Ты действительно хочешь знать, чем я занимаюсь? Я уверена, что он предпочел бы просто запустить руку мне под юбку, чем слушать, что там девушка может ответить на подобный вопрос. И поскольку я не хочу признаваться в том, что не работаю, потому что пять лет просидела в тюрьме, то скольжу ему на колени.
Он удивляется, как будто и в самом деле собирался сидеть тут и болтать со мной целый час подряд.
Потом выражение его лица сменяется с легкого шока на принятие. Его руки ложатся мне на бедра, и он сжимает их. По всему моему телу пробегает дрожь.
Он притягивает меня поближе, я ощущаю его сквозь джинсы и вдруг сомневаюсь, что смогу уйти, как считала всего пять минут назад. Я думала, что смогу поцеловать его, а потом пожелать ему доброй ночи и гордо отправиться домой. Я просто хотела почувствовать себя немного сильнее перед завтрашним днем, но теперь, когда он проводит пальцами по коже у меня на талии, это делает меня все слабее и слабее и, черт, совершенно бездумной. Не бездумной, словно мне плевать, а бездумной, как будто у меня в голове пустота, а в груди растет ощущение, словно во мне разгорается огненный шар.
Его правая рука скользит по моей спине, и я ахаю, потому что чувствую, как от его прикосновения по телу разливается ток. Теперь он прикасается к моему лицу, водит пальцем по скулам, легонько трогает губы кончиками пальцев. И смотрит на меня, как будто пытается сообразить, откуда он меня знает.
А может, это все моя паранойя.
Кто же ты? шепчет он.
Я уже говорила ему, но все равно повторяю мое среднее имя:
Николь.
Он начинает было улыбаться, но потом, перестав, отвечает:
Я знаю твое имя. Но откуда ты? Почему мы никогда раньше не встречались?
Мне не хочется этих расспросов. У меня нет честных ответов на них. Я подвигаюсь ближе к его губам.
А кто ты?
Леджер, отвечает он и тут же разрывает надвое мое прошлое, вытаскивает то, что еще оставалось от моего сердца, бросает на пол и целует меня.
* * *
Говорят: «упасть в любовь», но, если подумать, упасть такое грустное слово. Падать плохо. Можно упасть на пол, упасть духом, упасть с небес на землю.
Кто бы ни был тот первый человек, сказавший «упасть в любовь», он, должно быть, уже из нее выпал. Иначе бы он назвал это как-нибудь получше.
Скотти сказал мне, что любит меня, где-то посередине наших отношений. В тот вечер я должна была в первый раз встретить его лучшего друга. Я уже познакомилась с его родителями, и он был в восторге, но не в таком, как в тот момент, когда он собирался представить меня своему лучшему другу, которого считал братом.
Но эта встреча так и не состоялась, я уже и не помню почему. Это было давно. Его друг не смог прийти, и Скотти огорчился, так что я испекла ему печенье, мы выкурили косяк, и я отсосала ему. Я была лучшей на свете девушкой.
Пока не убила его.
Но это было за три месяца до его смерти, и в тот вечер он, хоть и грустил, был очень даже живым. У него билось сердце, стучал пульс, вздымалась грудь, а в глазах стояли слезы, когда он сказал: Черт, Кенна, я люблю тебя. Люблю больше, чем кого-либо на этом свете. Я всегда скучаю по тебе, даже когда мы вместе.
Эти слова запали мне в душу. Я всегда скучаю по тебе, даже когда мы вместе.
Я думала, это единственное, что я запомнила из того вечера, но я ошибалась. Я запомнила кое-что еще. Имя.
Леджер.
Лучший друг, который так и не пришел. Лучший друг, которого я так и не встретила.
Лучший друг, который только что засунул язык мне в рот, руку мне под футболку и свое имя мне в грудь.
6
Леджер
Я не понимаю, как устроено влечение.
Что, что привлекает людей друг в друге? Почему десятки женщин еженедельно входят в двери этого бара и мне не хочется даже взглянуть на них лишний раз? Но потом появляется эта девушка, и я не могу оторвать от нее своих чертовых глаз.
А теперь и губ не могу оторвать.
