Никита Симонян
«Василий Сталин сказал: спасибо за правду. Играй за свой Спартак»
Пусть ему в то время было не девяносто пять лет, как сейчас, а восемьдесят четыре, но, часами завороженно слушая Никиту Павловича, в это невозможно было поверить. Перед глазами живой легенды мирового футбола (именно так назвал Симоняна в разговоре со мной тогдашний президент ФИФА Йозеф Блаттер) прошла почти вся история «Спартака», память его феноменальна. Всем, у кого есть возможность и кому небезразличны красно-белые цвета, с ним надо говорить и говорить. Записывать и записывать. Не делать этого преступление, в чем я лишний раз и убедился, на протяжении четырех часов наслаждаясь беседой с Никитой Павловичем четырехкратным чемпионом СССР в качестве игрока «Спартака» и двукратным в роли его главного тренера (еще один раз он выиграл первенство во главе ереванского «Арарата»).
Мы общались в спорткомплексе «Олимпийский», ныне снесенном, во время Кубка чемпионов СНГ 2010 года. За окном леденила кровь январская стужа, а в пресс-центре арены на проспекте Мира я с каждой минутой все больше погружался в совсем другую жизнь. С точки зрения души и человеческих отношений несравнимо более теплую. И естественную. Такую, каким в симоняновские годы был сам «Спартак».
Никита Павлович и сейчас говорит громко, красиво, чеканя каждое слово. А уж тогда Какой это был подарок пожилым сотрудникам пресс-центра Кубка Содружества вы не представляете. Я краем глаза видел их лица. Они замерли, напрочь забыв о суете. Перед ними заново разворачивалась история их молодости, их футбола.
* * *
26 декабря 2009 года на стадионе имени Игоря Нетто на Преображенке я участвовал во встрече ветеранов «Спартака» многих поколений. Такие встречи в последние годы вошли в добрую традицию. Клуб собирает чуть ли не до ста человек, поздравляет с наступающим Новым годом, накрывает стол, вручает подарки. И это здорово, потому что позволяет всем нам чувствовать себя одной семьей. От олимпийских чемпионов Мельбурна1956 Парамонова, Исаева, Ильина и меня до ребят, игравших в «Спартаке» в девяностых годах. Я одиннадцать лет отдал родному клубу как игрок, еще столько же как старший тренер, и мне есть чем поделиться, что вспомнить. Многим другим тоже. Убежден, что без идеалов и традиций настоящего клуба быть не может. И на таких вот предновогодних встречах мы острее ощущаем необходимость в преемственности поколений.
Сейчас в это трудно поверить, но судьба складывалась так, что я должен был стать торпедовцем. Переехав в 1946-м в Москву из Сухуми, играл за «Крылья Советов». Но в 1948-м эта команда заняла последнее место, и ее было решено распустить, а игроков по разнарядке распределить в другие клубы. Вот меня и направили в «Торпедо».
Но я хотел в «Спартак». Ведь туда из «Крыльев» перешли оба тренера Абрам Дангулов и Владимир Горохов, и они позвали меня с собой. Сказали, что сделают из меня второго Боброва, в ЦДКА лучший бомбардир, но не всего чемпионата-1947, и чье имя гремело повсюду.
У Горохова, которого считаю своим вторым отцом, я три года проспал на сундуке в темном чулане. С жильем тогда, после войны, был полный караул, люди в основном жили в бараках. Вот Горохов меня и приютил. Но спать, кроме чулана и сундука, было негде: я подкладывал матрац такая вот «кровать» и получалась. Бывало, что они с женой приглашали меня в свою комнату, но спустя неделю Владимир Иванович начинал ходить вокруг меня и сопеть.
Понимаю, вам нужно супружеские обязанности выполнять, кивал я. И шел на свой сундук.
Этому человеку принадлежала инициатива пригласить меня из Сухуми в «Крылья», когда я во время сборов сыграл два матча против их юношеской команды. Горохов стал для меня родным, и мне невозможно было представить, что придется играть против его команды.
