Разве, пока ты жил среди хин, никто из них не отпускал себя? спросил Киль.
Каден, не желая встречаться с ним взглядом, уставился на доску.
Отпускал себя? отозвался он.
Мой народ говорил об этом: «айкс акма». Это означает: «Без себя. Без центра».
Я думал, это и есть их цель, удивился Каден. Я сто тысяч раз повторял эту мантру: «Разум огонь. Задуй его».
Красиво сказано, но не точно. Огонь, если держаться этой метафоры, от дуновения колеблется, но не гаснет. Твои эмоции тебе необходимы. Они связывают тебя с миром.
Ты говоришь об уходе, тихо сказал Каден.
Киль кивнул:
Так это называлось, когда я в последний раз побывал в Ашак-лане.
Один из хин ушел, когда Каден не провел в горах и нескольких месяцев. Такое неприметное событие. Монах Каден был еще слишком юн и необучен, чтобы запомнить его имя, просто встал посреди медитации, кивнул всем и ушел в горы. Акйил с его неугомонным любопытством добивался ответа: что с ним сталось, когда он вернется? Шьял Нин только головой покачал: «Он не вернется». Уход не оплакивали и не праздновали. Человек, бывший одним из них, ушел, исчез, его келья опустела. Но хин давно сжились с пустотой.
Я всегда думал, что уходящие неудачники, сказал Каден. Те, кто не справился. Ты хочешь сказать, что только они по-настоящему овладели ваниате? Полностью ушли в него?
Успех это или поражение, разглядывая доску, ответил Киль, зависит от того, какую ты ставил цель. Немногие из твоего рода сочтут успехом смерть от холода в горах, но ушедшие обрели то, чего искали. Они задули огонь.
А остальные? Рампури Тан, Шьял Нин все они?
Киль поднял глаза:
Те нет. Никто из вас, отсеченный от своих эмоций, долго не живет.
Потому-то ил Торнья и хочет порвать эти узы? Потому добивается смерти Сьены и Мешкента?
Историк кивнул.
Каден медленно, протяжно выдохнул:
Я поговорю с Тристе.
Что ты ей скажешь?
Хороший вопрос. Главный вопрос. Каден только и смог, что безмолвно покачать головой.
4
Взгляд Ниры бил, как молот по наковальне.
Ты мне скажи, негодовала старуха, на хрена взяла меня в советницы, если все равно не слушаешь советов?
Я слушаю твои советы, ответила Адер, стараясь не повышать голоса, говорить рассудительно и терпеливо.
Ей вдруг вспомнилось, как девочкой она ездила в отцовские охотничьи угодья к северо-востоку от Аннура. Санлитун не увлекался охотой, но псарню держал собак дарили иностранные послы, другие плодились в поместье, и Адер любила зайти к ним с раннего утра, пока не встали рабы и слуги. Была там старая рыжая сука, слепая на один глаз, хромая и ужасно злобная. Адер сама не знала, за что ее полюбила. Она приносила старухе добытую на кухне кость, бросала в клеть и стояла рядом, пока сука уцелевшими зубами глодала подачку, кося на девочку свирепым глазом.
Та собака лет десять как умерла, но разговоры с Нирой воскрешали в Адер память о ней. Старуха, как та собака, не выпускала того, во что вцепилась зубами. И, как она, готова была укусить даже кормящую руку. Как та собака, она пережила немало битв, в которых погибли ее ровесники.
«Только в отличие от той суки, невесело напомнила себе Адер, Рошинира прожила больше тысячи лет и участвовала в разорении половины мира».
Я бы рада взять тебя с собой в Аннур, медленно заговорила она, думая, как бы отнять у Ниры эту кость, не пострадав от ее зубов. Но ты нужнее мне здесь.
Она оглянулась на дверь кабинета. Закрыта, и на задвижку, но Адер все же понизила голос:
У меня, Нира, есть союзники, а друзей, кроме тебя, нет.
Ах, друзей! рявкнула старуха. Друзей!
Адер сделала вид, что ее не перебивали:
Ты сейчас, помоги мне Интарра, единственная, кому я доверяю.
Потому-то тебе, тупая корова, я и нужна рядом, когда ты попрешься в тот ублюдочный кретинский совет.
Нет. Ты нужна мне здесь, чтобы глаз не спускать с ил Торньи.
При звуке этого имени лицо у Ниры застыло.
