По пути Вика думала, как начать разговор, чтобы не обидеть Ольгу Арнольдовну, если объяснение окажется тривиальным. Или не спугнуть возможного, пусть не преступника, то соучастника, если что-то в этом все-таки есть. В свете последних новостей все казалось крайне подозрительным. Но так ничего и не придумала, поэтому с порога выпалила:
Ольга Арнольдовна, а откуда у вас взялись сумки? Вика учащенно дышала, то ли от быстрой ходьбы, то ли от волнения. Я ведь помню, вы приехали с одним рюкзачком и несколько раз подчеркнули, что только заезжаете. А когда мы вошли к вам, на пороге стояли неразобранные сумки.
Ольга Арнольдовна внимательно посмотрела на Вику. Ее серьезный взгляд не выражал ни испуга, ни трепета, лишь легкий упрек.
Вика, тебе не кажется, что, задавая такие вопросы, ты можешь вторгаться в чью-то личную жизнь? она говорила спокойно, с достоинством, но без нажима, и Вика смутилась. Я уверена, что у тебя есть причины задавать мне эти вопросы, отвечать на которые я не обязана. Тем не менее я поясню. Ольга Арнольдовна подошла к окну и стала всматриваться куда-то вдаль. Я действительно приезжала накануне вечером и привезла с собой все эти сумки. Незадолго до того, мне позвонил Захар Иванович и уточнил, когда я приеду сюда. Он хотел о чем-то поговорить со мной, она помолчала, подбирая слова. Сказал, что хочет со мной кое-что обсудить, но не вдавался в детали, сославшись на то, что это не телефонный разговор. Я приехала поздно, было уже темно, поэтому я сразу направилась к нему. Калитка была не заперта, поэтому я вошла без задней мысли. Я подумала, что Захар Иванович специально оставил ее открытой, так как ждал меня. И тут я услышала стоны из беседки. Захар Иванович с кем-то занимался непристойностями.
Сексом что ли? переспросила пораженная Вика.
Им самым, подтвердила Ольга Арнольдовна. Захара Ивановича я хорошо разглядела, а вот кто была та женщина с ним не поняла. Возможно, что не из нашего дачного поселка. Но точно не жена.
Почему? уточнила Вика.
Потому что, как я слышала, его жена уже много лет прикована к постели и не встает. Она инвалид, за ней ухаживает сиделка. Когда я поняла, что нахожусь в пикантной ситуации, мне стало неловко, и я потихоньку ушла, я бесшумно хожу. А когда уже почти вышла, то зацепилась за что-то и услышала возглас с их стороны: «Кто здесь?». Разумеется, я не стала обнаруживать себя и вообще постаралась скрыть факт того, что приезжала тем вечером. Мне было очень стыдно, что я помешала им. Поэтому я вернулась в свою квартиру, а на дачу приехала на следующий день с одним рюкзачком. Она снова помолчала. Я не осуждаю Захара Ивановича, он еще достаточно молодой мужчина и должен удовлетворять свои потребности, раз жена не в состоянии ему этого дать. Он вправе жить так, как считает нужным. Я просто не хотела, чтобы он знал, что это я явилась случайным свидетелем его амурных дел. И уж тем более мне не хочется становиться источником сплетен. Ольга Арнольдовна сделала ударение на последнем слове и строго посмотрела на Вику.
Я тоже никому не скажу, пообещала Вика. Это, действительно, его личное дело. Тем более в такой ситуации жену не оставил, сиделку ей нанял, сам дачей занимается. Что в этом такого? Другой бы развелся давно, да снова женился на нормальной, здоровой, то есть. А он молодец, не бросает.
Вика все еще раздумывала над словами Ольги Арнольдовны. Она рассказала все настолько искренне, что не было повода сомневаться в правдивости ее слов. И это так в ее характере быть деликатной и никого не смущать. Теперь понятно, почему Ольга Арнольдовна так не хотела заходить без спроса к Валентине Дмитриевне вдруг опять окажется в неудобной ситуации. Внезапно она поймала на себе вопрошающий взгляд Ольги Арнольдовны и поняла, что настал ее черед давать пояснения.
Федор Григорьевич умер, сообщила Вика.
Ох, как жалко! воскликнула Ольга Арнольдовна.
Мне тоже, перебила Вика, но я сейчас не об этом. В смысле, я же пришла к вам с вопросами, и мне кажется, что здесь не все чисто, она собиралась с мыслями, Ольга Арнольдовна терпеливо ждала продолжения. Помните, в тот день, когда вы приехали, я потеряла одного из котов. Мне не спалось и ранним утром я вышла их поискать. Лелек был перепачкан чем-то малиновым, а потом умер. На столе у Валентины Дмитриевны было разлито варенье и его следы в виде кошачьих отпечатков тянулись по подоконнику, окно было открытым. Что, если варенье было отравлено, и Валентина Дмитриевна из-за этого умерла? Коты залезли через открытое окно. Лелек испачкался в варенье и стал вылизываться, поэтому тоже умер. А Болек лишь немного зацепил, поэтому выжил. А еще Федор Григорьевич накануне вечером заходил к Валентине Дмитриевне на чай. Маша сказала. Но только он через три дня тоже умер. Возможно, ему меньше яда попало или он крепче здоровьем был, Вика посмотрела на соседку в ожидании ее вердикта.
Звучит вполне логично, задумчиво ответила Ольга Арнольдовна. Вероятнее всего речь идет о случайном отравлении. Представить себе не могу, что кому-то понадобилось специально их травить. Скорее всего отрава как-то попала в варенье, и все они стали жертвами этой роковой случайности.
Наверное, нехотя согласилась Вика, которая уже успела почувствовать себя в роли детектива и жаждала разоблачения неведомого преступника.
Я думаю, тебе не стоит пока рассказывать об этом больше никому, тоном, не терпящим возражений, сказала Ольга Арнольдовна. Посуди сама. Если это несчастный случай, то легче ты никому не сделаешь. Умерших уже не воскресить. А если за этим кто-то стоит, во что я, честно говоря, не верю, то тем более не нужно привлекать к себе внимание. Преступник опасен, и если один раз пошел на преступление, что может остановить его от следующего? Давай лучше посмотрим, как будут развиваться события дальше.
***
Шел одна тысяча девятьсот сорок второй год. Лето в селе Симоновка выдалось жарким и удушливым. Раскаленное солнце нещадно палило, грозя засухой и неурожаем, будто мало было трудностей и лишений в разгар беспощадной войны. Симоновка была в глубоком тылу, далеко от линии боевых действий, но и здесь было не до излишеств весь провиант, фураж и любая сельскохозяйственная продукция отправлялись на фронт.
Раздольные широкие поля еще недавно стояли поросшими густой травой, а сейчас были гладко выкошены. Копешки и стога свежего сена аккуратными холмами виднелись повсюду, куда ни кинь глаз.
Под одной скирдой, укрываясь в ее тени от палящего солнца, лежали двое, совсем молоденькие паренек и девушка. Их рабочие инструменты, вилы да деревянные грабли с частыми зубьями, находились неподалеку, свидетельствуя о проделанной работе и заслуженном праве на отдых.
Девушка лежала на спине с закрытыми глазами и улыбалась, а парнишка разместился на боку рядом с ней и травинкой щекотал ее веснушчатое лицо.
Ну будет! воскликнула она и засмеялась. Будет, я сказала. Федька, перестань, щекотно же, она открыла глаза и долгим взглядом посмотрела на него.
Настька, какие у тебя глаза красивые! Ну чисто васильки, восхитился Федька.
Нравятся? А ты женись сначала, а потом уж любуйся, она озорно высунула язык и соскочила с належанного места.
А вот и женюсь! подскочил вслед за ней Федька и встал напротив нее, всем видом показывая серьезность своих намерений.
Женилка пока не выросла! Кто тебе в шешнацать разрешит свататься? Настя игриво поддразнивала своего ухажера.
А я через два года на тебе женюсь. А до тех пор никому тебя не отдам, путь только кто посмеет глянуть в твою сторону!
Ой, не могу, жених, выискался, смеялась она. Вот через два года и поговорим.