В каком месте я тебя, кисуля, не обеспечил? продолжал хамить администратор.
Я помощница депутата Горяева, а ты с завтрашнего дня безработный! отчеканила Валя неожиданно для самой себя и отпустила сумку.
Сумка осталась у братка, а его рука, лежащая на талии, автоматически разжалась.
Извините! Вовчик, ушёл! Быстро ушёл из видимости! подскочил администратор, как ужаленный. Извините, сидим, шутим. На красивую девушку слюни потекли!
Выдрал из рук Вовчика сумку, подал Вале:
Клянусь мамой, обидеть не хотели!
Валя быстро пошла по лестнице наверх, уронила купленную газету, вбежала в номер и разревелась. Хотелось обвинить Виктора бросил, подставил. Но таких ситуаций с ней была тысяча без всякого Виктора. И она не виновата ни в чём, кроме своего пола и своей внешности. А что было бы дальше, если бы она не представилась важной фигурой из Москвы? А если бы это было ночью?
Постучали. Валя вытерла слёзы и распахнула дверь, в надежде увидеть Виктора. Перед ней стоял администратор с подносом, на котором высилась бутылка шампанского и лежала шоколадка.
Пацаны прощенья просят, многозначительно поднял он бровь.
Пошёл вон! заорала Валя в нехарактерной для себя манере и швырнула дверью так, что поднос с бутылкой подскочил ему в лицо.
Встала у окна, пытаясь успокоиться, в дверь снова забарабанили.
Кто там? спросила она зло.
А есть варианты? откликнулся голос Виктора.
Есть, зашипела Валя, открыв.
Почему глаза красные? с порога заметил он.
Если не уволишь администратора гостиницы, я уезжаю.
Понимала, что это единственный способ лечить людей от хамства. В маленьком городке узнают, за что уволили, задумаются.
Как скажешь, кивнул он, внимательно рассматривая её, словно увидел впервые. Пойдём обедать, там и уволим.
Спустились в ресторан. Администратор, видя их, вытянулся за стойкой в струну. Подбежали три официанта.
Директора, буркнул Виктор.
Из горячего у нас котлеты по-киевски, утка жареная, свинина с апельсинами, замурлыкал официант.
Две свинины. По-человечески, без апельсинов. Закусочек и вина, самого приличного, что у вас есть.
К столику подбежал мужчина в красном пиджаке, с толстой золотой цепью на шее.
Здравствуйте, Виктор Миронович! Я директор гостиницы. Не сквозит ли в номерах? засуетился он.
Администратор, который сейчас работает, должен быть немедленно уволен, холодно сказал Горяев.
Окошкин? Он что-то сделал? удивился директор.
У меня всё! рявкнул Горяев.
И директор начал удаляться, кивая и пятясь спиной, как древний японец.
За успех поездки! поднял Горяев бокал. Как говорит ЧВС, вино нам нужно для здоровья, а здоровье нам нужно, чтобы пить водку!
Валя натянуто улыбнулась. Ели после этого молча, потому что официанты не отходили от стола.
Сейчас экскурсия по городу и встреча в модном кабаке, предупредил Виктор.
Зачем обедали, если в кабак? удивилась Валя. На охоту ехать собак кормить?
Не угадаешь, чем накормят в провинции. А здесь вполне.
У подъезда гостиницы стояли три дорогие иномарки. В одну посадили Валю с Горяевым. В другую сел низенький толстый мэр. В третью угодливо улыбающиеся здоровенные мужики.
Кто эти люди? тихо спросила Валя.
«Обыск покажет», усмехнулся Горяев, и водитель в ужасе на него обернулся.
Машины снялись с места и рванули по главной улице, на которой всё живое испуганно уступало им дорогу. Минут через десять остановились около разрушенной монастырской стены и собора, обшитого лесами.
Толстенький мэр выскочил из машины, открыл Вале дверцу:
Это наш знаменитый собор. Идёт реставрация, скоро всё засияет!
В прошлом году отчитывались о его реставрации, нахмурился Горяев.
Оказалось, Виктор Миронович, он очень какого-то века Вызвали французских реставраторов делать анализ кирпичей, вдохновенно врал мэр. Они сказали, особенная каменная кладка, пришлось переделывать.
