Ильгиз, смелее! крикнула Эль с противоположного берега.
Ну ладно, вздохнул Ильгиз и, набравшись смелости, тоже полез по бревну.
Мы могли бы вернуться тем же путем, недовольно пробормотал Ильгиз, преодолев русло, мирно стремящееся вдаль куда-то за пределы леса.
Слишком долго.
Их путь пролегал сквозь высокий плотно растущий папоротник, который выделял не самый приятный, приторно-едкий аромат. Ильгиз, как хороший знаток местности, шел впереди и постоянно натыкался на паутину с останками высохших букашек. Эль такое приключение несколько веселило и провоцировало на совсем не уместный, по мнению Ильгиза, смех. Но на все замечания Ильгиза Эль реагировала все тем же смехом, а Ильгиз злился еще больше. Наконец папоротник остался позади, но не паутина, которая, к счастью для Ильгиза, теперь была хорошо заметна под лучами солнца на широкой тропе, и он с легкостью мог от нее уворачиваться. Некоторые сети он сбивал палкой, которую подобрал по пути, от других просто уклонялся. Эль успокоилась и вскоре, засмотревшись на сойку, сама угодила в паутину. Теперь рассмеялся Ильгиз, но, заметив злобный взгляд Эль, тут же успокоился.
Ты же часто бываешь в лесу, а тропы до сих пор не знаешь? Почему, Эль?
Я охотник. Зачем мне тропы? Мне нужны следы. Олени не ходят по тропе.
А если заблудишься?
Все просто, Развалины на юге.
Но все же
Тихо!
Что такое? шепотом произнес Ильгиз.
Я сказала, замолчи и замри, не шевелись.
Ильгиз стоял в недоумении пару минут.
Слышишь?
Нет, я ничего не слышу.
Попробуй закрыть глаза. Теперь слышишь?
Да, неуверенно ответил Ильгиз.
Что слышишь?
Ну ветер, наверное, а еще как будто пчелы, все так же неуверенно ответил Ильгиз.
Еще что?
Да много всего. Просто звуки.
Вот поэтому я и не заблужусь. Лес наполнен голосами. Он как будто живой и разговаривает с тобой. На лице Эль появилась улыбка. Это журчит река. Слышишь, она как будто зовет тебя своей прохладой: «Я здесь, я жду тебя». И трепет крыльев. Это птица, она прямо над нами, а там, на западе, еще одна, и еще немного подальше. Шелест папоротника немного звонкий, а шелест осоки чуть потише, у болота, что на востоке, он отражается эхом от воды. А там, у тебя за спиной, рой пчел. И если прислушаться еще лучше, то можно услышать, как пчелы садятся на цветы. А это скребется мышь среди кореньев. Ну и, конечно же, наши Развалины, там постоянный шум, особенно звон наковальни из кузни, он слишком сильно бьет по ушам, его ни с чем не спутать.
И как ты все это различаешь? Ильгиз был неожиданно удивлен.
Ты видишь глазами, а я охотник, и я доверяю только ушам. Ты не сможешь увидеть оленя за поворотом или за высоким кустарником, но ты всегда сможешь его услышать. Звуки заполняют все вокруг, и ты сможешь многое увидеть, когда научишься слушать. Ладно, идем.
Эль и Ильгиз вышли к окраине Развалин, туда, где были разбросаны валуны от старой стены, здесь Ильгиз уже смог отчетливо различить звон наковальни. Вдали, над чащей леса, пестрел закат, в Развалинах загорались первые факелы. Все кругом суетились, местных было не так много, но были они достаточно оживленными. Кто-то возвращался с рыбалки, волоча за спиной сеть, измазанную речной тиной, и корзину с рыбой, кто-то нес с охоты мелкую дичь. На краю Развалин извергала дым и пламя старая печь, возле которой звенела под ударами тяжелого молота уставшая наковальня. Женщины возвращались со стороны реки, неся за спиной корзины, заполненные мокрым бельем. Детвора сражалась на палках, представляя в своих руках могучие мечи, под ударом которых сгинет любой враг, осмелившийся прийти в это неприметное убежище.
Иль! Сыночек! подбежала мама Ильгиза. Я уж думала, ты не вернешься к ужину.
Это была крупная, рослая женщина в белом льняном платье широкого кроя, на голове была повязана косынка, спрятавшая под собой волосы, но широкая, слегка растрепанная коса все же как будто пыталась выбраться наружу. Практически идеальный овал лица и румяные щеки выдавали всю доброту и заботу, в которой вырос Ильгиз.
