Что вы делаете, негодяи?! заорал я вне себя от стыда и ужаса.
Кто-то невидимый оголил меня снизу, мои штаны болтались на связанных ногах, а сам я являл неизвестным мучителям срамные части тела. Я оказался не просто беззащитным, а и униженным. В голову лезли самые гадкие мысли о сути предстоящей экзекуции. Я решил застрелиться, как только получу такую возможность.
Ну-с, сударь мой, Андрей Васильевич, с наслаждением промолвил генерал, для начала попробуем вас на крепость.
Он ударил тростью в пол. Я взревел от жгучей боли внизу полоснули кнутом по ягодицам. На глаза навернулись слезы. Но и некоторое облегчение я почувствовал: выпороть, значит, меня решили! Больно, конечно, но не повод стреляться.
Я отдышался, боль притупилась. Генерал назидательным тоном промолвил:
Сударь мой, Андрей Васильевич, я накажу тебя несильно но так, чтоб запомнил!
Трость врезалась в пол, кнут прошелся по ягодицам. Я вскрикнул, но заставил себя стиснуть зубы, только стон глухой и вырывался наружу. Трость в пол! Кнут жахнул по заду! Несильно, называется!
Я стонал, стиснув зубы, но держался, не кричал больше. Генерал трижды грохнул тростью в пол. Неизвестный палач осыпал меня убийственными ударами. Я терпел и стонал, рискуя стереть зубы до десен. Потом закричал. Но чем пронзительнее орал, тем сильнее старался мучитель. Наконец, я потерял сознание
Глава 2
Я очнулся от боли. Чьи-то руки я сразу почувствовал, что не злые, прикоснулись к моим ягодицам, причинив мне новые страдания. И еще чьи-то нежные пальчики пробежались по моей шее, по щекам, по затылку.
Тише-тише, миленький, послышался девичий голос.
Я открыл глаза, обнаружил, что покоюсь щекой на мягких коленях, поднял голову и увидел зеленые глаза, рыжие волосы и солнечные веснушки.
Где это я? В раю? прошептал я.
Вы в моем заведении, раздался еще один голос.
Женщина говорила по-русски, но с французским акцентом.
От ангельской обители мы далеки, продолжила она, но дарим райские наслаждения. Правда, вам сейчас решительно не до них
А вы кто? спросил я.
Мадам Шерамбо, ответила хозяйка, жгучая брюнетка в желтом платье с черной кашемировой шалью.
А как я сюда попал? спросил я.
Квартальный надзиратель доставил вас, поведала рыжая девица, на податливых коленях которой покоилась моя голова, и велел позаботиться.
Что ж, я воздел очи горе, Heus-Deus4, не забудь, зачти ему, когда предстанет пред тобой.
Мадам Шерамбо с осуждением покачала головой и перекрестилась.
Ох, дамы, дамы, вымолвил я. А валяться-то мне некогда. Нужно срочно идти. Дела!
Как же вы пойдете?! удивилась мадам Шерамбо. Вам бы отлежаться. А еще лекаря нужно дождаться. Мы послали за господином Хренькиным. Да и кто ж в такую пору по гостям-то пойдет?
Судя по акценту, она и впрямь была француженкой.
А который теперь час? спросил я.
Девица глянула в окно и заявила:
Ночь.
Очевидно, она имела самые общие представления о времени, но, судя по уверенному голосу, знала, что ночь еще не скоро закончится. Я обнял ее ноги и сильнее прижался к коленям. Мадам Шерамбо, заметив мои поползновения, решила, что покой мне куда нужнее, нежели чрезмерная ласка.
Оставайтесь до утра. Доктор Хренькин обработает ваши раны, и, будем надеяться, более вас не побеспокоят. Вы отдыхайте, а если что-то понадобится, Алета, хозяйка сделала ударение на имени, будет за стенкой, стучите.
Она прикоснулась к плечу девушки. Та поднялась с постели, переложила мою голову на подушку и вышла из комнаты.
Полежите немного, попробуйте не шевелиться, промолвила мадам Шерамбо. Лекарь появится с минуты на минуту.
Она оставила меня одного. Я вновь воздел очи горе, наткнулся взглядом на распятие, висевшее на стене, и пробормотал:
Зачет, Heus-Deus, и этим женщинам тоже зачет.