Не знаю, почему и для чего я нарушил свое же собственное правило «никаких шашней с клиентами». Но что-то в ней говорило, что у меня единственный шанс. Я почувствовал, что она в городе проездом либо не собирается возвращаться сюда. А сегодняшний вечер стал исключением из ее привычного образа жизни, и если я упущу сейчас возможность, то буду жалеть об этом до самой старости.
Она казалась тихоней, но не из тех стеснительных тихонь. Она была тихой, как пламя, как шторм, что подбирается к тебе, а ты не замечаешь этого до тех пор, пока не начнешь до костей дрожать от грома.
Она была молчаливой, но все равно сказала достаточно, чтобы мне захотелось услышать остальное. На вкус она как яблоки, хоть раньше и пила кофе, а яблоки мои любимые фрукты. А теперь вообще, наверное, моя любимая пища. Точка.
Мы целуемся уже несколько секунд, и, несмотря на то что она сделала первый шаг, она все еще кажется изумленной тем, что мои губы касаются ее губ.
Может, она хотела, чтобы я подождал с этим немного дольше, а может, не ожидала, что это окажется вот так надеюсь, она чувствует то же самое, в любом случае вряд ли она тихонько ахнула перед нашим поцелуем потому, что не хотела целоваться.
Она немного неуверенно отстраняется, но потом, кажется, что-то решает и снова подается ко мне и целует опять, с большей решимостью.
Но эта решимость тоже исчезает. Слишком быстро. Она снова отстраняется, и на сей раз у нее в глазах читается сожаление. Она быстро мотает головой и упирается руками мне в грудь. Я накрываю ее ладони своими, и она шепчет: «Прости».
Соскользнув с меня так, что ее бедро задевает мою ширинку отчего я твердею еще сильнее, она выходит из-за столика. Я ловлю ее за руку, но ее пальцы выскальзывают из моих, и она отходит еще дальше.
Я не должна была приходить.
Она отворачивается от меня и направляется к двери. Я теряюсь.
Я не успел запомнить ее лицо, и мне вовсе не нравится, что она уходит до того, как я успеваю как следует запечатлеть в памяти форму этих губ, которые только что касались моих.
Я выхожу из-за столика и иду за ней.
Она не может открыть дверь. Дергает ручку и толкает ее, как будто хочет убежать от меня как можно быстрее. Я хочу умолять ее остаться, но и хочу помочь ей уйти, так что открываю верхний замок и толкаю ногой дверь, откинув защелку нижнего. Дверь распахивается, и она вылетает наружу.
Глубоко вздохнув, она поворачивается и смотрит на меня. Я впиваюсь глазами в ее рот, жалея, что не обладаю фотографической памятью.
Ее глаза больше не цвета ее футболки. Теперь они стали светлее, потому что наполнились слезами. И снова я не знаю, что делать. Я никогда не встречал девушки, в которой сменялось так много эмоций за такое непродолжительное время, и при этом они не казались вымученными или мелодраматичными. Кажется, что каждое свое движение, каждое чувство ей хочется схватить и спрятать обратно.
Она кажется смущенной.
Она тяжело дышит, пытаясь вытереть слезы, собирающиеся у нее в глазах, и поскольку я не знаю, что надо сказать, то просто обнимаю ее.
Ну что я еще могу поделать?
Я прижимаю ее к себе, и она на секунду замирает, но потом, почти сразу, выдыхает и расслабляется.
Мы стоим вдвоем, только мы и никого больше. Уже перевалило за полночь, все остальные спят по домам, смотрят кино, занимаются любовью. А я стою на главной улице города, прижимаю к себе очень грустную девушку, гадаю, почему же она так печальна, и желаю, чтобы она не казалась мне такой прекрасной.
Ее лицо жмется к моей груди, руки крепко обнимают меня за талию. Ее лоб приходится как раз на высоту моих губ, но она наклоняет голову, и я касаюсь подбородком ее макушки.
Я глажу ее руки.
Мой грузовик стоит за углом. Я всегда паркуюсь там, в проезде, но она расстроена, и мне не хочется вести ее за собой, когда она плачет. Я прислоняюсь к столбу навеса и привлекаю ее к себе.
Проходит минуты две, может, три. Она не отпускает меня. Она прижимается ко мне, впитывая то утешение, которое даруют ей мои руки, и грудь, и плечи. Я глажу ее по спине вверх и вниз, все слова застревают в глотке.