- А вы - марш в дом! Я запру вас. Незачемвамвидетьбелыхлюдей,
незачем говорить о них. Сидите и не высовывайтесь на улицу. Живо!
- Но, папа...
Он загнал их в комнату, потом отыскал банку краски, шаблон, вгараже
взял длинную толстую шершавую веревку и сделал на ней петлю, иглазаего
неотступно следили за небом, пока руки сами выполняли свою задачу.
Они сидели в автомобиле, по дороге за ними стелились клубы пыли.
- Помедленней, Вилли.
- Сейчас не время для медленной езды, - ответил он.-Сейчассамое
время спешить - и я спешу.
Вдоль всей дороги люди смотрели на небо, или садились в своимашины,
или ехали на машинах,икое-гдеизавтомобилейторчалиружья,точно
телескопы, высматривающие все ужасы гибнущего мира.
Хэтти поглядела на ружья.
- Это все твой язык, - укоризненно сказала она мужу.
- Совершенно верно, - буркнул он, кивая. Его глазаяростносмотрели
на дорогу. - Я останавливался укаждогодомаиговорилим,чтонадо
делать:чтобыбралиружья,браликраску,захватиливеревкии
приготовились. И вот мы готовы, встречающие собрались, чтобы вручить ключи
от города... К вашим услугам, сэр?
Она прижала к груди тонкие черные руки, силясьсдержатьрастущийв
ней страх, и чувствовала, как кренится их машина, огибая,обгоняядругие
автомобили. Она слышала голоса:
"Эй, Вилли, глянь-ка!" - и мимо проносились поднятыеруки,держащие
ружья и веревки. И мелькали улыбающиеся рты...
- Приехали, - сказал, наконец, Виллиитормозомвтиснулмашинув
пыльную неподвижность и тишину. Ударом большой ноги онраспахнулдверцу,
вышел, обвешанный оружием, и тяжело зашагал по траве аэродрома.
- Ты подумал, Вилли?
- Вот уже двадцатьлетятолькоиделаю,чтодумаю.Мнебыло
шестнадцать, когда я покинул Землю и был рад, что уезжаю, - сказалон.-
Там не было жизни ни для меня, ни для тебя, ни для кого, похожего нанас.
Ни разу я не пожалел, что уехал. Здесь мыобрелипокой,впервыесмогли
вздохнуть полной грудью. Не отставай!
Он протискивался сквозь встречавшую его темную толпу.
- Вилли, - кричали они, - Вилли, что надо делать?
- Вот ружье, - отвечал он. - Вот еще одно, еще... - Он раздавал ружья
резкими взмахами рук. - Вот пистолет. Вот дробовик.
Люди столпилисьтакплотно,чтоказалось:одноогромноечерное
тысячерукое тело принимает оружие.
- Вилли, Вилли!
Его жена стояла рядом с ним, высокая, примолкшая, мягкий изгиб ее губ
выпрямился в тонкую черту, в больших влажных глазах было отчаяние.
- Давай краску! - обратился он к ней.
И она потащила через полечетырехгаллоннуюбанкужелтойкраски-
туда, где только что остановился трамвай со свежим указателемвпереди:К
МЕСТУ ПОСАДКИ БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА.