По-другому и быть не могло, тем временем ответил жене Клод.
Внутри Эдварда все затрепетало от бешенства.
Я в душ, скоро спущусь, коротко бросил он и помчался в свою комнату.
Не шуми наверху, услышал он вслед голос матери. Я специально уложила Томми спать пораньше.
Эдвард еще в гостиной заметил, что стол сервируют только на три персоны, чему он был весьма рад. Оказавшись один в своей спальне, он швырнул в угол сумку, не имея намерений разобрать ее, и бросился на кровать лицом вниз. Перед его мысленным взором мелькали различные несвязанные образы и события из недавнего прошлого, и чаще других самое страшное и гнетущее из них: лицо красивой девушки. Его девушки. Окровавленное лицо.
Эдвард принялся наносить быстрые удары обеими руками по своей подушке. Тут же вспомнил, что может разбудить умственно отсталого ребенка, чего он совсем не желал, рухнул на спину и закрыл лицо руками. Как же хотелось очнуться от кошмара или же наоборот забыться любым способом. Эдвард даже не отвергал возможности, что после ужина пойдет и напьется, хоть старался не прибегать к такому методу для бегства от проблем, считая себя выше этой порочной слабости. Но сейчас! Сейчас он был готов забыть о своих принципах, только бы воспоминания о событиях позавчерашнего вечера перестали подобно кислоте разъедать его сознание.
Спустя пять минут он кое-как заставил себя немного успокоиться, взял уже приготовленные матерью полотенце и чистую одежду и отправился в ванную. Теплый душ смог ослабить внутреннее напряжение, и к ужину Эдвард спустился с той же рисованной улыбкой.
Эдди, говорила Моника, когда сын сел за стол. Я ведь правильно понимаю, что ты не будешь вино? она взглянула на сына широко открытыми глазами. Я почувствовала от тебя запах спиртного, и решила, что ты воздержишься, не так ли?
Эдвард почувствовал закипающее отвращение. Ни гнев, ни злость, а самое настоящее неприкрашенное отвращение.
«Началось. Как же я ненавижу этот взгляд: два немигающих круглых диска, с кроткой наивностью на лицевой стороне, и безапелляционной претензией на обратной. Господи, дай мне сил пережить этот ужин, умоляю тебя. Дай мне сил не взорваться».
Да, мама, спасибо. Я выпил в поезде немного пива, чтобы скоротать время. Думаю, мне и в самом деле не стоит больше пить.
Моника улыбнулась преувеличенно умиленно, вполне удовлетворенная таким ответом.
Твоему отцу не помешало бы хоть немного твоего благоразумия, с укоризной заговорила она, раскладывая в тарелки спагетти. Боюсь, что алкоголь сыграл с ним злую шутку, и из безобидного способа расслабиться превратился в злостную привычку.
Клод Эспер, сидевший во главе стола, машинально кашлянул.
Дорогая, думаю, ты преувеличиваешь, только и выдавил он.
Моника и Эдвард одновременно усмехнулись, только усмешки эти были вызваны совершенно разными соображениями.
Как же, преувеличиваю. Эдди, сейчас-то он, конечно, начнет себя немного сдерживать в твоем присутствии, с тарелки Эдварда она начала второй круг вокруг стола, украшая спагетти куриным соусом, но поверь, не бывает дня, чтобы твой отец лег в постель в трезвом уме.
Мама, уверен, ты действительно немного преувеличиваешь, осмелился возразить Эдвард самым беззаботным тоном.
Моника буквально на одну секунду застыла за спиной мужа с подносом в руках, и метнула в сына взгляд красноречивее любых слов. Эдвард, заметивший этот выстрел глазами, моментально изменился в лице, и добавил:
Папа, но тебе, в свою очередь, стоит быть осторожнее со спиртным.
«Вот это да! Всего один взгляд, и я вновь чувствую себя овцой. Три минуты, две фразы, один взгляд! Я сижу и смотрю в свою тарелку, на эти чертовы спагетти с этим чертовым соусом ведь я их так люблю, не правда ли, мама?! а отец сидит пристыженный за то, что не в силах терпеть тебя на трезвую голову. И никто из нас не смеет даже оправдываться».
