Всеслав сидел на прохладном полу и видел перед собой чьи-то ботинки. Потом их заслонило неизвестное лицо.
Эй! Ты как?
Берём.
Кого берем? Эй!
Всеслав кивнул в сторону:
Да любую. Какая разница?
Человек с незнакомым лицом снял фуражку и обернулся к напарнику:
Мозгоправа, что ли, ещё вызвать?
В голове Всеслава звучала неизвестная мелодия. Он попытался идентифицировать её, когда понял, что это грохочет отходящий поезд с близкой платформы Библиотека Ленина. Он потряс головой и потёр лоб. Рука была мокрой. Он взглянул на неё с пальцев капала кровь.
Не бойся, не твоя, услышал он незнакомый голос. Твоя из носа льёт.
Всеслав вдруг вспомнил, что, кажется, началась драка. Он посмотрел на полицейских и спросил:
Где они?
Эге, да ты на поправку, кажется, пошёл, сказал тот, что сидел рядом с Всеславом на корточках и поднялся. Вот они. Любуйся.
Оба полицейских шагнули в стороны как почётный караул и Всеслав увидел поле боя.
Сам он сидел в центре некоего круга, где лежали вповалку тела, над которыми колдовали врачи скорой, дальше он увидел стоящих зевак, мелькнул букет цветов в руках у девушки. Она смотрела на него со смесью ужаса и сострадания, и её крепко обнимал молодой парень.
Всеслав огляделся вновь. Всюду алела кровь. Он испугался по-настоящему, глубоко и искренне, не наделал ли он страшных бед и рывком поднялся на ноги. И сейчас же пошатнулся, так что его подхватили полицейские.
Ну-ну, парень. Легче. Ты-то вроде цел, врач тебя первым осмотрел.
Всеслав этого не помнил, но откуда-то чётко знал, что цел. Из носа сочилась кровь, болела скула, костяшки пальцев рук, левый локоть, правое бедро. Но всё это были пустяки.
С ними-то что? он повёл окровавленной рукой по груде тел.
Что с гопниками, док? обернулся один из полицейских к врачам.
Живы. А так: переломы, гематомы, сотрясения мозга. Сочетанные травмы. Ещё вывих один. Врач был седеющий мужчина средних лет. Он с любопытством смотрел на Всеслава и спросил: Чем занимаетесь, молодой человек?
Ничем. Работаю в командировках, Всеслав ещё не полностью пришёл в себя. Доктор усмехнулся:
Ну-ну. Доброй охоты всем нам.
Всеслав заметил на полу в луже крови блестевший нож. Повёл глазами и увидел в руке одного из поверженных бойцов ремень с тяжёлой бляхой. Нервно переступил с ноги на ногу, под подошвой что-то звякнуло. Он посмотрел свинцовый кастет обрамляла очередная лужица крови.
Я Всеслав поперхнулся. Я не помню ничего.
Один из полицейских разгонял небольшую толпу зевак, врачей стало больше: они грузили поверженных бойцов на носилки и таскали в сторону эскалатора.
Ну пойдём, посмотрим вместе, добродушно сказал полицейский и кивнул парню и девушке с букетом: И вы пройдёмте, свидетелями будете.
В тесной каморке опорного пункта на «Боровицкой» на стене висели ксерокопии невнятных лиц, объявленных в розыск, пустел тёмным нутром «обезьянник» за выкрошенной зелёной краской решеткой, а в углу мерцал монитор камер наблюдения. Всеслав кое-как умылся в закутке, где была уборная и раковина с водой, вытерся куском вафельного полотенца, которым пожертвовал для него один из полицейских, которого его коллега называл Пашей. Второй позвал:
Милости прошу.
Все, включая молодую пару, уже сгрудились у монитора, где на паузе замерла часть перехода, и был виден внизу краешек платформы «Библиотеки имени Ленина», вид сверху. Всеслав в волнении стал рядом и запись ожила.
Вот он поднимается по ступенькам, позади видна парочка: парень и девушка с букетом, которых он тогда не заметил. В углу экрана светились цифры московского времени. Вот он замедляет шаги, становится спиной к стене и тут из-под нижнего края экрана влетает в кадр сразу несколько человек. Всё как в жизни, в кино бывает эффектнее. Налетают остальные, без разбора пытаются ударить Всеслава, мешают друг другу. Он сперва отвечает, но шквал ударов крепнет, Всеслав пригибается, закрывая ладонями голову и локтями пытаясь прикрыть бока. Его совсем уже не видно за мельтешащими бойцами. В углу экрана, ближе к ступеням, замерла парочка с букетом. Всеславу стало страшно за себя того, кого били на экране. И не успел он подумать, что за чудо случилось, раз он стоит сейчас целый и не слишком повреждённый, как на экране что-то неуловимо поменялось.
