Я думаю: Кенна, представь, что ты Грейс.
Вот прекрасный молодой человек, которого ты любишь больше жизни, больше, чем все на свете. Он красивый, он состоявшийся. Но, что еще важнее, он добрый. Все говорят тебе об этом. Другие родители мечтают, чтобы их дети походили на него. Ты улыбаешься, потому что гордишься им.
Ты гордишься им, даже когда он приводит домой новую подружку, которая слишком громко стонет посреди ночи. Подружку, которая разглядывает комнату, пока все молятся перед обедом. Подружку, которую ты ловишь в одиннадцать вечера во дворе с сигаретой в руках, но ничего не говоришь ей; ты просто надеешься, что она скоро надоест твоему прекрасному сыну.
Представь, что тебе звонит сосед твоего сына по квартире, спрашивая, не знаете ли вы, где он. Он должен был рано утром прийти на работу, но по какой-то причине не явился.
Представь, как ты волнуешься, потому что твой сын всегда приходит вовремя.
Представь, что он не отвечает на мобильный, когда ты звонишь, чтобы узнать, почему он не вышел на работу.
Представь, как идет время и ты начинаешь паниковать. Обычно ты чувствуешь его, но сегодня это не удается. Ты полна страха, а места для гордости не остается.
Представь, что ты начинаешь звонить. Ты звонишь в университет, звонишь ему на работу, ты бы позвонила даже его подружке, которая тебе не сильно по душе, если бы знала ее телефон.
Представь, что ты слышишь, как захлопывается дверь машины, и с облегчением выдыхаешь только затем, чтобы упасть на пол, увидев полицейского возле своей двери.
Представь, как ты слышишь слова вроде: «Мне очень жаль», «несчастный случай», «авария» и «не выжил».
Представь, что ты не умираешь в эту минуту.
Представь, что тебе приходится жить, и пережить этот ужасный вечер, и проснуться на следующий день, когда тебя попросят опознать тело сына.
Его безжизненное тело.
Тело, которое ты создала, в которое вдохнула жизнь, которое выросло у тебя внутри, научилось ходить, говорить, бегать и любить других.
Представь, что касаешься его холодного, ледяного лица, твои слезы падают на полиэтиленовый мешок, в который его засунули, молчаливый крик застывает в горле, а потом возвращается к тебе в ночных кошмарах.
А ты все живешь. Как-то.
Как-то живешь без той жизни, которую ты создала. Скорбишь. У тебя не хватает сил даже организовать его похороны. Ты не можешь понять, как же твой сын, добрый, идеальный сын мог оказаться таким безрассудным.
Ты в таком отчаянии, но твое сердце продолжает биться, снова и снова напоминая тебе обо всех ударах сердца, которых уже не ощутит твой сын.
Представь, что все еще хуже.
Только представь.
Представь, как ты думаешь, что ты уже на самом дне, и тут ты видишь новый утес, с которого тебе предстоит упасть, когда тебе говорят, что твой сын даже не сам вел машину, слишком быстро ехавшую по гравию.
Представь, что тебе говорят, что в аварии виновата она. Девчонка, которая курила, не закрывала глаз во время молитвы и слишком громко стонала у тебя в доме.
Представь, что тебе говорят, что это она так неосторожно и зло обошлась с жизнью, которую ты создала.
Представь, что тебе говорят она бросила его там.
Говорят: «убежала с места аварии».
Представь, тебе говорят, что нашли ее на следующий же день в постели, с похмелья, перепачканную землей, грязью и кровью твоего доброго сына.
Представь, тебе говорят, что у твоего идеального сына был идеальный пульс, и он мог бы прожить идеальную жизнь, если бы только попал в аварию с другой, идеальной, девушкой.
Представь, как ты понимаешь, что этого всего могло не случиться.
Он же даже не умер. По их оценке, он прожил еще шесть часов. Он прополз несколько метров в поисках тебя. Нуждаясь в твоей помощи. Истекая кровью.
Умирая.
Часами.
Представь, как ты узнаешь, что та девица, которая слишком громко стонала и курила в одиннадцать вечера у тебя во дворе, могла спасти его.
Один телефонный звонок, которого она не сделала.
Три цифры, которые она так и не набрала.
Она отсидела за его жизнь пять лет, а ты растила его целых восемнадцать и еще четыре любовалась, как он живет сам по себе, и, может, могла бы делать это еще лет пятьдесят, если бы она не оборвала его жизнь.
Представь, что после всего этого тебе надо жить дальше.
А теперь представь, что эта девица Та, про которую ты надеялась, что она надоест твоему сыну Представь, что после всего, что она тебе причинила, она решает снова появиться в твоей жизни.
Представь, что ей хватает наглости постучаться в твою дверь.
Улыбнуться тебе в лицо.
И спросить о своей дочери.
Ожидая, что ей позволят стать частью крошечной прекрасной жизни, которая чудом осталась после твоего сына.
Просто представь все это. Представь, что тебе пришлось бы взглянуть в глаза девице, бросившей твоего умирающего сына ползти по дороге, пока она спала в своей постели.
Представь, что бы ты сказала ей после всего этого.
Представь, как бы ты хотела причинить ей ответную боль.
Очень легко понять, почему Грейс меня ненавидит.
И чем ближе я к их дому, тем больше я начинаю тоже ненавидеть себя.
Я даже не понимаю, почему я иду к ним, не подготовившись как-то получше. Мне будет очень непросто, и, хотя я готовила себя к этому моменту каждый день в течение пяти лет, я никогда не репетировала его по-настоящему.
Такси поворачивает на бывшую улицу Скотти. Мне кажется, что меня вжимает в заднее сиденье тяжестью, которой я никогда не ощущала прежде.
Когда я вижу их дом, мой страх становится слышен. Откуда-то из глубины моей глотки вырывается звук, который изумляет меня саму, и мне требуется вся сила воли, чтобы удержать слезы.
В этом доме прямо сейчас может быть Диэм.
Я сейчас пройду по двору, где она играет.
Я постучу в дверь, которую она открывала.
Ровно двенадцать долларов, говорит водитель.
Я вытаскиваю из кармана пятнадцать и говорю, что сдачи не надо. Мне кажется, будто я выплываю из этой машины, не чувствуя себя. Это такое странное ощущение, что я даже оборачиваюсь, чтобы убедиться, что не осталась на заднем сиденье.
Я думаю, не попросить ли водителя подождать, но это означало бы заранее признать поражение. Потом я придумаю, как попасть домой. Сейчас же я продолжаю цепляться за недостижимую мечту, что до того, как меня попросят уйти, пройдет несколько часов.
Как только я захлопываю дверцу, такси тут же уезжает, и я остаюсь стоять на другой стороне улицы, напротив их дома. На закатном небе все еще ярко светит солнце.
Я жалею, что не дождалась темноты. Я ощущаю себя открытой мишенью. Беззащитной перед тем, что может случиться со мной.
Мне хочется спрятаться.
Мне нужно еще время.
Я даже не репетировала, что я им скажу. Я постоянно думала об этом, но ничего не произносила вслух.
Дышать становится все труднее. Я кладу руки на затылок и делаю вдох и выдох, вдох и выдох.
Занавески в гостиной задернуты, так что меня, наверное, еще никто не увидел. Я присаживаюсь на бордюр и пытаюсь собраться перед тем, как пойти к дому. Такое чувство, что мысли рассыпаются передо мной, и мне нужно собрать их по одной и расположить в правильном порядке.
Извиниться.
Выразить свою благодарность.
Умолять их о милости.
Надо было бы лучше одеться. Я в джинсах и той же самой футболке, что и вчера. Это самая чистая моя одежда, но теперь, глядя на себя, мне хочется заплакать. Я не хочу впервые встретиться со своей дочерью в футболке цвета «Маунтин Дью». Как Патрик и Грейс могут отнестись ко мне всерьез, если я даже одеться прилично не могу?
Я не должна была мчаться сюда. Я должна была все обдумать заранее. Я начинаю паниковать.
Вот если бы у меня был друг.
Николь?
Я поворачиваюсь на этот голос. И вытягиваю шею, пока не встречаюсь с Леджером взглядом. В обычных обстоятельствах я была бы удивлена, увидев его здесь, но я и так в потрясенном состоянии, и поэтому мой мыслительный процесс идет в направлении типа: