Харе ржать! послышалось из коридора. При виде худощавого, с блёклым, словно выцветшим лицом, человека веселье смолкло. Он подошёл к Геннадию. Вы к кому?
Мне надо увидеть начальника базы.
У вас есть предварительная договорённость?
Нет, в этом есть необходимость? разозлился Генка.
Ждите. Сейчас узнаю, сможет ли Виктор Михайлович вас принять, «блёклый» исчез в сумраке помещения.
Геннадий повернулся к примолкнувшим охранникам:
Что не так?
У начальника фамилия Харин. Виктор Михайлович Харин. Мордасовы это по-уличному, типа, кличка такая, объяснил один из них, и они снова, но значительно тише, захихикали.
В боковом кармане тренькнул смартфон. Звонил хозяин дома, где он остановился на ночлег. Вчера, за вечерним чаепитием перед сном, они обменялись контактами, чтобы в случае необходимости быть на связи.
Да, Игнат Степанович? откликнулся Геннадий, отходя в сторону и постукивая ботинком о ботинок. Промокшие ноги начали подмерзать, а недавняя рана стопы напомнила сверлящей, словно зубной, болью.
Беда у нас, паря! Настасью убили, глухо раздалось в трубке. Если сможешь, то сходи туда, узнай. Я тоже скоро подтянусь.
Как убили? Зачем? до Генки не сразу дошёл смысл сказанного, но в трубке раздались короткие гудки.
Он ещё некоторое время обескураженно смотрел на потухший экран телефона, постепенно осознавая свалившуюся беду, а потом бросился бежать, не разбирая пути и вынуждая большегрузы сворачивать с дороги.
У дома Анастасии Ивановны несколько женщин что-то оживлённо обсуждали. Генка взлетел на крыльцо.
Да жива она, жива. Только плоха очень, остановила его в дверях соседка, промокая платком уголки глаз. Нельзя пока туда, фельдшер не велела.
А что же случилось? Ведь мы вчера только расстались.
Ребятишки из клуба шли, ну, и увидели её на дороге. Домой отвели, а родителям только утром рассказали. А уж когда мы пришли, она еле дышала.
Что же она, упала? Или обидел кто?
Не помнит. Только на голове рана большая, доктор говорит, что кровопотеря большая. А ей много ли надо? Возраст.
Дверь из избы отворилась и вышла медсестра с чемоданом в руке.
Есть кто близкие?
Геннадий шагнул вперёд.
Жду врача из района, мы её не довезём. В лучшем случае неделя.
Я могу с ней поговорить?
Не желательно, а, впрочем, это сейчас уже и не важно.
На низеньком диване под тканевым покрывалом лежала баба Настя, Генке показалось, что она как-то уменьшилась в размерах. На забинтованной голове зримо расплывалось алое пятно.
Как же так? Генка присел на корточки и прикрыл её руку ладонью.
Старушка открыла глаза:
Ты? Домой пойдёшь, Верному сухарики забери. Они в чугунке на плите лежат. Я их в бульон кладу и сушу потом. Больно он их любит.
У Генки комок к горлу подступил:
Баба Настя, не умирай. Очень тебя прошу.
Женщина улыбнулась:
Ни в коем разе. Опять не моя приходила. Я уж свою буду ждать.
Какой же я дурак, что вас послушал. До дома не проводил.
Не кори себя. Она бы меня и дома достала, при этих словах она застонала и прикрыла глаза.
Кто? Вы что-нибудь видели?
Видела, дыхание её стало сбивчивым, словно в груди зашумел вскипающий чайник. Камешки забери. Они блестят, когда морем умытые. А как высохнут, вся красота меркнет, обычные булыжники Ты его не бойся, вон какой шлейф за ним. Он ещё много бед натворит, но тебя не тронет. Побоится
Дверь приоткрылась, в комнату вошёл Игнат Степанович и вопросительно посмотрел на постояльца. «Как она?»
Бредит, Генка поднялся, прикрыв краем покрывала её руку.
Не знаешь, что случилось? Может видела кого?
Генка помолчал немного:
Нет, ничего не видела. Скорее всего поскользнулась и ударилась головой.
Ты думаешь? Игнат Степанович подозрительно посмотрел на него.
Не маньяк же в Каменных Ключах стариков убивает? неожиданно для себя с вызовом ответил Геннадий и вышел из избы.
В палисаднике возле дома несколько женщин скорбно шептались между собой. Он заметил среди них соседку и попросил её отойти в сторонку:
Не знаете, какие ребята нашли Анастасию Ивановну и довели её до дома?
Да как не знать? Нюрки Самойловой мальчишка, говорит, домой шёл с танцев.
Подскажите, как найти их дом.
Прямо иди, до центра. А у магазина на Кулижки сверни. Как же она сейчас называется? женщина попыталась вспомнить название улицы. А, там сейчас таблички на избах повесили. Седьмой дом от магазина, с жёлтыми наличниками и зелёной крышей. Да там спросишь кого-нибудь. Только он теперь в школе, наверное.
Геннадий поблагодарил и вышел за калитку. Саднила ступня. Напротив дома, через дорогу, стояла «Вольво», и он подошёл к машине.
Здравствуйте, можете меня до школы подвести? Я заплачу.
Водитель опустил стекло, и Генка узнал в нём недавнего работника базы, ушедшего за разрешением на встречу с начальником.
Я сам тебе могу заплатить, хамовато ответил парень. Я на таксиста похож?
Извини, Геннадий отошёл в сторону, пропуская встречную машину. Из приоткрытого окна остановившегося чёрного джипа послышался смех:
Здорово, Химик! Ты часом не ритуальщиком подрабатываешь? Так говорят, что бабка ещё живая. Устанешь ждать.
А вы часом не могилу копать приехали? послышалось из «Вольво».
Новый взрыв смеха заглушил громкую музыку в салоне, от которой вибрировал даже корпус автомобиля.
А что, есть желающие быть погребёнными?
Ладно, езжайте. Некогда мне с вами бакланить, отмахнулся Захар, видя, что его клиент быстром шагом удаляется от дома.
Борзый ты стал, Химик. Запомни: каждому своё. Вор ворует, фраер пашет, внедорожник рванул с места, расплёскивая жижу из-под колёс на серую обочину. Следом развернулась и белая «Вольво», догоняя недавнего беглеца. Когда седан поравнялся с Геннадием, Захар притормозил:
Эй, москвич! Садись, подвезу.
Генка забрался в салон, предусмотрительно отряхнув грязь с обуви:
Мне бы до школы, если по пути.
До школы? Удивился Захар и тронулся с места. Поздно тебе учиться.
Он надеялся, что приезжий поделится причиной похода в храм науки, однако его пассажир промолчал. Они проехали ещё несколько сот метров и остановились перед серым зданием, окна двух верхних этажей которого были забиты фанерными щитами.
Она работает? недоверчиво спросил Геннадий, глядя на эту «маскировку» фасада.
Ещё как, откликнулся водитель, прикуривая сигарету. А, ты про это? От голубей, наверное, стёкла берегут. Раньше в три смены учились, а сейчас и один этаж великоват.
Сколько я должен? Генка открыл дверь и повернулся к Захару.
На базу-то ещё придёшь? не ответил водитель. Виктор Михайлович не любит этого.
Чего не любит? пассажир с интересом взглянул на Химика.
Не любит, когда приходят без спроса и уходят, не дождавшись разрешения, пояснил Захар, выпуская облачко ароматного дыма.
Даже так? А как же я в школу без высочайшего соизволения? язвительно поинтересовался Генка.
Да я не о том, Захар отмахнулся. На базу попасть теперь шансов немного.
А, вон вы о чём? Пустяки. Уверен, что этот вопрос Яков Соломонович решит без проблем, Геннадий вышел из машины и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Он шёл к парадному подъезду школы и улыбался про себя, вспоминая забавный случай из прошлого, когда ему удалось попасть на особо охраняемую территорию комбината в Оренбурге. Всё тот же Яков Соломонович чудесным образом помог в первый раз открыть неподдающиеся засовы строгого запрета. Кто такой Яков Соломонович, Генка и сам не знал. Первое, пришедшее на ум имя и отчество произвело «неизгладимое» впечатление на руководство комбината, и они допустили его, тогда ещё начинающего журналиста, в святая святых, и даже больше, нутра химического монстра, душившего окрестности своими выбросами.
Какое-то время Захар смотрел вслед прихрамывающему журналисту, потом достал телефон и набрал номер: