Я принялся подкалывать Дешевого, который стоял у выключателя, жевал сигарету и таращил на меня свои красные глазищи. Люба сидела одна у стола и сосредоточенно гоняла вилкой хлебные крошки по пустой тарелке.
Из меня хлынул поток говорливости. Я тут же затеял выпивку и танцы. И танцевал с Любой. Она целовалась, как прежде, и еще сильней. Прямо с жадностью, до боли. Это захватывало, как может захватывать только борьба. Я приходил в азарт, и у нас получалась этакая поцелуйная война. Приятнейшая из войн!
Потом опять погас свет и опять загорелся. Дешевый устроил разборки с Леночкой. И та заявила, что уходит домой. Маринка обозвала ее дурой. А Харьковский набросился на Дешевого, обвинил его в идиотизме, кретинизме и дешевизме.
Ты шо, один здесь? Тебе шо, делать нечего? Или шо, хочешь испортить праздник? Так мы можем в следующий раз сделать его в другом месте и без тебя!
Дешевый нервно посмеивался и ничего не отвечал.
Марина Леночке говорила примерно то же самое.
И пока все это продолжалось, мы с Любой лежали на кровати лицом к лицу и смотрели друг другу в глаза. И окружающая свара удалялась от нас. Запомнилась единственная фраза, произнесенная Харьковским.
Ты посмотри!.. Посмотри на них, баран! вдалбливал он Дешевому и, видимо, показывал на нас пальцем. Ты шо, хочешь все им испортить?! Да?..
Но вряд ли нам что-то можно было испортить. Даже хозяйка, если бы она вдруг ворвалась, уже ничем бы не досадила нам. Мы уже нашли! Глаза Любаши, совсем незнакомые, но открытые и близкие, я воспринимал как находку случайную, приятную и настолько важную, что все, чем жил до этого, ушло на дальний план. Поэтому так долго, так откровенно и с каким-то детским интересом мы рассматривали друг друга.
А когда все улеглось и опять погас свет, мы продолжили свою маленькую и хорошенькую войну. Время от времени я поднимался, чтобы переставить магнитофонную кассету, и с каждым возвращением наше пожарище разгоралось. Она высасывала из моего рта язык, и он вместе с губами уходил в ее хищный зев. И если бы я вовремя не вырывался, то, наверное, был бы заглочен весь целиком. Не находя моего лица, она впивалась в шею и сосала. Сильней и сильней.
Не знаю, сколько времени прошло, сколько раз я ходил к магнитофону, только начал я понимать, что в этом сражении терплю неудачу. Никак не ожидал, что в девчонке прячется такая силища. И я стал действовать, как хитроумный Одиссей.
Отправив руки путешествовать по ее телу, я тем самым запустил троянского коня и открыл второй фронт. Вакуумное давление ослабло, дыхание затихло. Стало ясно, что к ней вернулось сознание мой основной враг.
А рука, блуждавшая в районе колен, уже поднималась вверх!.. Вот кончаются чулочки, кусочек обнаженного тела, трусики И глухая оборона! Рука противника.
Что ты хочешь? прошептала наконец Любаша.
До этого мы с ней не обмолвились ни словом. Вопрос прозвучал прямо и откровенно. И я был вынужден ответить так же.
Хочу снять с тебя чулки и трусики.
Зачем?
Мне кажется, они тебе мешают.
Они мне не мешают.
Да? Ну, значит, мне мешают
И она очень здраво, как я того ожидал, сказала:
Не надо.
Я не обиделся. Помолчал немного и ударил ее логикой:
Ты знаешь, Люба, для моего предложения есть только один повод, одно святое желание. А для твоего «не надо» как минимум десяток причин. Ты уж поясни, пожалуйста. Иначе я запутаюсь в догадках. И обязательно сделаю неправильный вывод.
Она тоже немного помолчала. И ответила:
Понимаешь, Леша, я так не могу Здесь такая обстановка. Ну, совсем не то Ну, не для этого Я как-то это себе представляла по-другому И не потому, что мы с тобой в первый раз. Просто не та обстановка
Я жадно поглощал каждое слово. И каждое слово мне казалось хорошим. Совсем неважно, что она сказала глупое «не надо», гораздо важней была ее прямота. Возникло ощущение, будто мы заключили перемирие. Я даже подумал, что находка моя оказалась еще более ценной, чем была на первый взгляд.