Вроде бы только что толпа бурлила вокруг согбенной фигурки, как вдруг сразу двое отделились от свары, отпрянув в стороны резко, один даже упал. Вот ещё один отскакивает прочь, видно, как толпа пропускает его, он вываливается из месива и оседает на пол. Кольцо толпы уже не так близко к человеку на экране Всеслав понимает, что это он сам, но не узнает себя. Человек на экране уже не в обороне. Он действует. Он настолько расширил поле боя, что легко и быстро перемещается на свободном пространстве и один за другим валятся его противники. Ведению боя несколько мешают металлические ограждения, делящие противоположные потоки пассажиров в часы пик, но тут уж ничего не поделаешь. Вот один из гопников подлетает довольно высоко и плашмя падает навзничь прямо на ограждение, чтобы после перевалиться через него и остаться лежать в кадре неподвижно и от того жутко.
Чёрт, не видно ничего бормочет напарник Паши. И действительно, слабосильная камерка не успевает фиксировать все мелочи боя. Не видно, как действует тот, экранный Всеслав. У него будто размыты руки, он быстрее своих противников в два раза, его удары точны до невероятности, молниеносны, сокрушительны. Нападавшие уже не нападают, они пытаются защищаться, но это бессмысленно, и они падают один за другим и больше не поднимаются.
Бляха муха, Брюс Ли нервно курит восхищённо шепчет парень и девушка толкает его в бок.
Тем временем на экране уже все нападавшие лежат. Фигура Всеслава стоит посреди этого зачарованного круга, пошатывается, потом медленно садится на пол и опускает голову. Видна далёкая лента прибывающего поезда, бегущие полицейские, нерешительно подходящие парень с девушкой. Букет в её руках напоминает скорбный венок.
Паша щёлкает мышью и экран занимает мозаика маленьких кадров виды с других камер наблюдения. Одна из них на улице у входа: видно, как в машину «скорой» грузят очередные носилки.
Опросили свидетелей («Вы уверены, что группа молодых людей была одной компанией?», «Вы видели, как они первые напали на потерпевшего?» «Хотел бы я быть таким «потерпевшим»). Составили протокол. Всеслав честно признался, что двоих из компании знает и поведал о драке в пивной. Затем протокол был подписан.
Полицейский Паша взглянул на часы, висевшие на стене:
Последний поезд ушёл. Так что придётся вам по домам на такси добираться.
Когда пара ушла, он сказал на прощание Всеславу:
Если до суда и дойдет, ты не волнуйся. Твоё дело правое. Мало этих гопников мутузят добрые люди. Всё больше они добрых людей. А ты молодец, он хлопнул Всеслава по плечу и подмигнул: А занимаешься-то всё-таки где?
Всеслав устало улыбнулся и неопределенно ответил:
Теперь уже нигде. Раньше занимался всяким. Вот, пригодилось.
Паша ухмыльнулся:
Зато мы-то какую бомбу на ютубе выложим. И он обернулся к напарнику: Да, Лёша?
Он не стал ловить такси. В залитой кровью футболке, с расквашенным носом и фингалом под набухшим глазом (всё это он получил в самом начале драки, до своего невероятного преображения) и разбитыми костяшками рук Всеслав выглядел страшновато. Он шёл тёмными улицами и радовался, что его никто не видит.
Когда он свернул с Ленинского проспекта в переулок, Шаболовка была уже недалеко. Он затрусил через дорогу наискосок, огибая какой-то автобус, стоящий на обочине, мыслями всё ещё будучи там, в метро, на платформе, когда в глаза ударили огни фар, и завизжали по асфальту шины. Всеслав непроизвольно прыгнул вверх, как только мог и сейчас же сел в лобовое стекло. Машина стала, и Всеслав кулём скатился по горячему капоту на асфальт уже без сознания измученный мозг отключился. И он уже не мог видеть, как воет гость с юга, то возвращаясь к своей классической «пятерке-баклажан» с разбитым лобовым стеклом, то склоняясь над жутко обезображенным парнем у колеса и набирает на мобиле номера «скорой» и полиции, и воет, воет, воет от ужаса и тоски