Он смутился:
Ну Ты уже делаешь.
Что?
Он отвел глаза. Ответил:
Убираешься. Наводишь чистоту.
Тапис! Но ведь я это и сказала! Убираться, мыть пол это ведь и есть наводить чистоту. Нет?
Не только.
Что еще?
Не могу сказать.
Тапис! я повысила голос. Ты знаешь что-то еще?
Нет, сказал он быстро.
Раффай!
Нет.
Лерн?
Мальчишка, не отрывая взгляда от листа, на котором он продолжал чиркать, отрицательно помотал головой.
А я вот сейчас возьму и прекращу зашивать ваши обноски!
Не-е-ет, заканючили они. Мы ничего не зна-а-аем! Ну, ходят какие-то слухи, но мы не знаем!
Я поняла, что больше ничего от них не добьюсь. Ладно, продолжим разговор на эту тему в другой раз.
Мальчишки, боясь, как бы я не продолжила расспросы, затараторили:
А ты откуда? Расскажи о своем мире! Или нет, лучше какую-нибудь интересную историю!
Я задумалась. Что бы такое им рассказать? Сказку? Притчу? Да еще чтобы им было понятно.
А, была не была. Начнем с русских народных сказок.
Жили были дед и баба Ой, нет. Бабу заменим, а то вы не поймете Жили были дед и дед. И была у них курочка Ряба
Как оказалось, кто такая курочка, они знали. Значит, запрет на женских особей действовал только в отношении людей. Прискорбно.
За курочкой рябой пошел колобок и Маша, то есть, Саша с медвежьей троицей. Впрочем, в моем исполнении медведи смахивали на монстров, а Саша, виртуозно заменивший Машу, на их победителя. В общем, Остапа несло. Мальчишки молча внимали.
Когда я закончила травить сказки, зашивать одежду и подняла глаза на пацанов, они, привалившись друг к другу, тихо дремали. М-да, мне только сказки на ночь рассказывать.
Эй, потрясла я их за плечи. Спокойной ночи, малыши.
И с удивлением посмотрела на рисунок в руках Лерна. На лист была изображена я. В несколько утрированном стиле, с иглой и длинной ниткой в руках. Однако как пацан классно рисует! И кто-то еще смел утверждать, будто у него нет никакого дара?!
Это тебе, Лерн, открыв полусонные глаза, протянул листок. Ты спрячь только. А то отберут. А меня накажут.
Тебе нельзя рисовать? изумилась я.
Я же хооз, пожал он плечами, мне нельзя. Они говорят, и так работы много. А дара нет.
Я погладила парня по голове. Он недовольно дернулся. Сколько ему лет? Четырнадцать? Пятнадцать?
А я обещал написать для тебя величальную, вспомнил Тапис. Завтра принесу, ладно?
Ладно, согласилась я. Как хочешь.
А Раффай может для тебя
Что может Раффай, я не узнала. Потому что дверь открылась.
Мы разинули рты, увидев на пороге Шико.
Тот медленно обвел нас взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. Заметил мой портрет и ухмыльнулся:
Что, Лерн, снова за старое?
Мальчишка испуганно сжался.
Это я рисовала, сказала я с вызовом. И попробуй докажи, что нет!
А что они вообще тут делают? сощурил глаза Шико.
В гости зашли, я скрестила руки на груди и тоже сощурила глаза. Что, нельзя?
Нельзя, медленно кивнул Шико. Ни им, ни тебе. Тебя ведь предупреждали, чтобы ни с кем не болтала, разве нет?
Я молчала. Предупреждали. Мне нельзя ни с кем разговаривать. А потому фиг я тебе отвечу.
Он понял и ухмыльнулся:
Я принес твою нашлепку. Вдруг еще кому-то лоб раскроишь, пригодится.
Ничего не поняла. Какую еще нашлепку? Он вообще о чем?
Шико протянул бактерицидный пластырь, которым я недавно залепила его голову. Я удивленно посмотрела на лицо парня.
Никакого шрама на лбу. Никаких признаков, что несколько часов назад эту физиономию заливала кровь. Вот же зараза Неужели все-таки прикидывался? Разыграл спектакль? Но зачем?
Спасибо за своевременную помощь, он скривился. А нашлепку все-таки возьми.
Только сейчас я заметила: пластырь выглядит как новенький.
Он что, его постирал?!
Недоуменно воззрившись на Шико и поймав его выжидательный взгляд, словно он про себя гадал возьмет или не возьмет я стала смутно подозревать, что его посещение имеет совсем иную цель, нежели возвращение жизненно необходимой «нашлепки».
И, я надеюсь, взамен ты вернешь то, что случайно захватила из моей комнаты.
Я молчала. Ах, вот зачем ты пожаловал, голубчик.
Не надейся, не верну. Обойдешься.
И вообще, топал бы ты отсюда, юный господин.
Послушай, Маша
Ого, да он знает мое имя! Ну и ну! Не девка, не ведьма, а Маша! Прогресс, однако!
Мне очень, очень нужны мои записи. Ведь они у тебя? Так?
Тон из высокомерного стал настойчиво-убеждающим.
Ну-ну, давай, поуговаривай еще, мне понравилось.
Кажется, я промахнулась. Он не стал уговаривать. Видимо, понял, что так просто я с трофеем не расстанусь.
Ты ведь не хочешь, чтобы наставники узнали, где провели нынешний вечер эти трое.
Кивок в сторону притихших отроков.
Если я расскажу, с кем они мило пробыли все это время, их накажут, и, смею заверить, наказание будет очень суровым.
Не надо, пискнул Тапис. Мы ничего плохого Она только зашила нашу одежду.
Брови Шико взметнулись вверх:
Она что сделала?
Привела в порядок лохмотья, в которые их тут обряжают, рявкнула я, не выдержав. То, в чем ходят мальчишки, что они вынуждены носить, одеждой можно назвать с большой натяжкой! Попробуй-ка сам походи в эдаком рванье, небось, не понравится! Вы что, не можете разориться на несколько рубашек, а?
Не твое дело, Шико оправился от изумления, и тон его вновь стал холодным. Не устанавливай свои правила. Как говорят в вашем мире, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Чем бы вы тут не занимались, это нарушение порядка! И я, как законный наследник и будущий хозяин, обязан следить за тем, чтобы его соблюдали!
Может, все-таки отдать ему тетрадку, пусть подавится? Я уже почти согласилась пойти на компромисс, но тут произошло неожиданное.
Светильники во всем замке погасли, и мы очутились в кромешной тьме.
Вот же невезуха! Ну почему тут нет часов, а? Засиделись мы с пацанами, да и я хороша, сказки взялась рассказывать, Арина Родионовна хренова. Прозевали время, когда надо ложиться спать. И что теперь?
Я услышала тихий топот. Поняла, что мальчишки на цыпочках выскользнули из комнаты и потрусили по коридору. И как они в такой тьме найдут дорогу?
Не беспокойся за них, едва слышно сказал Шико, доберутся. Они тут каждый камень знают.
Я вздрогнула. Он что, читает мои мысли? Зло сказала:
И ты топай давай. Желаю тебе заблудиться в темноте.
Он тихо рассмеялся. В следующую секунду мне пришлось зажмуриться от яркой вспышки. Машинально я отпрянула и чуть не упала, оступившись. Кто-то придержал меня за руку. Я дернулась и открыла глаза.
На ладони Шико мерцали язычки огня, освещая его лицо. На миг мне померещилось в его глазах непритворное сочувствие, которое сменилось холодным презрением.
Держи, сквозь зубы сказал он, протягивая ладонь с огоньком.
Как это держи? Я ведь обожгусь. Он что, смеется?
Свободной рукой Шико крепко взял мою ладонь и перекинул в нее огонек. Нет, он не был горячим. Скорее, теплым, ласковым, манящим. Я залюбовалась переливами язычков. Желто-оранжевые, они плясали, исполняя какой-то затейливый танец. Красиво.
Увлеченная, я не заметила, когда ушел Шико.
Что же мне с тобой делать? спросила я у огонька.
Перекинула его в чашку с осколками светильника, и произошло еще одно чудо: осколки вобрали в себя огонь и засветились, как в дневное время.
Приняв бочку (нет, ну когда же мне выдадут хотя бы мыло, не говоря уже о шампуне!), я легла спать и только тут вспомнила: сегодня вечером мне так и не принесли ужин! Голодный желудок требовательно урчал. Эх, если бы знать, где тут у них кухня! Я бы точно пошла на ее поиски. Но усталость взяла свое, и, немного поворочавшись, я уснула.
13. Ночное бдение
«Коль колдовать хооз начнет, не за горой переворот»
(из запретных откровений)
Проснулась, будто кто-то толкнул меня под ребра.
Резко села на кровати.
«Ночник», он же «дневник» неярко горел в чашке. Уже утро?! Я испуганно вскочила. Приоткрыла дверь.
В коридоре царила беспросветная мгла.