Насилу мужика отогрели! Ладно, буржуйка топилась, да «горючее» у нас с собой было! Пришли на берег, перевоза нет, полынья посередине, а утопленничек в ней уж и не барахтается! Веревку вот нашли в будке да вытащили его!
Дочка-то моя где? спросил Нонкин отец, с беспокойством оглядываясь.
Бабы ее в дом утащили. Ох, уж и голосила тут! Чуть ума не лишилась, когда тебя не нашла. Любит отца, видать! Ревела, причитывала, пока замертво не свалилась. Ну, да ничего, оклемается! Девчонка крепенькая!
Да, Нонка действительно пришла в себя, хоть и не скоро. Она потом не могла вспомнить, как женщины тащили ее в дом, как снимали с нее мокрую одежду и укладывали в постель. Когда отец вошел в комнату, где она лежала, и наклонился над нею, она была как мертвая. Фельдшер, которую кто-то успел вызвать, готовила шприц, чтобы сделать ей какую-то инъекцию. Отец сел и стал смотреть
После укола Нонка пришла в себя, вздрогнула, открыла глаза, огляделась, еще не понимая, где она, увидела отца и с плачем крепко-крепко обняла его
***
После купания в ледяной воде и пережитого стресса Нонка долго болела. Когда она наконец-то поправилась, ее родители не захотели даже слышать о продолжении учебы в техникуме. Они были настроены так категорично, что Нонке пришлось подчиниться. Она вернулась в школу и оказалась в одном классе с Ликой. Они крепко подружились. Лика, от природы наделенная отличной памятью, училась почти без усилий, и Нонке, чтобы держаться с ней наравне, приходилось много заниматься, при этом избыток ее упрямства и энергии нашел себе хорошее применение.
Отец теперь старался всячески загладить свою вину перед семьей. Он и дочь постепенно стали друзьями, как прежде, словно все старые обиды были забыты. Да, наверное, так оно и было.
К Свириным гости из города больше не являлись. Через полгода Лика перестала вспоминать и думать о том, что произошло. Бабку Данилиху зимой хватил небольшой удар. Недели две старуха не могла говорить и сильно приволакивала левую ногу. Хотя вскоре речь и способность нормально передвигаться к ней вернулись, она восприняла болезнь, как некую кару свыше. Соседки говорили, будто ее надоумил то ли ангел-хранитель, то ли некие таинственные сущности, с которыми она имела дело на протяжении многих лет, но однажды она заявилась к Свириным и, упав на колени, стала слезно просить прощения за зло, которое им причинила. Добрая Нина тут же от всей души простила ее. Петр сначала молчал и хмурился, но потом, глядя на расстроенную старуху, процедил: «Ладно уж, бабка! Проси, чтобы и бог простил, а мы прощаем!»
Свирины жили спокойно и даже не подозревали, что все могло бы быть по-другому, ведь Константин Львович имел то, что называется «хорошими связями». Влиятельному другу стало известно об его неудачном визите в село, и в приватном разговоре он намекнул, что несговорчивых Свириных можно попробовать поставить на место, а то и вовсе заставить убраться из жизни Лики.
Константин Львович задумался. Предложение показалось ему сначала заманчивым. Он обдумывал его всю ночь, а утром поведал о нем жене. К его удивлению, Людмила Васильевна отнеслась к его словам более чем странно. Сначала она вроде как обрадовалась и заулыбалась, но потом ее стали терзать опасения, что Лика, случайно узнав обо всем, возненавидит ее и Константина Львовича. Она подумала и запретила мужу даже мечтать о таком выходе из ситуации.
В душе Людмила Васильевна надеялась, что какая-нибудь счастливая случайность сведет вместе их и Лику и просила мужа пока ничего не предпринимать, но и не терять девочку из вида. На этом они и порешили.
***
Прошло два года. Лика и Нонка окончили десятый класс и поступили в медицинский институт. Конкурс был большой, но девчонки, набрав даже больше баллов, чем требовалось по условиям конкурса, оказались в числе поступивших. В сентябре они приступили к занятиям. Сначала пришлось жить на квартире, а через пару месяцев им дали места в общежитии.
