Мужчина, похожий на Моцарта сказал:
Даша и Юра! Дети мои! Сделаем перерыв в винопитии! Хотя в этом мире заниматься чем то другим, не слишком интересно! Но нужно! Садитесь! (Юноша и девушка сели на скамеечки). Вас, наверное, удивит, но я совершенно не жалею, что, покинув земной мир, я, Моцарт, превратился в Черта. Вернее, меня превратили. Знаете, за что? За то, что я в земной жизни доставил людям очень много радости. А это, по здешним меркам, большой грех. Нужно много работать, чтобы получить прощение. Но если я его получу, я не уйду отсюда. Мне здесь интереснее, чем на земле. Сейчас я расскажу вам, чем я занимаюсь, и почему вы оказались рядом со мной. Вы были самой известной балетной парой мира, вас ждали миллионы! Видеть вас считалось счастьем! И вы стали кое-кого раздражать! Машина, на которой вы ехали на выступления, была в полном порядке, но мотор ее неожиданно взорвался! И вот вы сидите напротив меня!
Даша. Господин Моцарт, вы говорите нам страшные вещи! Вы не можете объяснить, что это все значит?
Моцарт. Могу! Разве плохи были фрукты и вино, которыми я вас угощал?
Даша. Господин Моцарт, не мучайте! Мы только что из огня!
Моцарт. Тогда слушайте! Вы думаете вашей страной управляют крокодилы, анаконды, и суслики в звании министров? Ошибаетесь! Вами управляю я! Объясняю! Мне нужно, чтобы страна страдала! Вся! И она страдает! Почему? А потому что я превратил ваше руководство в орудие моей охоты! Они пешки! Я отнял у них разум! Они делают все, что мне нужно, не понимая, чем они занимаются! А занимаются они истязанием своего народа! Страдает он долго, невыносимо! И в результате его страданий ко мне на кухню постоянно поступают тонны народных несчастий, объединенных в эмоционально- энергетический ком! Из него мой повар Драго делает пищу и рассылает ее по нашим подземным царствам! Мы, подземные тоже нуждаемся в еде! И нас миллиарды!
Из домика выходит черт Драго Огромный, рыжий Заспанный
Драго. Шеф! Прибыли 250 тысяч тонн людских страданий. Что делать с ними?
Моцарт. Сделай их них паштет, сырные палочки и молочное желе Мне уже звонили Интересовались!
Драго. Слушаюсь! (Уходит).
Даша. А что будем делать мы, господин Моцарт?
Моцарт. Вы, дети мои будете варить компот и варенье из человеческих слез!
Даша. Мы?! Никогда!!
Моцарт (страшным голосом). Никогда!?!? А ну- ка, идите ка сюда, бывшие звезды балета! Услада глаз человеческих! (Сам подходит к Даше и Юре, обнимает их, и проваливается с ними куда то в глубину. На месте их исчезновения вспыхивает огонь, потом валит дым, и через несколько секунд они появляются на поверхности.)
Моцарт. Ну что, Даша, никогда?!
Даша. Буду, буду, буду! Все, что хотите буду! (Плачет. Платье на ней обгорело. Косметика на лице, черно- зеленого цвета).
Моцарт (Юре). А ты?!
Юра. Сделаю все! Вы меня убедили!
Моцарт. Драго, неси книгу!
Из дома выходит Драго, с огромной, толстой книгой в руках. По книге едва заметно пробегают зеленые огоньки.
Моцарт. Смотрите! (Прокалывает свой палец, из него каплет кровь). Моей кровью подпишите договор о полном и безоговорочном подчинении и служении темным силам!
Даша. А чем подписать?
Моцарт. Окуни свой пальчик в мою кровь и пиши «Даша!», и ты, Юра, сделай тоже самое!
Даша и Юра подписывают договор.
Моцарт (отбрасывает книгу). Темные силы не победимы! Праздник!
И Моцарт, и Даша, и Юра превращаются в страшных, черных чертей и начинают носиться над поляной.
Моцарт. Праздник! Всем радоваться!
Деревья ожили! Из них вылезли страшные, уродливые головы! Засвистели, завыли, заквакали! Взлетели в воздух! И все это смешалось в огромный черный смерч, прорезаемый молниями!
Я дрожал. Из моего дерева полезли черви, трехголовые человечки, крохотные динозавры. Все они пели и плясали. Появился Мясницкий, он схватил меня за шиворот, и мы взлетели в небеса.
Солнце! Свет! Мы висим в золотом шаре! И мы спасены!
Мясницкий. Ты все понял?
Я заорал, что понял все!
Мясницкий. Ты хочешь домой?
