Вот так просто?
Конечно.
А он меня услышит, вдруг усомнился Варфоломей.
Услышит. Давай вместе помолимся, а ты, вместе с молитвой рассказывай, сказал старец, и начал медленно, будто он и не молится, а неторопливо разговаривает, Отче, наш
Варфоломей не отставал. И если, поначалу, повторял за старцем, то вскоре увлёкся, и слова стали наполняться неведомым до этого смыслом, образами, а он просто рассказывал обо всём кому-то очень любящему его. Сердце стало биться медленнее, тише, а сам он таял как воск от чудесного тепла, разливающегося по всему телу.
«Но избави нас от лукавого», окончил молитву старец.
Варфоломей также умолк восхищённо глядя куда-то далеко, куда-то высоко, над верхушками деревьев.
Ему казалось, что, он словно птица-молния летел над землёй и видел каждого, чувствовал каждую боль, каждую радость людей внизу, а на сердце у него самого было легко и жарко.
Вот тебе просфора, сказал, старец прямо у него над ухом, будто бы летел рядом с ним, съешь её и учение твоё станет успешным. Ты превзойдешь и сродников, и товарищей своих. Веруешь ли в это?
Верую, ответил Варфоломей, неожиданно и плавно спустившись на пригорок.
СВИДАНИЕ
Павел Матвеевич смотрел на мать, но мысли его были далеко. Глубоко в памяти, в родном селе, там, где петляет среди лугов и соснового бора речка, в которой они мальцами мечтали поймать хитрую щуку. Оттуда он, перепрыгнув настоящее, мчался на всех парах в будущее.
Подмастерье каретника видел себя владельцем ямской слободки, собственником всех этих колясок, ландо и экипажей, которые он будет сдавать в наем извозчикам. Хозяином добротных лошадей и уважаемым человеком. Все эти хитроватые и недалекие возницы, каждый будет нести плату за его имущество. Все от «ванек» до «голубчиков» и «любезных».
Ремонт дело прибыльное главное были бы руки. А уж это у него уже имеется наработал. От простейшей телеги до лёгкой, воздушной пролетки, от грубого шарабана до сверкающего лаком и пахнущего свежими кожаными сиденьями ландо. А один раз и в генеральской карете рессоры менял.
Сперва он заведет себе каретный сарай. Затем пару колясок. Он тут видел одну, продавали за рубль хлам, смотреть не на что. Но, если руки приложить, можно было бы заработать. Рубликов двадцать-тридцать. Не меньше. Вот ещё три месяца и конец ученичеству. Он сдаст экзамен и сможет работать самостоятельно. Сперва в деревне все телеги на ход поставит, инструмент новый купит и в город. Надо будет узнать кто из его приятелей в кузне учился оси ковать дело мудреное.
Пашенька, сынок, смиренно сказала мать, Тяжко нам будет. Тятенька твой опять захворал. Две недели как не встает. Дохтур сказал, что уж и не встанет. Ты теперь глава дома.
Резкий запах лака и новой кожи, цоканье, удары молотка, сонная брань мастера все было там, за обмазанной, почерневшей от копоти штукатуркой, дощатой стеной.
Машка замуж не собирается? спросил Павел Матвеевич, слушая усталое сопение матери.
Да, куда ей замуж-то? Приданного нет, дохода нет.
Ты, скажи ей пусть как можно живее ко мне приедет, потолковать надо.
Совсем взрослый стал, городским. Смотрит сурово, молчаливо. Слова не вытянешь. Исхудалто как.
А ты ж, когда домой-то?
Маменька! Осталось всего три месяца ученичества. Сдам экзамен получу бумагу. Смогу лавку открыть или такую вот мастерскую.
А Машка-то тебе на что понадобилась?
Господин тут один заходил, приличный, у него дом за городом, каменный, в деревне какой-то. Так вот он прислугу ищет. Меня звал в работники, да кухарку и чтоб по дому прибиралась.
И не боязно тебе сестрицу свою на работу отправлять.
Да, всё лучше, чем с бабами на лавке семечки лузгать.
Агафья Тихоновна сидела на табурете и не могла шевельнуться. Её малютка, усталый, измученный, рано повзрослевший. Держал в руках тёплую кулебяку и никак не осмеливался откусить.
Вот что, маменька, сказал Павел Матвеевич, я спрошу Степана Архиповича, может отпустит. Как-никак служили вместе с тятенькой. Вернусь отработаю.
