Она заметила, что Западный зал находился прямо внутри горы. Им заведовало несколько сотрудниц, каждая из которых имела строго определенные обязанности. Они командовали людьми статусом ниже себя, и в каждой сквозили неприкрытое самодовольство и заносчивость. Они знали множество секретов и страшно гордились своими заслугами. Женщины эти были миловидны, у каждой была своя изюминка, что и стало причиной их гордыни. Эти особенности человеческой натуры, в обычных условиях естественные и в общем-то безобидные, в замке Айюэбао проявлялись в гипертрофированной форме и могли вылиться в жестокое соперничество или какое-нибудь другое явление, от которого прочная, как скала, крепость грозила рассыпаться на части. Это было большой проблемой: Куколка, даже не подключая зрение и слух, одним лишь обонянием улавливала атмосферу соперничества и бахвальства, которые затрудняли свободную циркуляцию воздуха и замедляли эффективное функционирование гигантской машины. Куколка обнаружила, что Застежка, которая была начальницей смены, не обладала соответствующим ее статусу авторитетом, так как ее подчиненными легко распоряжалась стенографистка. Эти заносчивые и ленивые женщины не сильно заботились о внутренних делах замка, за исключением тех случаев, когда поручение давал сам председатель совета директоров.
Из-за своей любви она очень тосковала. Каждый день она думала о том, как ей поступить. Она не признавала расхожее мнение, что в любом месте, где собирается такое количество женщин, происходит то же самое. Нежные чувства между мужчиной и женщиной это хорошо, но для него необходимы подходящие время и место. Она всё больше убеждалась, что председатель совета директоров нанял ее улаживать абсолютно безнадежный бардак. И тут не помогут ни волшебная сила денег, ни железная дисциплина. Денег в замке хватает, вот только люди не хотят подчиняться никому, кроме одного человека. Новоприбывшая Куколка, совершенно не понимавшая, что творится в замке, одиноко стояла у всех на виду, чувствуя, как ее оценивают и высмеивают.
Она немного разозлилась на себя, корила себя за беспомощность и за доверие к единственному человеку. В эти мучительные дни она старалась не выказывать своего замешательства и безропотно принимала всё происходящее. Она не могла или не умела пользоваться всеми полномочиями, которыми ее наделили, и бесстрастно наблюдала за этой громадной и разнородной крепостью, издающей запах гнили. Чтобы изгнать тоску и тревогу, она приказала ответственным за уборку помещений усилить мощность вентиляции, а также провести тщательную генеральную уборку. В ответ на ее приказ персонал издал возглас удивления, а затем удалился будто бы для его исполнения, но, как потом выяснилось, никто даже пальцем не пошевелил. Она учинила строгий допрос, и женщины без обиняков сообщили: начальница смены Застежка сказала им, что в этом нет надобности. Может, в этом был свой резон, но ее потрясло и возмутило, что кто-то смеет выказывать столь дерзкое неповиновение. Она не подала виду, что рассержена, поскольку считала, что любое дело должно делаться постепенно, без резких, необдуманных шагов.
Она приступила к своим обязанностям в конце лета. Самое знойное время она провела в своем магазине. Яркая и оригинальная расцветка ее легкого летнего костюма как нельзя лучше передавала ее настроение: восторг и возбуждение, предвкушение и изумление, за которыми следовала нежданная радость. Ей казалось, это лето было для нее и для него чем-то вроде подготовительного этапа. В отношениях с этим человеком, куда более сдержанным и серьезным, чем другие мужчины, только эти теплые лучики да незатейливый костюм смогли быстро рассеять взаимную отчужденность, полностью ликвидировать дистанцию, порождаемую разницей в возрасте и прочими факторами. Когда звуки его уверенных шагов оглашали лестничный пролет, у нее к горлу словно подкатывал комок. Подгоняемая летним зноем, она постаралась перебраться в Айюэбао еще до окончания лета. Пока она не без робости ходила по огромному незнакомому замку, наступила первая досадная осень: теперь здесь царила суета, в Восточный зал то и дело наведывался пожилой врач китайской медицины, сжимавший в руках пурпурный глиняный сосуд.
Изо рта у председателя совета директоров пахло лечебными отварами, и она вспомнила его предупреждение насчет своего заболевания. Действительно, недуг принесло осенними ветрами, проявлялся он интенсивно и неукротимо. В период осенних обострений весь замок жил как на вулкане.
4
Не считая самого Чуньюй Баоцэ, никто в замке не стал заблаговременно посвящать ее в детали заболевания. Она не осмеливалась приставать с расспросами, а лишь выжидала и наблюдала. Она воображала, что это нечто вроде эпилепсии; она когда-то видела, как происходят приступы у соседского старшего сына: он плотно стискивал зубы, изо рта выступала пена, он закрывал глаза и терял сознание, а тело корчилось в судорогах. Это напоминало последнюю борьбу у врат преисподней.
Ветер становился всё прохладнее, перед воротами замка кружились опавшие листья, при виде которых Застежка приходила в беспокойство и сразу же отправляла людей их убирать. Словно ступая по вымершей земле, Застежка шла через галерею, связывавшую Восточный и Западный залы, и по лбу у нее струился холодный пот. В конце коридора она задержала Куколку и громко спросила:
Председатель совета директоров выходил из замка?
Глядя в ее выпуклые, как у лягушки, глаза, Куколка отметила про себя, что того кокетливого личика, которое она видела раньше, как не бывало. Начальница смены устремилась к лифту, и Куколке пришлось ее подождать. Застежка, как будто только теперь сообразив, что перед ней руководитель всего замка, выдохнула:
Как же я перепугалась Говорят, на рассвете он бродил по замку, совершенно один.
Куколка не проронила ни слова. Однако Застежка рассказала далеко не всё: на самом деле Чуньюй Баоцэ уже несколько дней подряд поднимался на рассвете и, накинув на себя один только банный халат, бродил по всему замку. Куколка однажды проследила за ним: он несколько раз ездил вверх-вниз на лифте, как будто никак не мог решить, куда ему надо. Затем он пропустил бокальчик в главном зале, просидел с остолбенелым видом час с лишним, а затем поднялся, смахивая больше на неуклюжего, немощного восьмидесятилетнего старика, и поплелся дальше, шаркая ногами.
Через несколько ночей Куколка поняла, что наступил кризис. Она обнаружила, что пурпурный глиняный сосуд врача китайской медицины перекочевал к Застежке. Несколько раз она хотела забрать этот сосуд себе, и у нее была для этого веская причина: никому, кроме нее самой, не разрешалось входить в жилые комнаты хозяина. Однако она удержалась. Горький запах изо рта Чуньюй Баоцэ становился всё тяжелее: очевидно, старик пичкал больного мощными успокоительными. Однажды посреди ночи Куколка снова услышала, как кто-то бродит за дверью, несколько раз выглядывала в коридор, но никого не заметила. Тогда она села в лифт и спустилась в главный зал, где сразу же учуяла горький запах, исходивший от хозяина. Она притаилась в уголке. Прошло больше получаса, и появилась еще одна женщинкакуастежка. Беззвучно наблюдая за начальницей смены, Куколка с удивлением заметила у нее в руках всё тот же пурпурный сосуд. Неожиданно откуда-то вынырнул мужчина, и не успела Застежка отреагировать, как он схватил ее и невнятно пробормотал: «Куколка». Этим мужчиной, сильным, как медведь, и свирепым, как леопард, конечно, был Чуньюй Баоцэ. Куколка испуганно затаила дыхание, по щекам у нее заструились слезы.