Зато, говорят, у тебя казино выложены обычной кладкой и растут как грибы, напомнил Горяев.
Так налоги платят. В детский дом телевизоры купили, развёл руками мэр: дескать, я, конечно, против, но время такое.
И снова помчались мимо драных старых избёнок с кружевными наличниками, облупленных пятиэтажек и завалившихся заборов. Затормозили на горе, где высилась металлическая башня и было сооружено что-то грубое, цементное, вроде смотровой площадки.
Телебашня, своё телевидение! похвастался мэр. А вон мост. Реставрируем. Завод, правда, встал. Ищем инвестора.
Чем народ живёт, если градообразующее предприятие встало? строго спросил Горяев.
Огородом. В Турцию ездят. Шапки делают из козьей шерсти. Даже в Москву их возят. Вышивка местная. Мы вам подарим, он поскрёб в затылке. Поднимать надо город! Губернатор не слышит.
У вас же завод холодильников.
Да вон он, показал мэр вдаль. Старые линии. Делают потихонечку сковородки и кастрюли. Возят продавать.
Сами возят? удивился Горяев.
Им зарплату дают кастрюлями, вздохнул мэр. Хотел завод на аукцион выставить. Губернатор сказал, сиди, не высовывайся.
Следующей остановкой был новодельный ресторан, собравший в себе тупую бетонную архитектуру, облака пластмассовых растений и пластмассовые фонтаны.
Прошли сквозь фойе, где густо накрашенные девушки кокетничали с кавказцами, потом через казино с автоматами по стенкам, потом через зал, где гремела пламенная ламбада и среди танцующей толпы летала фата. Зашли в помещение, обитое малиновым шёлком с душераздирающе жёлтыми кистями.
Похоже на крематорий, шепнул Виктор.
В одном углу стояла толпа мужчин в костюмах, в другом длинный накрытый стол. Толпа мужчин встрепенулась, выстроилась пожимать руки Горяеву, после чего расселась.
Стая официантов в рубашках из того же малинового шёлка, что обивка стен, подпоясанных теми же жёлтыми кистями, как на обивке, понесли компанию осетров в человеческий рост. Осетры были аккуратно обложены звёздами из свёклы в тон обивке и полумесяцами из кожи лимона в тон кистям.
Фильм ужасов на широкую ногу, шепнул Горяев Вале.
Потекли тосты от ведомств и отдельных чиновников, содержание которых состояло из восхваления Ельцина и Горяева.
А теперь сюрприз, объявил мэр.
В двери вошли тщедушный гитарист во фраке с бабочкой и пышная дама в чёрных кружевах, с розой в волосах. Гитарист ударил по струнам, а дама запела низким контральто: «У любви как у пташки крылья, законов всех она сильней»
После номера даму представили как заслуженную артистку Клавдию Пурпурную и посадили с другой стороны от Горяева. Она пыталась подвинуть стул поближе и прижаться к Горяеву, жалуясь на бедность местного театра, совмещающего в одном здании оперный, драматический и кукольный.
Но Горяев умел опускать между собой и собеседниками стекло такой толщины, что Пурпурной пришлось объявить «белый танец». Стоило ей выйти танцевать с Горяевым, как мэр объявил:
У нас не танцуют всухомятку!
И в зале притушили, точнее, почти выключили свет. Это выглядело совершенно неприлично, но люди за столом вели себя так, словно это в порядке вещей. Когда Горяев отодрал от себя горячие ладони Клавдии Пурпурной, зажгли свет, и мэр поднял бокал:
Дорогой Виктор Миронович, мы знали о том, что вы сильный руководитель и влиятельный политик, но мы не представляли, что вы ещё и любимец женщин
Тост длился минут десять, и рюмки после него бойко хлопнули об пол, а малиновые с жёлтым официанты запорхали вокруг с вениками, как экзотические бабочки. Гостиница с хамом-администратором показалась Вале после этого раем обетованным.
Когда вернулись в её номер, спросила:
Тебе всегда артистку подсовывают?
Когда учительницу, когда проститутку, он зевнул.