Спроси, Пашенька, спроси. Авось не откажет.
За стеной что-то громыхнуло, сонная брань сменилась воплем, Агафья Тихоновна, вздрогнула и, прикрыв рот, охнула.
Рессора соскочила, невозмутимо сказал Павел Матвеевич и впился зубами в хрустящую корочку, ароматной кулебяки.
ДЕТИ С ПОПУГАЕМ
Так, крошки не крутитесь. Сейчас мадам артистка будет писать ваши портреты, пышная нянюшка именитых отпрысков рассаживала детей.
Её корявый французский и раздражал, и вызывал в памяти тёплые воспоминания одновременно.
«Интересно почему русские так не любят учить другие языки?»
Дети готовы, мадам. Разрешите идти?
Вы свободны, сказала мадам Робертсон.
Совсем юные, но уже одетые в соответствии с титулом детишки с любопытством разглядывали её.
Добрый день, господа, сказала миссис Робертсон, Давайте знакомиться. Меня миссис Робертсон. А вас? Только прошу, не вставайте.
Госпоже артистке очень понравились эти детки. Было в них что-то родное, что-то мягкое и ранимое.
Неясное предчувствие беды, вот уже месяц тревожило её сердце, а, увидев этих крошек, в душе вихрем закрутились воспоминания. Её, теперь уже взрослые, дети.
Вот они в колыбельках, вот они бегают по саду, вот сидят над своими первыми буквами Как же давно это было!
Мистер Алекс и мисс Анна, гордо сказал мальчик на прекрасном английском.
Если у него акцент и был, то почти незаметный.
У вас прекрасные учителя, мистер Алекс. Вы замечательно говорите по-английски, сказала миссис Робертсон, быстро делая набросок, А вы, мисс Анна, знаете английский?
«Ох, какой изящный поворот головы! А взгляд»!
Да, конечно. Папа говорит, чем лучше знаешь язык, тем будет легче понимать других людей.
«Ах, как замечательно! Какой дивный, мягкий голос нежный и уверенный. Настоящая леди, приглашенная ко двору».
Это абсолютно верно, мисс Анна, сказала миссис Робертсон не отрываясь от наброска, А какие языки вы уже знаете?
Папа говорит, что придворной даме полагается знать четыре языка
«Придворной даме Милое дитя, при этом дворе я бы не советовала жить лесть и раболепие повсюду. Их величество недовольно чем? Бедные детки вы живёте в дикой стране, где покорность ценят более, нежели талант».
Но мне хочется сходить в зверинец, продолжала говорить Анна, Говорят, там есть разноцветные птицы.
Это, наверное, попугаи. Ты никогда не видела попугаев?
Только маленьких, у нашего дяди, губернатора, сказал Алекс, А она бы хотела посмотреть на птицу Робинзона Крузо. Анна её видела на картинке в книге.
«Ах, какая милая любознательность. Они очень дружны. Ну прямо-таки мои Джон и Агнесс или Уильям и Мэри».
К сожалению, здесь у меня попугая нет, но на картине я его обязательно напишу, сказала миссис Робертсон, погруженная в работу и лишь изредка глядя на детей, Расскажите, пожалуйста, откуда вы приехали, какая у вас там природа. Я раньше вас не встречала в Санкт-Петербурге.
Мы с папа, приехали вчера, начала мечтательно, припоминая образы, рассказывать Анна, Мы приехали из Богородицка. Там красиво. В имении поля, лес. Из окна виден монастырь. А тишина какая! Аж звенит. А на лугу кузнечики, васильки. А у графа Бобринского знаете какое озеро красивое!
Ваш отец очень мудрый родитель, сказала мисс Робертсон задумчиво ей внезапно захотелось домой, погулять по холмам, почувствовать пронизывающий ветер, а потом сидеть дома, у камина и вспоминать обо всех своих путешествиях.
«Пора начинать подводить итоги. Вот только соберу денег и выберусь отсюда. Довольно, русского радушия и гостеприимства. Им не нужна культура. Это по-прежнему дикая Азия утопающая в лесах и болотах. Сперва ты нужна как новая игрушка, но стоит высказать несогласие и тобой уже недовольны. А значит и платы за труды не будет. Надеюсь, эту работу оплатят здесь непомерно высоки цены».