И я подал заявление в «Спартак». Была и другая причина: в нападении «Торпедо» блистал Александр Пономарев, и я, еще неоперившийся, понимал, что конкуренции с ним не выдержу. Много лет спустя Пономарев говорил мне, что зря я не пошел в «Торпедо» ставили бы нас вдвоем, и мы терзали бы всех. Но сомневаюсь. Потому что по характеру Пономарев был ярко выраженным лидером и, окажись я результативнее него, он воспринял бы это очень болезненно. Конкуренции не потерпел бы. Так что я все решил правильно.
Но официально я должен был оказаться в «Торпедо», и устроить переход в «Спартак» было непросто. Как-то рано утром за мной приехала машина. И отвезли меня не к кому-нибудь, а к директору будущего ЗИЛа тогда он назывался ЗИС, Завод имени Сталина Лихачеву, человеку влиятельнейшему. Если бы тот наш разговор сейчас показали по телевизору, было бы сплошное «пи-и» мат шел через слово.
Как ты до такого додумался за этих тряпичников играть?! бушевал Лихачев.
Я все это выслушал и сказал:
Иван Алексеевич, все-таки я хочу в «Спартак».
Ладно, иди играй за свой «Спартак», резюмировал директор. Но запомни, что тебе дороги в «Торпедо» никогда больше не будет, даже если у тебя на заднице вырастут пять звездочек.
Ну, это я смягчил, задница была на букву «ж».
Живя в Сухуми, я слушал радиорепортажи, заочно знал капитана «Спартака» Андрея Старостина, знаменитых вратарей Акимова, Жмелькова. Николай Петрович мне потом говорил, что Жмельков самый сильный вратарь в истории «Спартака», в тридцатых годах за один сезон он взял восемь пенальти! Сказать, что я прямо-таки болел за «Спартак» в то время, не могу. Главной причиной были тренеры.
* * *
Упорство, необходимое для отстаивания своего права играть за «Спартак», мне нужно было проявлять не только при переходе. В 1951-м, когда я уже играл и вовсю забивал за красно-белых, мы с командой находились в санатории имени Орджоникидзе в Кисловодске. Пошли в санаторный клуб. И вдруг слышу:
Симонян, на выход!
Выхожу а там стоит Сергей Капелькин, бывший игрок ЦДКА, и Михаил Степанян. Оба они были адъютантами Василия Сталина сына вождя и патрона команды ВВС.
Никита, есть разговор
Повезли на госдачу, которая была невдалеке от санатория. И начали:
Василий Иосифович приглашает тебя в команду. Можешь себе представить вы с Бобровым будете сдвоенным центром, всех на части порвете!
Из «Спартака» никуда не уйду, отрезал я.
Попытались зайти и с другой стороны: мол, Василий Иосифович, как депутат Верховного Совета СССР, приглашает тебя на прием. На меня не подействовало и это. Хотя условия он для игроков создавал фантастические квартиры, которые тогда были наперечет, и прочее.
Самым действенным оказался третий способ накачали меня спиртным, причем, сволочи, прилично накачали, ха-ха. А потом говорят:
Слушай, ну ты можешь себе представить: командующий послал военно-транспортный самолет, шестерых летчиков, нас, двух мков и мы приедем, не выполнив задания. Что он с нами сделает?! Никита, знаешь что, давай поедем а если ты хочешь отказаться, то сделай это у Василия Сталина.
В трезвом состоянии я бы от такой затеи отказался, а тут махнул рукой: ну ладно, поедем. Привезли меня в аэропорт Минвод, в самолете накрыли мехами, за время полета я отоспался.
В Москве нас встречал полковник Соколов, который потом повел себя по отношению к Василию как последний гад. Отвезли меня на Гоголевский бульвар, дом семь, где Сталин-младший жил. Каждый раз, когда проезжаю эти места, вспоминаю
Посадили меня на диван и тут выходит Василий Иосифович в пижаме. Мне показалось, что он был уже подшофе. Но, может, только показалось.
И начал с ходу:
Я поклялся прахом своей матери, что ты будешь у меня в команде. Отвечай!
Может быть, в силу молодости и непонимания серьезности ситуации о последствиях я не подумал. И сказал, что хочу остаться в «Спартаке». Сталин неожиданно спокойно отреагировал: