Можно, я денег оставлю?
Денег не возьму. Огород кормит. Варенья летом варить только на сахар тратиться. Девчонки в магазине костей оставят, на них мяса немножко. Себе да собаке суп наварю, а пенсию дочке посылаю. Куры две в сарайке, яйца свежие. Ты мне лучше ниток пришли!
Когда Валя зашла в фойе гостиницы, к ней услужливо бросился новый администратор:
Валентина Владимировна! Виктор Миронович просил вас зайти в его номер.
Рассказывай, где была, обрадовался ей Горяев, он лежал на кровати, просматривая газеты.
Погружалась в местную жизнь, отчиталась Валя и прилегла к нему.
Какие впечатления?
Впечатления, что у народа слишком нагло воруют.
Потому что раньше не надо было воровать, просто брали из общего, как цари, ответил Горяев, обняв её. Имей в виду, ласточка моя, нас ждут в трапезной монастыря. Там и покормят.
Перед гостиницей снова стояли три машины. Поехали в сторону местного кремля. Там, среди руин и развалин, нагло красовалась отремонтированная трапезная с неоновой вывеской «Ресторан «Садко». Поднялись по витой каменной лестнице в полутёмный зал со сводчатым потолком.
Длинные ряды столов были уставлены хохломской посудой. Горяева с Валей усадили в центр, вокруг расселись вчерашние чиновники, разбавленные кавказцами.
Мы, русские люди, собрались за этим столом, чтобы поднять рюмку за нашу страну, наш народ и наш язык. Предлагаю тост за русских! встал и воскликнул высокий седой мужчина в толстовке, сидевший напротив толстенького мэра и Горяева.
И все, в том числе переговаривающиеся на своём языке кавказцы, ухарски выпили.
Откуда столько кавказцев? шепотом спросила Валя.
Братва, которая город держит, а его как главного попа уважают. Просто он «без формы».
После этого мэр произнёс тост за возрождение России, местный поэт прочитал стихи про освобождение Руси от монголо-татар, местный бензиновый король похвастал, что помог детскому дому. А потом сверху грянул ресторанный ансамбль, и вертлявый мужичонка подошёл к Вале и, играя бровями, запел: «Ах, какая женщина, мне б такую»
Кормили тоже странно. Блины в хохломских мисках были с грибами. За ними в маленьких глиняных горшочках подали жульен из грибов, а на горячее мясо с грибами в больших глиняных горшках.
Это фирменное местечко, обратился к Вале поп без формы. Иностранцы от грибов с ума сходят.
Какие тут иностранцы? удивилась Валя.
Китайцы, корейцы. Монастырь женский, грибы-ягоды, соленья-варенья для ресторана заготавливают.
Как же они в этих разрушенных зданиях живут?
Постепенно ремонтируем, погладил окладистую бороду поп «без формы». Быстро только кошки родятся.
А вертлявый мужичонка уже пел: «Огней так много золотых на улицах Саратова», и Валя оценила, насколько тщательно подобран репертуар. Вскоре все набрались, и в зал хлынули невесть откуда взявшиеся девчушки.
Они были вызывающе одеты, вульгарно накрашены, не сговариваясь, закурили и стали неумело кокетничать с собравшимися дядьками. Выглядело это, словно крошки смотрятся в зеркало, напялив мамины туфли на шпильках. Но Вале это не показалось умильным, и она громко спросила мэра:
Откуда эти девочки?
Местное модельное агентство «Сударушка», доверительно объяснил он.
Им же лет по пятнадцать! возмутилась Валя.
Ничего такого, замахал мэр руками. Чисто консумация.
Что такое консумация? рявкнул она, и Горяев положил ей на колено руку, чтоб успокоилась.
Только кушают, танцуют Можно сказать, благотворительность. Охрана гарантирует безопасность. Мы ж в монастыре, солидное место.
Валю затрясло от отвращения и бессилия. Она не верила ни одному слову мэра и представила, как эти зажравшиеся скоты растащат потом девчонок по постелям. И всё, что произошло в этом возрасте с ней, произойдёт с ними.
А теперь, по русскому обычаю, в баньку? спросил мэр, заглядывая в глаза Горяеву, когда встали из-за стола. Там и бассейн, и всякие другие удовольствия
Я не любитель бань, отрезал Горяев.
Когда садились в машину, Валя еле сдерживала себя. Три автомобиля рванули в сторону гостиницы, и у магазина Валя попросила водителя остановиться.
Что случилось? недовольно спросил Горяев.
Экскурсия! усмехнулась Валя.
Они вышли из машины, и пассажиры сопровождающих машин покорно последовали за ними.
Думаю, нам будут рады, предупредила Валя с неопределённой интонацией и повела компанию к домику, который посетила утром.
В окошке мерцал слабый свет. Залаяла собака.
Кто там? Собаку спущу! грозно предупредила из-за двери хозяйка.
Это Валя. Из Москвы.
Заскрипел ключ, приоткрылась дверь.
Кого навела? Бандитов? крикнула хозяйка. У меня брать нечего.
Это мэр ваш. А это Зоя Арсентьевна Балабанова. Участница войны, дошла до Берлина. Имеет кучу медалей. Зоя Арсентьевна, можно к вам на кухню?
Да там не прибрано, замялась старуха.
Компания вошла с каменными лицами в дом, прошла в кухоньку и вышла оттуда с ещё более каменными лицами. Кухонька была маленькой, и Горяев не пошёл со всеми, а остался в горнице. Дряхлая собака миролюбиво обнюхала его брюки и ботинки, а он потрепал её по загривку.
Мальцев! демонстративно заорал толстенький мэр на длинного мужика. Твой список ветеранский?
Мой, длинный Мальцев закашлялся и сжался в области позвоночника, чтоб стать вровень с мэром.
Чтоб завтра! Нет, не завтра, мэр посмотрел на часы. Чтоб сегодня был решён вопрос! Иначе три шкуры сдеру! Уволю по статье!
Извините, Зоя Арсентьевна, что так поздно, ухмыльнулась Валя. мимо ехали.
Всё равно не сплю, вышиваю, кивнула старуха на пяльцы.
Спасибо за сигнал! торжественно пожал Валину руку мэр.
Старуха подошла к Вале, сказала:
Нагнись! Дай поцелую-то! Может, и не дадут ироды квартиру, но с таким сердцем, как у тебя, девка, надо бы народу побольше! И про нитки не забудь!
Горяев молчал всю обратную дорогу. В фойе гостиницы Валя задала незначащий вопрос, но он не ответил. Понимала, что перешла границы, но грибной монастырь со школьницами был последней каплей. Готова была сейчас же уехать в Москву. И вообще порвать с Горяевым, раз он участвует во всём этом.
Поздно проснулась, спустилась в фойе. Девушка из газетного киоска радостно поздоровалась, а новый администратор подбежал с фразой:
Здравствуйте, Валентина Владимировна, вас люди ждут! Не пускал, чтоб не беспокоили!
Какие ещё люди? не поняла Валя.
Из домов возле бабки Зои. Вы ж ей вчера квартиру сделали. Она Ельцину писала, и без толку, а вы волшебное слово сказали!
Валя, недоумевая, вышла за порог гостиницы, и застоявшаяся толпа женщин с детьми хлынула навстречу:
Валентина свет Владимировна! Вы ж по нашим-то домам пройдитесь! Крыша течёт, дети болеют! Ремонтировать не на что! Что бабке Зое жить-то осталось? А тут дети малые кровью харкают! Красные дома построили, очередников отодвинули, черножопых за взятки заселили!
Валя сперва остановилась как вкопанная, а потом попятилась к двери.
Пойдём, пойдём, посмотришь! Управы на сволочей нет! Сами на золоте едят и пьют! кричала самая активная, толстая тётка, за цветастый подол которой держались трое малышей.
Я только помощница депутата, идите на приём к мэру, развела руками Валя.
К мэру ходили! Неделями на пороге сидели! Били во все колокола, нет с ворьём сладу! Врут по-печатному! Они толкали её, брызгали в лицо слюной и грубо тащили за собой.
Валя еле отбилась и спряталась за дверь гостиницы.
Всё, бабы! Всё! Внутрь не пущу! отогнал толпу новый администратор. Не орите! Бабка Балабанова воевала, ей положено!
Размолвка с Виктором по сравнению с этой сценой показалась ерундой. Было неприятно, как они орали, толкались и тыкали в лицо детьми. Но она-то знала, что такое перебраться из барака в квартиру, и помнила, как этот вопрос решила её собственная мать.