«Мать с дочерью и отец», рассматривал семейные снимки Серафимы, Вареньки и Андрея Хмельницких помощник командира. «Муж должно быть на фронте, а жена с девочкой успели сбежать из дома, судя по тарелкам с остывающей на кухне кашей».
Мужчина подошёл к покрытому белоснежной скатертью столу, взял из стеклянной сахарницы одну конфету, снял с неё обёртку и сунул конфету в рот. Смакуя сладость, Фридрих зачерпнул из сахарницы целую горсть конфет и поместил их в карман своих армейских брюк. Далее помощник командира подошёл к широкому шкафу и распахнул его центральные дверцы.
Блуждающий взгляд мужчины скользнул по висящим в шкафу платьям, юбкам и сарафанам, а также мужским костюмам с рубахами, детской одежде и лежащим на верхней полке коробкам с туфлями. Не найдя ничего стоящего, Фридрих закрыл центральные дверцы шкафа и отворил боковые, за которыми располагались полки с полотенцами, платками, майками и постельным бельём.
«В этом доме есть хоть что-нибудь ценное?!» разочарованно вздохнул мужчина и вышел из спальни в детскую комнату, встретившую его односпальной кроватью, столиком с карандашами, книжным шкафчиком и деревянной лошадью-качалкой.
Выругавшись очередной неудаче, Фридрих зашёл в последнюю комнату и принялся осматривать мастерскую, внутреннее убранство которой состояло из массивного стола, одного стула, старой швейной машинки и вешалки с одеждой.
«Явно не мой день», опустил голову помощник командира. «Может толстяку Уве повезло больше?»
Мужчина тихонько приоткрыл дверь, ведущую в прихожую, и заметил в тёмной кладовке грузную фигуру набивающего едой рот рядового.
«Этот своего не упустит», завистливо ухмыльнулся Фридрих и вернулся в мастерскую. «Я не могу выйти к Уве с пустыми руками, повержено слушая его хвастовство очередным уловом. Нужно найти в мазанке хоть что-то ценное».
Не заметив в мастерской ничего подходящего, помощник командира проследовал через детскую комнату обратно в спальню и подошёл к шкафу, намереваясь осмотреть коробки с обувью на предмет спрятанных в них денег или украшений.
«Пан или пропал!» выдохнул Фридрих и вновь открыл центральные дверцы платяного шкафа, после чего громкий выстрел внезапно пронзил мужчину в грудь, заставив его упасть на колени и завалиться на бок.
Смерть помощника командира была мгновенной. Серафима осторожно выбралась из шкафа, с презрением взирая на тело застреленного ею солдата. Женщина была готова убить немца ещё в первый раз, когда тот открыл шкаф, если бы солдат принялся раздвигать скрывавшую её одежду. Когда же немец вернулся в спальню и повторно открыл дверцы шкафа, Серафима решила, что солдат что-то заподозрил, поэтому без раздумий спустила курок револьвера.
Увидев, как на простреленном кителе лежащего на полу немца неумолимо расползается багровое пятно, женщина с ужасом осознала, что убила человека. Сердце Серафимы бешено колотилось в груди, руки охватила мелкая дрожь, а в горле пересохло. Неудержимо поднимающуюся в сознании женщины волну паники свёл на нет неожиданный возглас товарища мёртвого солдата, который окрикнул того из кладовки.
Не дождавшись от Фридриха ответа, Уве недовольно выругался на помощника командира за то, что тот отвлёк его от царской трапезы, и нехотя вышел из кладовки.
«Видимо, Фридрих наткнулся на маленького мышонка и в страхе пристрелил того, пока грызун не цапнул его за тощую лодыжку», ухмыльнулся толстяк.
Рядовой зашёл в молельную и увидел через окно комнаты курящего у грузовика обер-лейтенанта вместе с вышедшим к нему из кабины машины водителем.
«Я нашёл полную еды кладовку, а чем ты похвалишься перед командиром взвода, трусишка Фридрих?» думал Уве, проходя через пустую молельную в спальню.
Обнаружив своего товарища неподвижно лежащим на полу комнаты, толстяк ошеломлённо застыл в недоумении.
«Как же так?» пытался найти разумное объяснение увиденному рядовой.
Собравшись с духом, Уве подошёл к Фридриху, осторожно перевернул того на спину и увидел на груди помощника командира залитое кровью пулевое отверстие, после чего нервно сглотнул и отступил назад.
«В доме кто-то есть!» снимая с плеча винтовку, успел подумать рядовой, прежде чем его спину пронзила кинжальная боль от прозвучавшего в спальне выстрела.
Уве пошатнулся, выронил карабин из рук и неловко опёрся ладонью о стену с фотографиями, после чего повернулся назад и в ужасе наткнулся на холодный взгляд Серафимы.
Два новых выстрела пронзили сытое брюхо толстяка, заставив мужчину рухнуть на пол. Убедившись, что немец больше не представляет опасности, женщина опустила пистолет и прочла в глазах смертельно раненного ею солдата невыразимый ужас.
Ещё пять минут назад Уве пировал в плотно набитой провизией кладовке, считая себя самым удачливым человеком на свете, а теперь грозная старуха с косой незримо отсчитывала последние мгновения его недолгой жизни. Рядовой рассчитывал встретить смерть лишь на склоне прожитых лет, однако, захлёбываясь ныне собственной кровью, ощущал неотвратимость приближающегося конца.
Когда взгляд немца неподвижно застыл, Серафима поспешила выйти из спальни в молельную и заперла за собой дверь. Поджилки женщины предательски тряслись, к горлу подступила тошнота, а перед глазами стояло лицо хрипящего кровью толстяка.
Смерть вражеского солдата не была столь же мгновенной, как у его товарища, запечатлев в сознании Серафимы неприглядность болезненного ухода человека из жизни. Прерывисто дыша и пошатываясь, женщина подошла к зашторенному окну молельной. Перед глазами Серафимы всё плыло и мелькало, будто она находилась в глубоком сне, который никак не хотел кончаться, лишь набирая обороты.
В следующую секунду женщина заметила у калитки своего дома автоматчика, который что-то нервно сказал водителю и спешно направился к крыльцу мазанки, сжимая в руках пистолет-пулемёт. Волна ужаса немедля привела Серафиму в чувства, заставив собраться. Женщина выбежала в прихожую, осенила крестным знамением непроглядную темноту кладовки и скрылась в мастерской.
Как бы переживающей за жизнь своей дочери матери не хотелось вбежать в кладовку и прижать к себе Вареньку, Серафима понимала, что преодолела лишь часть пути, самый тяжёлый отрезок которого начинался прямо сейчас. Воспользовавшись эффектом неожиданности, она убила двух солдат, которые не знали о её присутствии в доме. Теперь же на звук прозвучавших выстрелов в мазанку стремительно направлялся командир пехотного взвода Отто Вайс, по прозвищу «мясник Отто», без малейших колебаний готовый застрелить Серафиму и её пятилетнюю дочь.
Глава 6. Сигнальщик
Серафима заперла на крючок дверь мастерской и нервно прижалась спиной к стене в комнате Вареньки, сжимая в ладони шершавую рукоять «Нагана». Каждая секунда ожидания в воцарившейся в доме тишине казалась женщине невыносимой пыткой. Серафима сходила с ума от одной мысли, что, оказавшись в прихожей, автоматчик найдёт Вареньку в кладовке и отнимет у неё самое дорогое, что есть у матери.
«Где же ты, злой серый волк?!» мысленно обращалась к вражескому солдату женщина, едва сдерживаясь, чтобы не броситься к дочери.
Отто Вайс тем временем напряжённо стоял на пустом крыльце белёной мазанки, направив дуло пистолет-пулемёта в дверной проём, после чего поднялся по ступеням дома и зашёл в его прихожую. Обнаружив дверь мастерской запертой, командир взвода встал между входом в кладовку и молельной комнатой, попеременно держа под прицелом оба помещения. Затем Отто резко ворвался в молельную и, найдя комнату пустой, отступил обратно в прихожую.