Мистер Алекс, обратилась миссис Робинсон к мальчику, не знаете у вас есть какие-нибудь пейзажи, зарисовки вашего родового поместья? Мне бы очень хотелось привнести часть вашей истории в картину. И, конечно же я буду это делать с позволения вашего родителя.
Мы спросим у папеньки, ответила за брата Анна, А еще у меня есть несколько моих картин. Я сама их писала
О, юная леди, это будет большая честь для меня, сказала художница.
Миссис Робинсон посмотрела на эскиз, на мечтательную Анну, на преданно-смотрящего прямо на неё Алекса
«Даже если не заплатят эти дети уже оплатили все счета взрослых своими теплыми, наивными, добрыми сердцами».
ПОКЛОНЕНИЕ ВОЛХВОВ
Я беру из ящика папку с отцовскими работами. Бережно и осторожно, так будто это слюдяная паутина, выполненная великим творцом. Я это знаю. Потому что только так можно и должно расценивать знания, оставленные нам родителями, учителями.
Как можно спокойно взирать и не осознавать величие и мудрость своего родителя, оставившего в наследство свой труд, что кормит семью сейчас, а после будет кормить внуков и правнуков.
Как это было мудро с его стороны сделать копии созданных и востребованных работ! Ведь только «Деревенскую свадьбу», если верить бабушке, отец продал раз десять. Какое счастье эти кальки с картин, оставленные им! Без них пришлось бы тащиться и сидеть, кропотливо копируя его работу, под недовольное сопение церковного служки. А так берешь подходящую доску, грунтуешь её и переносишь контур воистину это достойное отца-художника наследство!
Это моя первая, большая копия. «Тётушка Майкен», как мы с братом называли свою наставницу и любимую бабушку, впервые доверила мне сделать копию отцовской картины.
Копирование миниатюр, работа с мелкими деталями, а также любовь к гармонии во всём это то, с чего начинались наши уроки после того, как мы освоили наброски. Тончайшими линиями мы выводили крохотные оперения на крыльях миниатюрных иволг и жаворонков.
Тёплая рука погладила по голове:
Не волнуйся, Питер, у тебя всё получится, голос бабушки величественный и спокойный, это так же, как скопировать птичку. Ты ведь уже делал копии на картоне.
Да, бабушка, соглашаюсь я, уверенный в своих силах, хотя и чувствую лёгкую дрожь в руках, у меня всё получится.
Закрепив картон кальки на покрытой грунтом доске и стараясь дышать как можно ровнее, я достал склянку с угольным порошком. Мягкой кистью нанес его по поверхность, а затем также бережно ссыпал излишки обратно в пузырёк, плотно его укупорил и поставил в нижний ящик стола. Теперь можно вздохнуть спокойнее на загрунтованной доске останется едва уловимый рисунок. Чтобы не ошибиться, я уже воспроизвел его на другом картоне и обвел карандашом.
Молодец, малыш, сказала «тетушка». Знает ведь прекрасно, что меня раздражает это её «малыш» мне уже пятнадцать, и я многое умею.
Кальку можно снимать? деловито бася, спрашиваю я, делая вид, что не обратил внимание на «малыша».
Да, конечно, малыш, только помой прежде руки пыль ужасно въедливая.
Понимая шутливое настроение бабушки, я умываю руки вода действительно потемнела, а значит, эта чернота пятнами расползлась бы по всей картине. При работе с миниатюрой это не заметно, а с такой большой доской я работаю впервые.
Ваш отец, считал, что рождение ребенка есть рождение Бога. Это великое Чудо появление новой жизни. Но сколько верных Господу христиан думает также? Посмотри на свой картон. Видишь сколько, по-настоящему, знающих, пришло поклониться Ему. А теперь бери кисть и обведи крыши домов. Возьми свинцовый, серый пусть это будет небо.