Я. Нет!!! Совершенно! Отнесите меня куда угодно! Только не туда!
Мясницкий. Я знаю, куда тебе надо! Закрой глаза! (Я закрыл). Теперь открой!
Я открыл. Мы стояли на площади старинного города. Шла торговля, толпилось множество веселых, румяных людей. Пахло розами, свежим хлебом и навозом.
Мясницкий. Это Германия, город Любек, 18 век! Иди по этой улице и войди в первый попавшийся кабачок! Там твое счастье!
Мясницкий исчез. Я пошел по городу. Он был один из тех, в которые я всегда мечтал попасть. Готика, улыбчивые прохожие. Добродушные стражники, верхом. В конце улицы я увидел кабачок. Над входом была надпись: «Крепкое пиво и сочная свиная ножка!». Я вошел. Кабачок был совершенно пуст. Широкие, длинные столы из дуба, такие же скамьи. Из за занавески вышла девушка и подошла ко мне. Ласково улыбаясь, она спросила:
Какого пива желает господин сочинитель?
Она была так красива, так женственна, и обворожительна, что я не выдержал и заорал:
Пушкин, старина, ты не прав! На свете счастья сколько угодно! А вот покоя и воли нет совершенно!
Хотя в данном случае, я о «покое и воле» забыл навсегда.
ВОДЯНАЯ КРЫСА
Я проводил гостей до калитки, и постоял там немного, прислушиваясь к их голосам Расходились они шумно, весело, и очень неохотно. Кто- то предложил идти купаться «голышом и всем вместе», кому то загорелось посидеть на крыше, кого то потянуло в лес «к очаровательным нимфам и дриадам». Наконец то стало тихо.
Над черным, неподвижным и как будто очарованным лесом, низко висела огромная, пугающе красная луна
Казалось, что внутри ее, прозрачной и гладкой, льются, льются, и никак не могут остановиться, густые, плотные массы багровых дымов Или нет, больше она похожа на слепой глаз какого то злого бога, вытаращенный в припадке дикой ненависти
Ужасная вещь, луна! подумалось мне.
Что то зашуршало. Я опустил голову, посреди дороги сидела большая, мохнатая, собака и смотрела мне в лицо. Черная морда в темноте казалась безглазой Мне стало жутко. Я бросил сигарету и пошел в дом, пытаясь понять, зачем вся эта чертовщина портит мне вечер.
Андрей Иваныч! тихо позвал кто то
Я обернулся. У калитки, сгорбясь, стоял профессор Антонович, мой недавний сосед по даче.
Простите меня, ради бога, дорогой Андрей Иваныч, смущенно забормотал он, входя в комнату:
Вы, наверное, спать хотите, а я опять приперся Сердитесь на меня? и улыбнулся так жалко, так растерянно, что я мгновенно перестал злиться и сказал, что всегда рад его видеть.
Он усмехнулся и сказал басом:
Да уж Рады Какая там радость
И тут же быстро и взволнованно:
Вы видели, какая луна? Ужас! Совершенно не могу один находиться, когда такая луна! Лег в постель и не мог уснуть. Тревожно как то словно жжет через крышу!
Я предложил ему выпить. Он закивал: Да, да, да И вытянул из кармана бутылку коньяка. Я засмеялся, и спросил, как ему удалось так ловко положить в карман бутылку, что ее и не видно.
Он нахмурился:
Никакой ловкости. Просто я основательно худею, и одежда болтается на мне, как на вешалке
Он нахмурился еще гуще и прибавил тихо:
Жизнь коротка, слишком коротка
Я разлил коньяк. Антонович мрачно посмотрел в окно, где на темно синем фоне неба, трагически изламываясь, чернели ветви яблонь, потом на коньяк и неожиданно весело пробасил:
Все! (хлопнул ладонью по столу) Амба! Хватит нудить! Лучше выпьем! Хотите я вам кое что расскажу? и, склонив к плечу голову, лукаво всмотрелся в меня. Разумеется, я согласился слушать.
Ни черта вам не хочется меня слушать, дорогой мой, ни черта! Но, поскольку есть коньяк, а луна дикая, а вы терпеливы, я все таки заставлю вас выслушать кое что!
Он жадно и рассеянно выпил коньяк, помолчал Я тоже молчал, пытаясь понять, на кого он сейчас похож: рост гигантский, плечи костлявые и широкие, на голове громадной и тяжелой, остатки седых волос, как перья Подбородок остро торчит. Щеки впали. Углы прямого, крепко сжатого рта безнадежно опущены. Глаза, черные, острые, смотрят из под очков, грозно и скорбно