Ночь подходила к концу. Возня продолжалась. Старенький магнитофон скрипел, пищал и изрыгал музыку, которую никто не слушал. Точно так же скрипели и пищали по углам все кровати.
Но вот поднялась Леночка и включила свет. В дальнем углу замаячила лохматая голова Харьковского с недовольной рожей. Дешевый расхаживал по комнате и дымил сигаретой. Но сейчас он улыбался и даже шутил. Шутил нормально, не как осел.
Поднялись и мы с Любой.
И только я шагнул к столу, как ко мне подскочила Лена. В глазах восторг, и искры прямо на меня.
А ну-ка, Лешенька, покажи свою шею!.. Марина! Да у него тут куча засосов! Ай да Любаша!..
Марина завизжала, как ребенок при виде новой игрушки.
А ну, девочки, давайте ему еще парочку заделаем!..
И они вдвоем бросились на меня, повалили на кровать и растлили. Я предпринял скромную попытку сопротивления. Но это оказалось сложней, чем поддаться насилию. Я возмущался, кричал, звал на помощь друзей. Друзья со смехом предавали меня.
Первой впилась Марина. И горячими губами ввела мне наркоз. Когда присасывалась Леночка, я уже не сопротивлялся, а только блудил руками по ее телу.
Эффект их усилий остался нулевым. На моей шее не добавилось ни одного засоса. И я позволил им еще одну попытку.
Любаша все это время спокойно наблюдала и улыбалась с каким-то скрытым чувством превосходства.
* * *
В пять утра мы отправились провожать своих подруг.
На этот раз порядок движения изменился. Первыми в глухой тишине шлепали Дешевый и Лена. Лена куда-то спешила и поэтому уворачивалась от докучливых поцелуев своего спутника. За ними следовали мы с Любашей. Люба молчаливо держалась за мою руку и, опустив голову, глубоко о чем-то думала. О чем-то своем, сокровенном. И я не лез к ней с разговорами.
Последними тащились Харьковский с Мариной, не прекращая зажиматься и хихикать.
Перед самым домом Люба тихонько спросила:
А что тебе Маринка про меня рассказывала?
Про тебя?
Ну да. Почему ты вдруг захотел со мной познакомиться?
Мне стало смешно, но я не засмеялся. Только сказал:
Ничего особенного. Просто она говорила, что ты хорошая девчонка. А это большая редкость.
Похоже, Люба осталась довольна ответом.
Распрощались мы там же, где и встретились. Девочки поблагодарили нас за прекрасный вечер и отправились спать.
И не успела захлопнуться за ними калитка, как Дешевый и Харьковский хором испустили вопль восторга.
Ты представляешь? кричал Дешевый. Не, ты не представляешь!.. Полчаса на ней мучился и не мог попасть! Полчаса! Там такая щелка, шо даже палец не пролазит!..
Та, то тебе, дураку, надо с манекена начинать! остудил его Харьковский. О то как нас в автошколе учат на тренажерах, так и тебе надо!.. Сделайте себе на хате резиновое чучело и упражняйтесь! А мы с Лехой будем для дела отбирать из вас лучших
Но Дешевый не воспринимал поддевок. Он нес уже подробности, которые лились, как из ведра помои, на голову бедной Леночки.
И когда мы узнали все о мужестве, смекалке и героизме, проявленном Дешевым при раздевании строптивой Лены, выступил Харьковский. И одним словом затмил все подвиги товарища.
Это все херня! сказал он. Сейчас вы попадаете!.. Марина целка!
Не бреши, гад! выразил сомнение Дешевый.
Я сам сначала не поверил! Сам думал, шо там надо на коне заезжать Короче, я туда. А она мне: «Не сейчас, тока не сейчас!..» Я: «А шо такое?..» Она: «Лучше потом, как-нибудь в другой обстановке. Потому шо, говорит, я еще девочка!» Тут уж я и поверил. С чего бы ей вдруг мне лапшу вешать?
Дешевый присвистнул и почесал за ухом.
Да-а, теперь я, кажись, понимаю Лена тоже целка! А я думаю, шо такое? Шоб я и вдруг не попал!..
Харьковский согласился с ним.
Да-а, ну и кошелки нам попались!.. Они, наверно, в детский садик не ходили. Потому шо обычно целки ломать начинают уже в садику. Сразу чувствуется деревня!.. О! Леха, а шо ты молчишь? Ты отодрал Любаню-Пылесоса? Или она тоже целка?..