Я пойду к отцу, тихо обронила Эль и неловко улыбнулась на прощание.
Мама, протяжно и недовольно сказал Ильгиз, я же просил не называть меня Иль. Я же не девчонка.
Просто мама тебя любит, вот и все. Ладно, идем, ужин готов, да и отец уже вернулся с рыбалки.
А у меня вот, заяц, Ильгиз протянул тушу.
Значит, завтра у нас будет мясо.
Эль взбежала по каменному полуразваленному крыльцу, прошла по каменному коридору и вошла в широкую комнату, где у старой кровати сидела ее мать. Стройная, ухоженная, в длинном черном платье. Ее белые волосы ложились на плечи гладкими прядями и доставали до поясницы. Взгляд был строгий, а на лице практически не осталось каких-либо эмоций. Раньше Анна была совсем другой, но болезнь мужа ранила и ее.
Где ты ходишь? Ты нужна здесь, твоему отцу все хуже и хуже. Ты опять таскаешься с этим мальчишкой?
Я была на охоте. Эль сильно расстроилась, в очередной раз услышав упреки в свою сторону.
Для этого есть мужчины, а ты должна ухаживать за своим отцом. Оставь свой лук, оставь эти забавы.
Анна, в постели зашевелился отец, ей нравится ее лук, ей нравится охота, не отбирай у нее эти маленькие моменты. В конце концов, однажды она не сможет охотиться не останется сил, чтобы натянуть тетиву. Мне уже вряд ли что-то поможет. А у нее вся жизнь впереди. Как, ты говоришь, зовут этого юношу? обратился Эльри к дочери.
Ильгиз. Эль улыбнулась и стала более решительна после того, как отец за нее заступился.
Подойди, присядь рядом.
Эль сняла лук, села на край кровати и зажала лук между ног, уперев его одним краем в пол. Эльри взял дочь за руку.
Он хороший парень?
Ну да, наверное
Он добр, честен, решителен?
Да, голос Эль неуверенно задрожал.
Ну так держись за него.
Ты не понимаешь, отец! Он как девчонка, мягкий и податливый.
Откуда тогда этот блеск в твоих глазах? улыбнулся Эльри. То, как он ведет себя рядом с тобой, не говорит о его характере в целом. Вряд ли он такой же податливый для других. Мужчина становится робким и мягким лишь с той самой. Вот я, я похож на мягкого.
Нет, что ты, отец. Ты сильный лидер.
Уверен, твоя мать думает иначе.
Анна впервые за долгое время улыбнулась.
Понимаешь, Эль, продолжил Эльри, лишь настоящий мужчина может себе позволить слабость, нежность и доброту. Но только рядом с той самой. А теперь пойди поешь, наверняка ты голодна. Зайди ко мне после ужина.
Ты не пойдешь со мной к столу? Эль сильно огорчилась, раньше отец мог отсутствовать за завтраком либо за обедом, но ужинали они всегда втроем, все те годы, что Эль могла вспомнить.
Мама принесет мой ужин в постель, прости. Эльри убрал одинокую слезу с щеки дочери и отвернул голову, чтобы спрятать от дочери свои глаза, в которых Эль смогла бы рассмотреть крадущуюся из глубин души смерть.
Эль покинула зал, Эльри проводил дочь взглядом и взял Анну за руку.
Она справится, она сильная. Я думаю, пора ей все рассказать.
Она ребенок.
Пора, я могу не дожить до утра.
Хорошо. Холод в словах Анны не был чем-то необычным, она смирилась с тем, что в любой момент ее муж покинет этот мир. Я принесу твой ужин.
По каменному полу застучали металлические набойки каблуков. Эльри смотрел в потолок, пока звук набоек медленно удалялся по коридору. Прежде чем Анна вернулась, в коридоре зашлепали по холодным камням кожаные сапоги. В проеме появилась Эль с двумя мисками бобов. Сбросив сапоги на полу, она влезла на кровать, скрестив ноги.
Держи, протянула она миску. Если ты не можешь пойти к столу, значит, я буду приходить к тебе с твоим ужином.
Ну хорошо, улыбнулся Эльри и, кряхтя от боли и усталости, поднялся чуть выше, оперевшись спиной о подушку.
В коридоре вновь застучали набойки, два взгляда устремились к проходу. Анна вошла с такой же миской бобов. Она немного растерялась, увидев Эль, и на мгновение замерла на месте.