И вот на каминном столике в рядок выстроились три чашки, чайник, сахарница, молочница, корзина печенья и еще какие-то вкусности. Сидя в уютном кресле, у горячего камина и, попивая чаек, Гриша подумал: наверное, счастье это когда тепло, вкусно и мама не болеет.
Мистер Уотсон, а почему вы сказали, что демонстрационная доска это от лени?
А вы Гриша что делаете, когда у вас появляется проблемная позиция?
Решаю.
А если не можете решить? настаивал англичанин.
Опять решаю. Ну, еще с тренером советуюсь.
А я расставляю ее над камином и она целый день у меня перед глазами. И так иногда надоедает на одно и тоже смотреть, что решение приходит само собой. А иногда приходят друзья-шахматисты и вдруг выстреливают идеи, иногда ученики.
Так вы тренер? поинтересовался Слонов.
Да, коллега. Есть у меня такое хобби. Обожаю возиться с молодежью. Сам я умею, может и мало, но зато много знаю. Могу делиться. И делюсь. И не только с молодыми. Взрослые тоже мимо не проходят.
Так тренерство это ваша профессия?
Если вы о заработке, то нет. Именно хобби. А что, могу себе позволить такое развлечение. За предыдущие годы я заработал достаточно. Такое мне вышло везение.
Гриша спросил-ответил: «Может не вам повезло, а вашим ученикам?»
Наверное. Хотя, кто знает, кому это больше приносит радости.
Слонов опять вступил в разговор:
А в шкафу я видел книги вашего сочинения. Учебники шахмат?
Да, но не только. Жизнь я прожил длинную, интересную. Есть что рассказать не только о шахматах. А во время турнира будет презентация моей книги стихов.
Как стихов? Так вы и поэт?
Поэтом был Байрон, а я так, пробовал рифмовать. Книга называется «Шахматные рифмы». Накопилось за жизнь много, вот решил издать. Там стихи о шахматистах, о дебютах, задачах.
А как можно написать стихи о шахматной задаче?
Оказалось можно
Вот через пару дней придет тираж почитаете. Я хотел к открытию турнира, но не успели в типографии. Жаль. И еще жаль, что у вас в стране, в СССР этого никогда не прочитают.
У Слонова перехватило дыхание: «Там что какие-то мысли против нашей страны?»
Англичанин покачал головой.
А почему у нас издать нельзя?
Я не представляю, как перевести стихи на русский. Прозу-то не всегда легко, а стихи
Гаров, страстный любитель поэзии, не мог не вставить свое слово: «Извините, что я вмешиваюсь, но мне кажется, перевод возможен. Читаем же мы по-русски Шекспира.»
Увы, юноша, пример ваш не годится. Когда переводишь длинные тексты, всегда можно передать мысль автора. А как это сделать, если всего четыре строчки, да плюс игра слов?
Мистер Уотсон! Это тоже возможно! Зависит, конечно, от квалификации переводчика. Но смогли же перевести четверостишия Роберта Бернса. У нас он очень популярен. Хотите, я вам подарю сборник?
Буду вам признателен.
Вы прочитаете и сможете оценить качество перевода.
Боюсь, что для этого придется сначала перевести Бернса на английский. (Два очень удивленных взгляда устремились на Уотсона) Шотландским я не владею.
Тут Слонов задал вопрос вроде бы по обсуждаемой теме, но как-то незаметно переводящий разговор в другую сторону: «А кроме русского знаете еще какие-то языки?»
Я их столько знаю, что они у меня смешались в голове. Уотсон протянул руку и вытащил у Слонова из пачки Беломора одну папиросу, понюхал, повертел в руках, попробовал прикурить и как ни странно не закашлялся. А знаю много. Да. Видимо талант. Хотя, судите сами: некоторые я учил по необходимости. Французский моя жена француженка. Русский, потому что шахматисту надо знать. Книги, журналы: все на русском. Немецкий во время войны. Были у нас курсы, а потом был длительный курс в лагере.
В концентрационном?
Да. В самом настоящем. Точнее даже в нескольких. Вот там языки постигал не хуже, чем в университете. Ну и русский, конечно, там подтянул, чтобы зря время не терять.
Мистер Уотсон, вы так с улыбкой все это вспоминаете. И войну, и концлагерь.
А почему я должен расстраиваться, Гриша? Плакать, вспоминая прошлое, это для вышедшей в тираж кинозвезды.
Вам что страшно не было?
Ну да, было страшно. Мог погибнуть. Много раз. Но ведь не погиб. Да и время было такое, что погибнуть можно было не только в лагере, а где угодно. И вот Гриша вас улыбка моя удивляет, а чего мне плакать? Люди обычно плачут от горя или от ненависти, которую нельзя утолить.
Слонов спросил: «А у вас не осталось ненависти к фашистам?»
Уотсон покачал головой: «Ненависть иссушает душу. Надо во всем видеть положительное. Ну, или стараться искать во всяком случае.»
Вы способны найти что-то хорошее в Гитлере?
Уотсон сделал неопределенный жест головой и рукой. Мол, вроде и да, но не совсем. Пораженный Слонов снова спросил: «Странно для бывшего узника.»
Да нет! Как бывший узник я к нему нежных чувств не испытываю.
А как же вас понять мистер Уотсон?
А понять вот как. Национализмом в том или ином виде люди болели всегда, во все эпохи. Читали Библию? Ну, так почитайте, хотя бы как исторический документ. Перечитайте после этого историю средних веков. Вы там найдете много гитлеров. Просто у них не было танков и самолетов и истребление и порабощение других народов не было столь массовым. Но оно было. Было. Было во все эпохи. Знаете, как сказал французский поэт Брассанс? «Люди, как правило, не любят тех, кто на них хоть чуть-чуть не похож» Красиво, правда?
Красиво, но вы так и не объяснили, что хорошего в Гитлере.
Хорошего ничего. Ничего не было, и быть не могло. Но если отрешенно на произошедшее посмотреть, то благодаря Гитлеру глупо звучит! Так вот благодаря этому негодяю человечество получило прививку от национализма.
Десятки миллионов жизней, не слишком ли дорогая цена за прививку?
Как посмотреть. Вот произойди это лет на десять позже, и жертв было бы больше. Намного. Атомная бомба появилась бы уже.
Вы прямо философ.
С возрастом любой человек начинает философствовать.
Так что же фашистов поблагодарить надо за содеянное?
Благодарить их не надо. Не за что. Но и искать их по всему миру, чтобы посадить, сейчас тридцать лет спустя я бы не стал. Нюрнбергский процесс выбил из под них стул. Навсегда! Фашизм осужден мировым сообществом. Заметьте: не Гитлер с Геббельсом, а их ученье. Это очень важно! Теперь никто и никогда не сможет проповедовать идеи нацизма.
Это правильно. Но почему не преследовать бывших нацистов? А если они почувствуют свободу? Могут пустить корни.
И что вырастет? поинтересовался Уотсон.
Что вырастет? удивленно переспросил Владислав и тут же уверенно ответил То же что и у Гитлера, только с другим названием.
Вы что, же верите, что пустить могут корни так, что еще лет через тридцать у вас на Красной площади хайль Гитлер будут кричать и руку в фашистском приветствии выбрасывать?
Упаси Боже! Такого я уверен никогда не будет, но ловить бывших нацистов все же надо, я уверен.
А вы не боитесь, что после начнется охота на сочувствующих, а потом на подозрительных и так далее?
Я считаю, что сочувствующих тоже надо наказывать. Пусть и не так строго, но наказывать. Кем бы они ни были.
Пример можете привести?
Сколько угодно. Вот у вас галерея чемпионов по шахматам висит. А ведь Макс Эйве играл при фашистах в турнирах, разъезжал по Рейху.
Да играл. Но это было прикрытие. Как у вас говорят? Потолок?
Крыша.
Ах да, крыша! Знали бы немцы, что он за их спиной и на их же деньги ха-ха-ха! А ведь если поймали бы, не посчитались бы ни с чем. Так что, дорогой Владислав, никогда не судите опрометчиво. Макс Эйве, сидя на вашем месте, рассказывал мне, как работал в тайной антигитлеровской организации в Голландии. Видите он в моей галерее чемпионов на фото как раз в этом кресле. Уотсон протянул руку к галерее Вот, прошу вас.
И только сейчас Гриша присмотрелся: фотогалерея чемпионов была не полной! Не хватало Вильгельма Стейница и Роберта Фишера. Весьма странно. Если уж вешали фото чемпионов, то всех. Это портрет короля или президента можно снять и повесить нового, а в шахматном королевстве свои законы: чемпион мира звание вечное, это король, которого можно победить, но нельзя свергнуть.