, в одну горсть поместятся. Это ж вам не чебурек или беляш, который целиком в рот не запихнешь, а таблетки меленькие. Верно, говорит, люди говорят: век живи век учись! Давайте, братцы, полный стакан наливайте, за такое дело и выпить не грех!
Глава 2
Ох, ухрюкались мы вчера на радостях, как способ излечить Тохину хворь придумали. Как до дома добрался вообще не помню. Но до дома я совершенно точно как-то добрался, потому что проснулся дома. Это еще хорошо, что помнил, где свой дом, а то проснулся бы в чужом доме и, может, вообще оказалось бы, что я не я, а сосед нашенский. А зачем мне соседом становиться, коло он бездельник? Чебуречные свои понаставил в городе и жирует на чужом труде. Рабочий класс эксплуатирует! Из-за таких, как он, мы в светлое будущее все идем-идем, да дойти никак не можем. Вот кабы он на всеобщее благо трудился тут бы вопросов я не имел. Так он же не для того чебуречные открыл, чтобы всем хорошо было, а совсем наоборот чтобы все вокруг ходили да завидовали, сколько у него денег. Но я совсем не такой человек, чтобы нуворишам завидовать. Я себе в зеркале честно в глаза смотреть могу. Потому что в жизни не украл больше положенного! И жульем всяким становиться не собираюсь!
Проснулся я, значит, утром, а башка трещит прямо раскалывается. Пополам раскалывается, как арбуз. Самое обидное непонятно, то ли оттого раскалывается, что отдохнули вчера хорошо, то ли оттого, что Верунчик, женушка моя, сковородой меня вчера приложила. Криков, оров было мама дорогая! Всю плешь проела. А, главное, неясно с чего завелась-то вдруг? Сама ж разрешила! Я это хорошо помню велела выпимши на глаза ей не попадаться. Так я и не хотел попадаться! Так без труда-то свинью бисером не накормишь! В чем я-то виноват, что она меня увидела?
Опять же люблю я ее сильно. Так сильно люблю, что ничего со вчера не помню, а как Верунчик орала на меня это я хорошо помню. Все от большой любви к ней. Я даже по молодости, когда по другим девкам бегал, жену свою ни на секунду не забывал. Вот такая у нас любовь большая.
Это еще хорошо, что сегодня суббота и на завод не нужно. Мы с мужиками потому и калдырим по пятницам, что после нее суббота идет. Если б суббота шла после другого дня мы б в другой день калдырили устраивали, а не в пятницу. Но, ежели так, то уже и пятница не была б пятницей!
Верка -баба у меня, что надо баба. Такую бабу дай Бог каждому. Отходчивая. Только я встал, а она уже стакан рассолу огуречного подает. И тарелку солянки. Под похмелье солянка самое оно. И живот насытить, и сушнячок сбить.