Глаз не спускать это для дураков. Будь у меня одни лишь глаза, он бы много месяцев как выскользнул из твоих мягких лапок, только его и видели.
Не думаю, медленно проговорила Адер, в сотый раз перебирая в памяти события последнего года. Он не ради меня ведет эту войну, но и не только из-за невидимого поводка, на который ты его посадила. Он оказался здесь, на севере, за несколько недель до меня. У него есть свои причины биться с ургулами, с Длинным Кулаком.
Это да, причины есть. Свои причины есть у каждой твари, даже у такого жалкого коварного ублюдка, как твой генерал. Особенно у такого, как он. Одна беда, что эти драные причины у него свои. Нира покачала головой, затем оскалила в усмешке потемневшие зубы. Вот на то и нужен поводок.
Но, уехав со мной, ты окажешься дальше от него и не сможешь
Чего это я не смогу? вздернула бровь Нира. Ты вдруг заделалась личем? Мало тебе титулов, еще и этот добавила?
Адер, с трудом сдерживая гнев, ответила:
Я, разумеется, не лич.
Нира насмешливо заухала, морща лицо:
Ты не лич? Неужто не лич? Неужто ты не сумеешь одной коротенькой мыслишкой обернуть вокруг пальца этот дерьмовый мир?
Не дожидаясь ответа, она склонилась к Адер, ткнула костлявым пальцем ей в грудь. Все ее веселье как рукой сняло.
Ну так и не учи меня моим кеннингам. Она убрала палец и ткнула им в сторону выходящего на север окна: Я и сейчас знаю, где он есть. Поводок среди прочего дает мне еще и это, вбей себе в ту сиську, что у некоторых императоров вместо башки! Если он с утра решит ускакать на запад я узнаю. Вернется узнаю. Я знаю и буду знать хоть здесь, хоть в хибарах, которые ты зовешь дворцом, хоть в куче свежего навоза на заднем дворе какого-нибудь раалтанского огородника. А вот тебе еще премудрость могла бы продать, а тебе даром отдаю. Затянуть ошейник я могу откуда угодно. Буду загорать на палубе корабля у побережья Домбанга, подставив стоптанные пятки, чтобы голый мальчишка смазывал их маслом, и вздумается мне прикончить твоего генерала так я только пальцами щелкну, почувствую, как он сдох, и повернусь к мальчишке дряблой задницей. Так что эти твои рассуждения, будто бы я нужна здесь присматривать за ил Торньей, либо тупость дохлого вола, либо вранье, и будь я проклята, если знаю, что мне меньше по вкусу.
Когда старуха умолкла, Адер заставила себя досчитать до трех. И еще до пяти. И до десяти.
Ты все сказала? спросила она наконец.
Не все, буркнула Нира. Еще и об Оши не след забывать. Пусть ты не доверяешь моему поводку, но здесь мой братец, и он следит за каждым шагом ублюдка.
Оши здесь не ради слежки, покачала головой Адер. Он ждет от кенаранга исцеления, возвращения памяти и рассудка. Сейчас он не помнит даже, кто такой ил Торнья.
К счастью для поганого кшештрим, фыркнула Нира. Если вспомнит, Оши его враз испепелит.
Они сцепились взглядами. Адер еще не забыла времен, когда, всего несколько месяцев назад, такая отповедь, высказанная с таким жаром, смутила или устыдила бы ее. Теперь нет. Она не первый месяц спорила с Лехавом о военных действиях на юге, с ил Торньей о движении войск на севере, ругалась с местными купеческими гильдиями о ценах на зерно, с властями о налогах, с бесконечными и беспомощными посольствами Шаэлем сплюнутой республики, с этими тупоголовыми идиотами, горстями разбрасывающими обещания и требования и не способными ничего изменить; она не первый месяц помнила, что одна ошибка, одна неудача может погубить народ, который она поклялась защищать; она месяц за месяцем слушала крик убаюкивающего себя плачем сына, и теперь запугать ее было не так просто, как ту робкую принцессу, что год назад бежала из Рассветного дворца. Но и бодаться с мизран-советницей не было смысла, тем более когда старуха права.
Да, я лгала, признала Адер. Я хочу, чтобы ты осталась поближе к ил Торнье, но не это главное. Я хочу, чтобы ты стерегла Санлитуна, заботилась о нем, пока меня нет.