А почему ты приехал на поезде, Эдди? спросила Моника и тоже села за стол.
Мне так удобнее, ответил Эдвард.
Я надеюсь, с машиной все в порядке?
Фраза эта была сказана ею как что-то несущественное, но Эдвард прекрасно уловил насмешку, прозвучавшую в этом вопросе.
Разумеется, все в порядке.
Ну ладно, снисходительно ответила Моника, и как бы безучастно бросила мужу:
Клод, вина, пожалуйста.
Клод по привычке прокашлялся и потянулся за бутылкой красного вина. Эдвард краем глаза наблюдал, как отец налил вина матери, а затем медленно наполнил свой бокал наполовину и взглянул на супругу как загнанный зверь. Заметив ее мимолетный и наигранно равнодушный взгляд в свою сторону, Клод пожевал губами и отрывистыми, неуверенными движениями посмел налить себе еще три капли. Во время этой сцены Эдвард несколько раз ловил себя на мысли, что руки его инстинктивно порываются схватиться за голову, а потому взял вилку, и хотел было приняться за еду. Если бы он вовремя заметил ужас в глазах отца, когда тот поставил бутылку и увидел движение своего сына, то, конечно же, вовремя бы осекся. Но Эдвард обратил внимание на Клода, когда тот уже простирал к нему свои руки в предостерегающем жесте, все с тем же немым ужасом на лице, не в силах вымолвить ни слова. Мороз пробежал по коже Эдварда, вилка выпала из его руки, звякнула об стол и полетела на пол, а он инстинктивно взглянул на мать. Моника прожигала его взглядом не просто укоризненным, а как показалось Эдварду, по-настоящему презрительным, в самом обыденном понимании этого слова.
Спустя пять секунд, которые Эдварду показались пятью часами, Моника резко встала из-за стола, подняла вилку и вышла из гостиной.
Осторожнее, Эдди, прошептал Клод. Это ее очень сильно оскорбляет.
Эдвард лишь горько усмехнулся в ответ. И когда спустя минуту, его мать вернулась к столу и протянула ему новый прибор, он с таким же обреченным видом, какой только что был у его отца, произнес:
Прости, мама.
Моника села на прежнее место и попыталась улыбнуться.
Я правильно понимаю она сделала выразительную паузу и продолжила: что так ты приступаешь к еде всякий раз?
Нет, мама, попытался оправдаться Эдвард, чувствуя непреодолимое желание расхохотаться. Нет, что ты? Я просто растерялся от перемены обстановки, от радости встречи, от он запнулся.
От чего? Моника прищурилась.
«От отвращения».
От чувства голода.
Мать еще несколько секунд пристально на него смотрела, потом покачала головой и прошептала:
Я искренне надеюсь, что ты говоришь правду.
Затем она закрыла глаза, поднесла ладони к губам, и ее примеру последовал Клод. Эдвард не стал делать того же, предпочтя переводить разочарованный взгляд с матери на отца и радуясь, что размеры стола не позволяют взяться за руки. Однако же, как бы ни хотел, он не мог освободить себя от обязанности вторить родителям, когда те начали молиться. Вторить через страх, через отвращение к разыгрываемой комедии, через ненависть к самому себе. Он знал, что молитва не пройдет для него бесследно, что подсознание сыграет свою шутку и в самом реалистичном свете напомнит ему те же недавние события; напомнит так, словно это происходит в реальном времени.
Благослови, Господи Боже, нас и эти дары (лицо), которые по благости Твоей вкушать будем, и даруй, чтобы все люди (кулак) имели хлеб насущный. Просим Тебя через Христа, Господа нашего (кровь). Аминь.
Эдвард с силой воткнул вилку в спагетти. Чтобы не выдать своего страха, который яркой белой краской был написан на его лице, он поскорее отправил себе в рот изрядную порцию еды и принялся быстро работать челюстями.
Эдди, что случилось? взволнованно произнесла Моника. Ты и впрямь так проголодался?
Парень кивнул, с трудом проглотил пищу и тут же отправил в рот следующую порцию.