Довольно очевидно, что ты можешь получить все, что пожелаешь, и без моей помощи, так чего же ты хочешь от меня?
Дело не в желании, а в необходимости. Софи поворачивается, чтобы встретиться со мной взглядом, и маска уверенности, которую она постоянно носит, на мгновение спадает. Мне хватает времени, чтобы заметить на ее лице нечто другое проблеск отчаяния. Мне нужно, чтобы ты спасла моего мужа.
3
Я уверена, среди моих вещей для тебя найдется подходящая сменная одежда.
Обойдусь.
Софи изгибает бровь, глядя на грязь и капли горчицы на подоле моего платья. Думаю, мне даже стараться бы не пришлось, чтобы отыскать там и следы крови Тони.
Как пожелаешь.
Она переключает свое внимание обратно на газету, которую развернула, когда двигатели самолета заработали, подготавливаясь ко взлету, и с тех пор пролистывала страницу за страницей. Корсаков был единственным из моих знакомых, кто находил время прочитать целую газету, а не бегло просмотреть интересные заголовки.
Когда мы вышли со склада, вооруженных людей уже не было на своих постах, а два охранника Софи ждали во внедорожнике с окровавленными руками. Все мои мысли о побеге тут же испарились. Они не обменялись ни словом, просто кивнули Софи, когда она приказала отвезти нас в аэропорт.
Теперь они ютятся рядом с нами, закатав рукава своих черных рубашек, методично и аккуратно чистя и полируя целый арсенал клинков.
Кинжалы и мечи разной длины и формы некоторые с простой функциональной рукоятью, как у ножа, который я потеряла сегодня, другие с позолотой и драгоценными камнями блестят на свету. У Скалли бы слюнки потекли. К стене кабины прислонен арбалет, рядом с ним связка изящных колчанов.
Ты не используешь пистолеты. Эту внезапно пришедшую мне на ум мысль я не хотела озвучивать.
Какой в этом азарт? низким и хриплым голосом говорит мужчина, сидящий слева. Он делает паузу, чтобы впервые взглянуть прямо на меня, позволяя увидеть хищный блеск в его золотых радужках.
Хотя я никогда не была свидетелем, но знаю: Корсаков убивал людей. Он мог разозлиться из-за их предательства и обвинить их в том, что они вынудили его отомстить. Но позже, спустя недели после чьего-то исчезновения, он торжествовал. Я думаю, где-то глубоко внутри, несмотря на оправдания, убивать ему нравилось.
Я не вижу ни намека на раскаяние в глазах, которые сейчас смотрят на меня, и то, как они скользят по моей шее и груди, заставляет меня, закутанную шерстяным одеялом, сжаться.
Переключив свое внимание на маленькое окошко иллюминатора рядом с собой, я вслушиваюсь в постоянный гул двигателей. Далеко внизу меркнут огни города. Я никогда раньше не летала на самолете, не говоря уже о частном, и, когда белый внедорожник остановился рядом с ним, меня это заинтриговало.
Куда мы направляемся?
Ко мне домой.
В Бельгию, если то, что она сказала мне раньше, правда. Несмотря ни на что, я чувствую, как улыбка касается моих губ.
Тебе нравится эта мысль.
Софи выглядывает из-за газеты, пристально наблюдая за мной. Общительная, дерзкая женщина из бара исчезла. Она так хорошо следит за выражением лица и тоном, что я не могу распознать ее настроение.
Я никогда не была в Европе. То есть я, конечно, планировала когда-нибудь поехать. Корсаков требовал, чтобы я всегда была в пределах досягаемости, если только я не грабила кого-нибудь по его поручению, так что побег в Лондон или Рим не представлялся хорошим вариантом. По правде говоря, я думаю, он беспокоился, что если я уйду, то уже не вернусь.
Все еще не могу поверить, что он мертв. Любви я к нему не испытывала, но мне было важно, что он ценил меня. Кто знает, что я почувствую, когда пройдет шок. Будет ли это что-то кроме облегчения?
Не бойся. Скоро ты увидишь много новых мест. Софи выглядывает из собственного окошка. Я не покидала родной Париж, пока мне не исполнился двадцать один год в том же возрасте, что и ты сейчас. Тогда я встретила Элайджу. Он хотел показать мне мир.
И все же он никогда не был в Нью-Йорке?