Помолившись, я расслабился, глаза сами собой сомкнулись, сказалось нервное напряжение. Но едва задремал, как хлопнула дверь и заскрипел паркет под осторожными, но тяжелыми шагами. Я притих, испугавшись нарушить живительный сон.
Я по вашу душу, раздался вкрадчивый баритон.
Жесткие руки коснулись высеченного места, я вскрикнул от боли:
Вы же сказали, по мою душу, а хватили за задницу!
Я Хренькин, лекарь, представился вошедший.
А я думал, палачи вернулись, процедил я сквозь зубы.
Он принялся обрабатывать мои раны. А я вообразил, как Алета, откинув рыжие локоны, с открытым ротиком прислушивается к тому, что здесь происходит, стиснул зубы и терпел. Глупость, конечно: наверняка она легла спать и еще неизвестно, достучишься ли до нее, случись надобность. И все же, если б не девица за стеной, орал бы я еще громче, чем во время экзекуции.
Доктор Хренькин знал свое дело. Он причинял мне острую боль и измучил меня сверх всякой меры, но, когда закончил, я почувствовал облегчение, словно в ту же секунду пошел на поправку, и впал в полуобморочную дрему. Я слышал, как исцелитель на цыпочках удалился, но сил не нашел ни поблагодарить, ни попрощаться. Так до утра кверху задом и проспал.
Когда же я проснулся, на душе было муторно. Пошевелился свежие раны потревожились и прогнали остатки сна. Я вспомнил подслушанный в доме генерала разговор и обругал себя, что валяюсь в борделе, а нужно действовать!
Я постучал в стену и, превозмогая боль, поднялся с постели. Появилась Алета, а за ней мадам с фарфоровой чашечкой. Я вдохнул божественный аромат кофия, представил себе, как нынче же неприятно удивлю зарвавшегося генерала, и настроение мое улучшилось.
Вошла еще одна девица со стопкой одежды.
Мы привели в порядок и погладили ваши вещи, пояснила мадам Шерамбо.
Храни вас бог, ответил я. А извозчика не вызвали?
Вызвали, кивнула мадам.
Встал вопрос: к кому ехать? Собственно, выбор невелик, да не очень-то прост: Поло5 или Николай Николаевич. И тот и другой состояли в «партии молодых людей» и пользовались привилегией являться к государю без особого приглашения. Уже месяц, как оба стали государственными деятелями.
Душой я рвался к Паше, он был ближе хотя бы в силу возраста. Но, обратись я к нему за помощью, он начнет злорадствовать. Ведь только что я критиковал его: зачем поступил на службу? Как можно заниматься либеральными преобразованиями, будучи скованным по рукам и ногам должностными обязанностями той самой системы, которую собрался реформировать? Поло же отвечал, что по горло сыт болтовней, пора засучить рукава и работать. Но я не верил в искренность его слов. Тщеславие вот что подвигало его. Высокая должность и власть соблазнили Павла Александровича. Теперь он улыбнется и не преминет заметить, что как в задницу-то меня клюнули, так и побежал я к товарищу министра внутренних дел.
Выходило, что нужно идти к Николаю Николаевичу. Он тоже поступил на службу, но с ним по этому поводу я не спорил и поэтому мог похлопотать о своем деле без ущерба самолюбию. Правда, я недолюбливал Новосильцева за англоманию. Порой спросить его хотел, каково ему было в Лондоне преспокойно практиковать физические опыты в то время, как сумасшедший Нельсон и полуживой Паркер вели английскую эскадру в Балтийское море, еще не решив окончательно, кого бить шведов, датчан или русских? По счастливому стечению обстоятельств выбор пал на датчан, и англичане едва не сожгли Копенгаген, оставив в покое русский флот.
А самое главное, англичане придумали виски! Разве можно дружить с теми, кто вместо водки пьет эту гадость?!
Я пошарил в кармане, вытащил рубль, загадал: орел Поло, решка Николай Николаевич. Подбросил монету, поймал, разжал кулак орел. Значит, к Строганову.
Но речь идет о заговоре! «Дело такое, что Россия содрогнется от ужаса!» так сказал неизвестный злодей. Тут не до личных симпатий. Нужно к Николаю Николаевичу, к нему император охотнее прислушается, на то и назначил статс-секретарем