Можешь представить себе, подстрелил её с пятидесяти метров?! обратился обер-лейтенант к Йенсу Мюллеру. Почему ты сам не стрелял, когда женщина вылезла из окна?
Я не важный стрелок, виновато потупил взгляд водитель.
Зато сигнальщик добротный, усмехнулся Отто, похлопав молодого мужчину по спине, после чего направился к дому Тараса Наумовича. Пойдём, посмотрим на нашу добычу. Сможешь добить её, если женщина ещё жива.
Нервно сглотнув, Йенс последовал за командиром взвода, стараясь не думать о доносящемся из кузова грузовика кудахтанье и хрюканье насмерть перепуганных выстрелами животных, пока жаркое июльское солнце украдкой выглядывало из-за плотных облаков.
Щебечущие птицы, стрекочущие кузнечики, летающие пчёлы и даже ползающие по земле муравьи воодушевлённо внимали дыханию лета, совершенно не замечая мужчин. Вся природа кипела цветущей жизнью, казалось, существуя параллельно миру людей, исполненному жестоким насилием и смертью.
У калитки дома Тараса Наумовича водитель заметил прошитое осколками гранаты тело одного из солдат. В десяти метрах от него у стены дома лежал второй солдат, застреленный в грудь. Тела ещё двух военных находились на крыльце и во дворе дома, один из которых был задушен, а другой застрелен.
Дитмар, Вернер, Пауль и Томас, понуро перечислил имена своих погибших подчинённых Отто. Тело Гельмута в доме, а Генриха в хлеву.
Это в одиночку сделал хозяин дома?! удивленно поинтересовался Йенс.
Проклятый старик оказался бывшим воякой, с неприязнью сплюнул на зелёную лужайку обер-лейтенант. Я нашёл в доме его ордена и армейские фотокарточки.
Да уж. Никогда не знаешь, где и когда настигнет тебя смерть, подходя к невысокой ручной колонке, заметил водитель и тут же пожалел о сказанном.
Отто окинул умывающегося холодной водой Йенса пристальным взглядом, и водитель не сомневался, что лежал бы сейчас среди других солдат, будь он частью пехотного отделения командира взвода. Однако, будучи водителем грузовика мотоциклетного полка, Йенс не испытывал вины за то, что остался жив. Он выполнил отданный его командиром приказ и доставил солдат на место изъятия продовольствия, а ведение боевых действий с гражданским населением не входило в прямые обязанности водителя грузового транспорта.
Не желаете немного освежиться? спросил Йенс обер-лейтенанта, желая разрядить обстановку.
Отто ответил хмурым молчанием и направился к лежащему неподалёку у забора неподвижному телу Серафимы.
Мёртвая, разочарованно промолвил командир взвода и опустился на колено, после чего вытащил из карманов платья женщины пистолет, документы и деньги.
Из этого «Нагана» она застрелила Уве с Фридрихом и ранила меня, пояснил Отто водителю, открывая барабан револьвера. Смотри-ка, у неё ещё оставалось два патрона, как раз для тебя и меня.
Обер-лейтенант засунул трофейное оружие себе за пояс на спине, спрятал в карман брюк найденные деньги и принялся внимательно изучать документы Серафимы, в то время как стоящий рядом Йенс невольно поёжился от пробежавшего по его спине холодка. Водитель понял, что убитая женщина могла застрелить его, когда он бросился сигналить к машине, но не сделала этого, потому как не желала ему зла и лишь пыталась спастись бегством.
Паспорт на имя Серафимы Хмельницкой и свидетельство о рождении её дочери Варвары, которую в доме я не нашёл, подытожил Отто.
Может, ребёнка не было в доме? пожал плечами Йенс.
Женщина не стала бы убивать Уве и Фридриха, рискуя жизнью из-за еды или украшений, покачал головой командир взвода. Она ранила меня в плечо и могла попытаться добить, но вместо этого сбежала на улицу. Думаю, она хотела, чтобы мы погнались за ней, и её дочь беспрепятственно покинула дом, в котором до сих пор укрывается.
С этими словами Отто поместил документы в нагрудный карман военного кителя и склонился над бездыханным телом Серафимы: Ты ещё легко отделалась, получив свою пулю, но когда я найду твою девочку, то лично обескровлю её до последней капли.
От жутких слов обер-лейтенанта сердце Йенса внезапно зашлось в груди.
Что говоришь? спросил Отто, повернув ухо к лицу Серафимы.
Водитель вздрогнул и отступил назад.
Молю тебя, Отто, пощади мою дочь! пропищал командир взвода, двигая пальцами губы убитой им женщины. Она ещё маленькая. Неужели у тебя совсем нет совести?
Йенсу вдруг стало дурно, в то время как Отто лишь зловеще ухмыльнулся, поднялся на ноги и поправил свою военную форму: Лежи смирно и никуда не уходи.
Затем обер-лейтенант бросил холодный взгляд на водителя и указал ему жестом следовать за собой к калитке. Йенс заметил застывшие на лице убитой женщины слёзы, понимая, что та была бы сейчас жива, не просигналь он командиру взвода.
Решил остаться немного поразвлечься? лукаво усмехнулся Отто. Поспеши, пока тело не остыло.
Грубая шутка обер-лейтенанта резанула слух водителя, который молча последовал за Отто, будучи уверен в том, что взгляд убитой по его вине женщины останется в его памяти до конца отпущенных ему дней.
Глава 7. Яичко
Варенька тихо сидела в дальнем углу кладовки и терпеливо ожидала возвращения мамы, пока не почувствовала, что та не придёт, поэтому встала с пола и сделала к выходу из тёмного помещения несколько шагов на затёкших ногах. Треск битого стекла заставил девочку остановиться и осторожно переступить через многочисленные осколки огуречной банки, после чего Варенька подошла к дверям кладовки и, немного подождав, вышла в пустую прихожую. Яркий свет ударил ребёнку в глаза, заставив на какое-то время зажмуриться. Когда Варенька снова привыкла к свету, то увидела перед собой распахнутые двери мазанки и молельной комнаты.
Мама, позвала девочка Серафиму, повернувшись к молельной.
Услышав в ответ лишь тишину, Варенька хотела было поискать маму в доме, но вспомнила о данном ей обещании добраться до соседского коровника и ждать маму там вместе с внуками Тараса Наумовича. Спустя мгновение девочка вышла на пустое крыльцо, глубоко вдохнула свежий воздух и закрыла глаза, почувствовав, как июльский полдень заботливо заключил её в свои тёплые объятия.
«На улице гораздо лучше, чем в кладовке», подумала Варенька, подставив лицо лучам солнца, пробивающимся сквозь густые листья виноградника.
Затем девочка открыла глаза, спустилась по бетонным ступеням крыльца и, заметив отворённую дверцу курятника, подошла к его забору из сетки рабицы.
Ни мамы, ни курочек, ни Кабачка, понуро промолвила Варенька, окинув взглядом летнюю кухню, белённый мелом хлев и птичий загон.
Внезапно девочка услышала странный звук, донёсшийся со стороны калитки мазанки, и поняла, что кто-то идёт к крыльцу дома, насвистывая себе под нос детскую песенку. Варенька не раздумывая юркнула в курятник и укрылась под его настилом, скрывающим две деревянные бочки с соломой. Затем она подошла к расположенному у летней кухни выходу из курятника и попыталась открыть его дверцу, однако, несмотря на все усилия, защёлка дверцы не поддавалась, а насвистывающий песенку человек уже добрался до крыльца мазанки.
Не сумев выбраться из птичьего загона, раздосадованная своей неудачей Варенька взглянула на устланные соломой бочки и не поверила глазам. На дне одной из бочек невозмутимо сидела белая курица.
Бусинка! восторженно прошептала девочка. Как же я рада тебя видеть.
Варенька осторожно забралась в бочку и принялась поглаживать узнавшую её птицу. Вопреки неудавшемуся побегу, досада девочки сменилась некоторым облегчением от того, что теперь она могла прятаться от плохих дядь не одна, а вместе с любимой Бусинкой. Варенька ощущала успокаивающее тепло курицы и чувствовала, как страх понемногу отступает перед забрезжившей в её сердце надеждой на благополучный исход для себя и мамы, о которой девочка ни на секунду не забывала.