Софи знает, сколько мне лет. Вернее, человек, который ее послал, знает.
Так ты работаешь на Малакая? Произнесение этого имени вслух не помогает вспомнить, знакома ли я с ним.
Я служу ему, да. Скоро все обретет смысл. Она делает паузу. Ромери́я красивое имя. Уникальное.
Я сглатываю, преодолевая волнение. Прошли годы с тех пор, как я отзывалась на свое настоящее имя. Это было словно в прошлой жизни.
Просто Роми.
Интересно, почему твои родители выбрали его, размышляет Софи так, будто у нее уже есть идея.
Они никогда не говорили мне, лгу я. Моя мать как-то сказала, что имя пришло к ней во сне однажды ночью, еще до моего рождения.
Ты знала, что по-испански оно означает «паломница»?
Нет. Я уверена, это совпадение. Сомневаюсь, что мои родители смогли бы связать между собой десять испанских слов.
Та, кто путешествует в чужие земли, произносит она так, словно цитирует определение, все еще не обращая внимания на свое окно.
Типа Бельгии?
Ее губы сжимаются.
Хотя испанская версия, скорее всего, будет иметь религиозный подтекст. Было время, когда человек регулярно совершал длительные духовные путешествия в поисках истины и смысла, а также чтобы делать подношения своему богу. В ее голосе слышится насмешка.
Но именно ее выбор слов заставляет мои брови приподняться.
Человек?
Занятная вещь то, что мы делаем во имя наших богов и ради собственного спасения. Ты знала, что они сжигали женщин на костре, называя их ведьмами и дьяволопоклонниками?
Мой желудок сжимается.
И поныне остаются те, кто ищет правду, которую не видят. Правду, которой страшатся. Они убивают во имя своего бога, делая его работу. Софи отходит от иллюминатора, пронзая меня своим острым взглядом. Но тебе это уже известно, не так ли?
Я уже знаю, куда Софи так плавно ведет этот разговор.
Твоя мать
Мертва. Мой пульс стучит в ушах, и, когда она смотрит на меня, я бросаю ей ответный вызов.
Лишь легкое подергивание бровей Софи намекает на реакцию на мою ложь.
Вижу, я нашла слабое место в твоей обороне. Значит, ты не поддерживаешь ее дело?
Она знает о моей матери. Конечно, она, черт возьми, знает.
Я стараюсь сохранить нейтральное выражение лица. Выход из себя только раскроет мою уязвимость.
Ты имеешь в виду ее сумасшедший культ?
Все начиналось достаточно безобидно с приглашения на групповой сеанс психологической помощи в церковном подвале, предназначенный для утешения людей, переживших утрату. Утрата. Вот на что это было похоже. Даже несмотря на то, что мой отец был жив.
Весь наш мир перевернулся с ног на голову, и я с облегчением обнаружила, что у мамы появились новые друзья. Однако в течение нескольких недель наши разговоры стали принимать странный характер. Она начала задаваться вопросами, действительно ли демоны и ведьмы существуют и было ли то, что видел мой отец, правдой.
Вскоре разговоры перешли к шепоту о существах, живущих среди нас и прячущихся у всех на виду. Правительство, по ее словам, скрывало правду, а ведьмы, маскирующиеся под медсестер, похищали новорожденных младенцев из родильных домов. Мама даже утверждала, будто видела доказательства магии, хотя, когда я настаивала, ее объяснения звучали скорее как расплывчатые загадки, нежели что-то похожее на правду.
Разговоры о заговорах, колдовстве и чудовищах занимали каждую минуту ее бодрствования. Мне было четырнадцать, и я не понимала, что питает эти растущие заблуждения, но я уже потеряла одного родителя из-за демонов в его голове и боялась, что могу потерять второго.
Мама уезжала каждый день, проводила свободное время в старой баптистской церкви, которую купила эта группа, называвшая себя Народными стражами. Мы и так едва выживали, полагаясь на продовольственные талоны, бесплатные столовые и секонд-хенды, но она все равно отдавала им все наши деньги. Я не удивилась, когда мама объявила, мол, мы переезжаем в ветхое здание, которое Стражи купили для своего растущего «сообщества» в ходе подготовки к грядущей войне со злом. Я кричала и ругалась, говорила ей, что не пойду, что убегу. Она упрямо стояла на своем.