А ну, тихо! прикрикнула ведунья.
Она сняла кольцо с агатом и бросила его в миску. Свет вспыхнул, померцал и потух, сменившись густой чернотой на дне.
Мастерица ты знатная, скривила Лалия губы, а душа у тебя завистливая. От жадности твоей Валдис на погост раньше времени отправился. И бесплодна, как сеть рыбачья, что на берегу сохнет. Сколько ни закидывай её, улова не дождёшься. Не буду я никого привораживать! Честно говоря, я людей насильно друг к другу не привязываю. Дурно это! Ступай!
Анна вскочила, и гнев перекосил её красивое лицо:
Врёшь ты всё! По округе давно слухи ходят, что к себе мужиков привораживаешь! Барон-немчин за тобой целый год таскался, и другие, кто попроще, тоже кобелями у твоего порога крутятся.
Дура ты, улыбнулась Лалия. Мне и колдовать для этого не надобно. Мужчина сам чует, с кем ему прибыток будет, а кто станет для него вечной прорехой. Прощай!
Знаю я, знаю! завопила кружевница. Ты на МОЕГО Яниса сама глаз положила! Разлучница! Ведьма! Пускай преисподняя под тобой раскроется!
Вон! И Анна не заметила, как оказалась на дороге, ведущей к рыбачьему посёлку.
Горькую весть я тебе принесла, матушка, прикрыв глаза ладонью, сказала Анна.
Горькую? подхватила Ирма. Неужто поросёнок у меня в сараюшке околел, а я и не заметила? Или всем поутру манну небесную раздавали, а мне, нерасторопной, не досталось? Или совсем великое лихо староста приказал бабам старше пятидесяти лет цыплят высиживать по ночам несушек подменять?
Нет, разрыдавшись, ответила кружевница. Яниса, твоего Яниса
Да говори же! Не тяни из меня жилы! Янис к завтрому должен с путины вернуться. Море спокойное. И кот, растянувшись, спит, значит с сыном всё в порядке.
Яниса околдовала Лалия. Правда, правда! Ольгерка и Марта слышали, как она хвалилась, что приворожила твоего сына. К себе, ненасытной! Да сказывала, что приворот тот до смерти. А уж до чьей смертыньки и ужу понятно.
Ирма тяжело опустилась на лавку.
Как же это? Единственное дитя ведь.
А ей, стерве окаянной, того и хочется чужими бедами грех свой полакомить. Может, и моего Валдиса зубами волчицы-лихорадки загрызла? С неё станется!
Выйдя на улицу, Анна быстро сбросила плаксивую маску и усмехнулась:
Посмотрим теперь, кому Янис достанется: тебе, кровопийце, или мне, смиреннице?
Ох, сынок, живой! кинулась к Янису Ирма.
С чего мне мёртвым-то быть? удивился сын. Рыбы нынче столько взяли, что чуть лодки ко дну не пошли. Старый Денкас говорит, что такого и не упомнит, а он пожил немало. Хватит на продажу и себе на засолку. Радуйся, мать!
Это она творит
Кто она? Лайма, богиня судьбы и удачи, которой наши предки поклонялись, или богоматерь христианская? Неужто рыбачьим потом прельстились?
Лалия, ведьма с Рябинового хутора.
Глупости!
Бабам известно стало, что она тебя облюбовала, чарами окрутила, на цепь чёрную посадила. А чтобы завлечь к себе, подкупила уловом великим. Пусть подавится хвостом рыбьим, негодница! Нам ничего чужого не надо. Свали рыбу в овраг, может, так от смертной тени избавимся.
Не для того я в море жизнью рисковал, чтобы меня бабьими сказками пугали, взорвался Янис. Сам к ней пойду. Она хоть и ведьма, а дурного я про неё не слышал. И мне правду скажет.
Он оседлал гнедого жеребчика, укрощённого настолько, чтобы хозяин не мечтал о конской колбасе, и в равной степени свободолюбивого, чтобы восхищать мир своей резвостью. Тутуй стучал копытами по дороге, ведущей в лес, а Янис любовался яркоокрашенными клёнами, оранжевыми корзинками рябин, уверенностью вязов и дубов. Вскоре они добрались до луга, заросшего клевером. На дальнем конце его стоял просторный дом с пристройками. Молодой рыбак, чувствуя, что краснеет, пригладил непослушные вихры и повторил про себя заготовленную речь:
До меня слухи дошли, что ты на меня колдовское ярмо напялила. А я тебе, Лалия, по возрасту в сыновья гожусь!
Пока он раздумывал о том, что за этим последует, дверь скрипнула и хозяйка появилась на пороге.
Да она совсем как моя ровесница, удивился Янис. Ни седого волоска, ни морщинки. Вот и верь людской болтовне!
Отпусти коня, пусть травы сочной пощиплет. А сам пожалуй в дом, я ждала тебя.
«Всё-таки околдовала, раз ждала», лихорадочно подумал рыбак.
Садись, поешь с дороги, пригласила Лалия за стол. Ирма своими страхами тебя накормила, а от них сытости не дождёшься.
Не буду есть, заупрямился Янис, пока не пойму, что за чертовщина вокруг меня творится.
Ты похож на Тутуя, когда ему одновременно хочется лететь по полю и жевать овёс из торбы, улыбнулась ведунья. Не буду тебя дразнить ожиданием. Я на тебя привороты не ставила. Можешь жить спокойно ещё восемь лет.
А потом помру? нахмурился рыбак.
Нет. В шторм попадёшь, который унесёт тебя далеко от дома и назад ты уже не вернёшься. Станешь своим среди другого народа, а воду будешь видеть только в колодце, озере да дождями-снегами.
Значит, кровь наша исчезнет с побережья? Или
А посмотрим! отозвалась Лалия. Приходи в ближайшее полнолуние на поляну, мимо которой сегодня проезжал. Она внутри, будто миска, пустая, а по краям ивняки густые растут. Не побоишься, узнаешь о себе больше. А ежели труса спразднуешь, то достанешься Анне. Она как раз и упрашивала приворожить тебя, чтобы ты был как заяц лесной, которого с крольчихой свести хотят.
Я приду, набычился Янис и пододвинул к себе тарель с сельдью.
Глава восьмая
Полнолуние выдалось странное. Закат долго кидал багряные всполохи над морем, словно им управлял древний Перкунас[9], держащий в кулаке связку дротиков-молний. А потом ночь пала на мир, оставляя людей с их новыми богами, запрещающими неистовствовать в радости и горе. Золотисто-рыжая луна выплыла из-за леса и повисла ярмарочным блином, вызывая у окрестных собак приступы взлаивающего воя.
Ох, не к добру! всполошилась Ирма. Неужто опять костлявая за новой жертвой придёт?
Она заметила, что сын в последние дни был погружён в свои мысли и оттого рассеян. Попытки выведать о разговоре с Лалией ничего не дали. Сын упорно отмалчивался, напомнив Ирме о столь же упёртом характере её покойного мужа. Тот, бывало, в ответ на её беспокойные расспросы уходил на двор, где принимался вырезать из маленьких чурочек забавных существ: то ли очеловеченных зверюшек, то ли людей, оборотившихся в жизнерадостную нечисть.
От такой луны, вредным голосом продолжила она, у НОРМАЛЬНЫХ людей страх за свою судьбу возникает, хочется обратиться к Высшему с молитвами, дабы он даровал спасение.
Значит, я по другой дороге хожу, отозвался Янис. Не ищу спасения потому, что живу по совести. Свечками иль жертвами не задабриваю, а трачу монеты, честно заработанные, на снасти да на дом. Вот и тебе подарочек привёз из города шаль с кистями. Примерь-ка, матушка!
Ох, такую красоту да на плечи молодухе, а не мне, старой брюкве! сказала Ирма, завернувшись в цветастую ткань. Поистратился, а я в сундук положу для смертного.
Вот ещё! насупился Янис. Носи, пока жива. Что за дурость, хорошие вещи откладывать для гроба! Под землёй покойники друг к другу в гости не ходят, нарядами не хвалятся, хороводы не водят.
Насмешил! улыбнулась мать. Коли так, завтра же оденусь понаряднее, шаль твою повяжу и навещу Илгу. Подумать только, с детства друг друга знаем, а в последние годы видимся на бегу. Возьму горшочек со сливками. Они у меня отме-е-е-е-е-е-нные!
Она ещё долго не могла уснуть, но, наконец, угомонилась и засопела. Янис, словно тень, выбрался за дверь, вывел со двора Тутуя, копыта которого заранее обмотал тряпками, и отправился в лес, не зная, что его ожидает: шабаш, где ведьмы пляшут голышом, наводят порчу чёрными свечами из пёсьего жира, сношаются с колдунами и бесами, пьют кровь невинных, или Об этом «или» стучало сердце, подсказывая правду, далёкую от людских измышлений.