Учиться на первом курсе было нелегко, и даже не столько Нонне, сколько Лике, не привыкшей к систематическим занятиям. Она была неусидчива и частенько, оставив подругу в читалке, отправлялась бродить по городу. Ей нравились нарядные городские улицы со спешащей куда-то толпой, стремительными машинами, вечной сутолокой и суетой. Вернувшись в общежитие, она по-честному садилась заниматься, но глаза у нее уже слипались. Наутро приходилось вставать пораньше, чтоб хотя бы просмотреть заданный материал. В результате Лика не высыпалась и на лекциях частенько клевала носом. Нонка пробовала с ней поговорить. Она обещала, что «это было в последний раз», но потом все повторялось. В результате к концу первого семестра у нее были «хвосты» по нескольким основным предметам. Она начала заметно нервничать, попыталась сесть за учебники, но ее терпения хватило ненадолго.
Ты с ума сошла, говорила ей Нонка, не сдашь первую сессию вылетишь из института! Ты же такая способная! Соберись и учи, как положено!
А как положено? вздыхала Лика. Ну, не лежит у меня душа к этой зубрежке! Тут ума не надо запоминай только все, как автомат! Никакой свободы творчества!
А может, и нет у тебя этого самого ума? сердилась и насмешничала Нонка. Не способна ты к учебе? Чтобы творить, азы надо знать, а ты элементарно заваливаешь зачет за зачетом, творческая личность! Вот выгонят тебя, тогда узнаешь!
Ну, это не твоя мысль! Это профессор Русанов говорил вчера об азах, а ты повторяешь! смеялась Лика. Пускай выгоняют, я только рада буду, храбрилась она, но на душе у нее становилось все тревожнее
Однажды, когда она поздно вечером в довольно-таки паршивом настроении подходила к общежитию, ее окликнула какая-то женщина.
Лика удивленно вгляделась в нее, узнала и вздрогнула: то была Людмила Васильевна.
Что вы хотели? помертвевшими губами спросила она.
Людмила Васильевна, робко улыбаясь, приблизилась и коснулась ее руки. Лика молча отстранилась.
Ты меня узнаешь? спросила женщина.
Да, вы Людмила Васильевна.
Я твоя мама! Ты знаешь это?
Моя мама Нина Ивановна Свирина. Но о вас я слышала, это вы когда-то однажды забыли меня в больнице!
Я тебя родила! сказала Людмила Васильевна и заплакала. Разве это ничего не значит?
Значит, наверное. Но это не главное. Меня вырастила другая женщина, она моя мама, я люблю ее!
Лика повернулась и хотела уйти, но Людмила Васильевна схватила ее за руку и удержала:
Я хотела с тобой поговорить,.. она вытерла слезы и смотрела теперь на Лику заплаканными большими глазами жалко и заискивающе.
Как эта девочка была похожа на их Лелю и на нее саму, молодую! За два пролетевших года она стала выше и стройнее. Даже в этом скромном пальтишке и вязаной шапочке, что на ней, она красива и выглядит совершенно здоровой. Ах, какую ошибку совершили тогда они с Костей!
Я не помню вас, сказала Лика. О чем нам разговаривать? Все ясно и так. Простите, но мне надо идти!
Нет, постой! Я не задержу тебя надолго! Я не в первый раз пытаюсь встретиться с тобой, и сегодня наконец удалось! Дай мне только сказать несколько слов, пожалуйста! в голосе Людмилы Васильевны послышались слезы.
Лика смотрела на эту женщину и в душе не чувствовала к ней ничего, кроме презрительной жалости. Голос крови, о котором пишут в книгах, где он? Не эти руки обнимали ее, когда она была маленькой, не они помогали ей делать первые шаги, побеждать долгую болезнь! Не она утешала ее и учила, заботилась о ней и не спала ночами, когда она болела. Лике хотелось только одного повернуться и уйти. Но эти налившиеся слезами глаза, этот плачущий голос
выслушивают даже преступников, шептала между тем Людмила Васильевна