Запах свежей краски всегда вызывал у меня приступы эйфории, внутреннего стремления быть похожим на отца. Странно я почти не помню его лица. Только радость, восхищение и пьянящий запах очередной картины. А потом он ушёл. Мама говорила, что он уехал выполнить какую-то большую работу, сначала. Потом, когда мне исполнилось пять лет, они с бабушкой привели нас на кладбище. Холодное, ледяное одиночество сковало меня тогда. Руки, ноги отказывались слушаться и только ласковый, добрый, теплый голос бабушки помог вернуться домой. А потом она научила его с братом рисовать.
Вот замечательно ты хорошо справляешься, говорит «тётушка», своей рукой поправляя некоторые мазки, видишь это даже проще чем на миниатюре!
Да, бабушка, отвечаю я, покрываясь испариной напряжения, Только немного устал. Волнуюсь. Никогда так не волновался.
Она вновь гладит меня по голове и продолжает рассказ о картине
Слева рождение Бога и несколько волхвов, знающих о том, кто именно родился, в остальной части бурлит жизнь, большинство, те, кто не заметил этого события. Только справа, на подпорках, чтобы не рухнуть видна стена опаленного междоусобицами храма посвященного деве Марии ирония жизни. Люди не научились говорить между собой, но считают возможным чего-то требовать от Бога.
А почему они не видят Его рождения? спросил я, искренне удивляясь композиции, составленной на картине отцом, Ведь это же Бог рождается в образе человека! Это ли не чудо?
Люди привыкли к одинаковой размеренности, к тому, что зимой холодно, а летом жарко. Нет ничего удивительного в осеннем дожде и весенней распутице. Обычность скучна и надежна, а вера, «тётушка» задумалась, Вера требует жертвенности, подвига. Поэтому крик новорожденного стал привычным событием. Люди забыли, что каждый новорожденный ангел, ибо безгрешен и чист. В нем нет этого пресловутого «знания человеческой натуры», нет лжи, предательства ничего. Всё это появится позже, с годами тяжелой учёбы жизнью, чтобы в её конце понять, что ты учился не тому.
А чему надо учиться? спросил я в замешательстве.
Учиться своему делу. Всю жизнь. Открывая с каждым шагом величие Создателя. Рассказывая о красоте Его творения своим делом
Я смотрел на тонкие линии, образованные угольной пылью, и видел жизнь. Вот крестьяне рубят сучья с поваленного бурей дерева, стражники волокут пленника, погонщики отгоняют зевак от каравана, толстая баба с сыном тащат огромные ведра с водой из проруби, а вот мальчишка тянется к вмерзшему в лед бревну, его отец держит привязанную к поясу сына веревку. Только справа от всей этой суеты высятся опаленные пожаром развалины. Их держат деревянные подпорки будто старик с клюкой. Они угрюмо взирают на весь этот хаос в ожидании смерти.
Да, отец показал всю жизнь человека, даже отсутствие проявления Веры и восхищения окружающей красотой.
ГРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
Весенний ветер постукивает в окно, солнышко пробивается сквозь облака, грачи с криком и гамом строят гнезда на берёзе. Скоро совсем будет тепло. Снег почти сошел. Хорошо. Тепло. Радостно.
Жаль на двор не выйдешь слякотно. В лаптях застынешь, валенки намокнут. Приходится ждать. Скорей бы уж дороги подсохли.
Васенька, сынок! Василий Савватеевич, всё более требовательно звала мать, Хватит глазеть в окно. Доставай свою учёбу, книгу ещё раз прочти. Сейчас отец придет, проверять будет. Слышь? Вот розги-то по тебе плачут.
Тятенька отродясь розгами не пользовался, тихо ответил вихрастый мальчуган в длинной рубахе и старых валенках на босу ногу, Говорит, мол ты, я то есть, наследник мой, должен ввысь расти, а не скакать. Уму набираться, а не транжирить его попусту.
Вот и не транжирь, учись. Выучишься, может меня чему научишь.
А что бы ты хотела?
Мать вытерла после стряпни руки о полотенце на плече и подошла к сыну.
Вы с отцом такие умные. Вон какие книжки толстенные читаете и все разные, а я только одну и видела «Закон Божий». Да и ту давно уж не читала.
Хочешь мы с тобою азбуку почитаем?