А говорили, ты с ним плооооотненько, разочарованно протянула Горбушкина. Отполз уже? Ну и не жалей. Он только с виду солидный, а по делу тот ещё упырь. Да и староват для тебя!
Протежирование Вале было в диковинку, и она чувствовала себя виноватой.
Потом снова позвонил Горяев:
Поедешь со мной на три дня в захолустье?
Как это?
Положишь в сумку вечернее платье, зубную щётку, и Слава тебя заберёт.
Как куклу на ниточке дёргаешь Мне это тяжело.
Думаешь, мне легко? Не поедешь, будет совсем худо. Слава заезжает?
Мать на эту новость презрительно объявила:
Баба без характера, что хлеб без соли
А Вика подмигнула:
Поурагань там в пампасах на всю катушку!
И стала укладывать в чемодан самые модные Валины летние вещи.
Заехавший Слава всю дорогу молчал, подвёл к поезду, усадил в дорогое купе на двоих. Не хуже, чем в финском поезде «Лев Толстой».
А где Виктор Миронович? напряглась Валя.
В соседнем.
А с кем я буду ехать?
И представила в соседях бритого русского бандюгана или кавказского мафиози с золотыми зубами. Кто ещё мог бы позволить себе такие дорогие билеты?
Поезд поедет, он позвонит на сотовый, к нему перейдёте.
А сюда кто придёт?
Никого. Утром сюда вернётесь.
Два ж лишних места пустыми поедут! Деньги-то какие! охнула Валя в материной манере.
Про деньги не в курсе. Слава уже привык к Вале, но обсуждать шефа себе не позволял. Моя работа охранять и педалить.
Педалить? не поняла Валя.
Тормоз и газ. У Виктора Мироныча педалей побольше.
На столике стояла вазочка с трогательным букетиком живых цветов, на окнах хрустели накрахмаленные занавески, в туалете была идеальная чистота, жидкое мыло и бумажные полотенца, а на лице проводницы неугасающая улыбка. Валя не видела такого даже по дороге в Хельсинки.
Прежде считала, что российский поезд принципиально унизительное место, а проводницам выдают специальное выражение лица, словно ты глупостью отрываешь их от серьёзных дел.
Скажите, пожалуйста, спросила проводница, ваш начальник пьёт на ночь чай или кофе?
Какой ещё начальник?
Вы разве не помощница депутата Горяева?
Помощница, а не домработница. У него и спросите, что он пьёт, не стала церемониться Валя.
Представила, как эта же проводница в обычном вагоне орёт:
Куда прёте, женщина, со своими чемоданами? Второй туалет не открою он сломан. Постельное бельё за собой собирайте, я вам не прислуга. С собакой не пущу, плевала я на все ваши справки.
Зазвонил сотовый, Виктор предложил:
Заходи, помощница.
Кто оплатил эти два СВ? возмущенно начала она с порога, как в политическом ток-шоу.
Я.
Откуда у тебя столько денег? Хочу знать, на какие деньги меня возят поразвлечься! потребовала Валя.
Раз хочешь знать, садись и слушай. Когда началась приватизация, мы с другом акционировали убитое предприятие. Отремонтировали, закупили новые технологии, теперь стрижём деньги с акций. Акции принадлежат жене, так что всё по закону.
Прихватизировал часть народного добра! перевела Валя на родной язык.
Есть целая серия книжек для детского сада, объясняющая суть приватизации. К сожалению, взрослые эту серию не читают. Смотри, есть комбинат, производящий убыточную продукцию. Продать её нельзя, затраты на производство выше, чем её цена. Понятно?
Ну
Откуда получают деньги рабочие? Из госбюджета, в который, кстати, ты не платишь налоги со своей целительской деятельности.
У меня мать и Вика!
В законе не написано про мать и Вику, и закон ты нарушаешь. Так вот, этот убыточный комбинат выставляют на торги. У тебя и у меня равные возможности купить его, но ты его не купишь, даже если есть деньги.
Бандиты не дадут?
Дадут. Но что ты будешь с ним делать? Всё изнутри надо вычистить, выбросить, закупить новое оборудование. Это дороже, чем за само здание. А сделать комбинат эффективным могут только те, у которых большие деньги, большие связи и большие навыки организации именно этого производства. Ты можешь организовать целительскую клинику, я никогда. Я могу организовать комбинат, ты никогда. Понятно? И рабочим, которые будут у меня работать, я заплачу свои деньги, а не государственные. И в госбюджет заплачу налоги с производства, чтоб у твоей матери была выше пенсия. Поняла, что такое приватизация?
Откуда у тебя деньги, чтобы вложить в производство? не унималась Валя.
Сейчас, ласточка моя, середина 1995 года. Если б ты имела кабинет, когда мы познакомились, то за десять лет работы сделала бы деньги. 10 долларов за больного. 50 долларов в день. 300 долларов в неделю. 1200 в месяц. 14 400 в год. 144 000 за десять лет. Могли у тебя к сегодняшнему дню быть в руках деньги?
За десять долларов цыганка по руке гадает, обиделась Валя. А я стою дороже!
Тем более. Но ты поздно начала, а я рано. И за это держу отчёт перед тобой и избирателями.
Но пресса пишет не сдавалась Валя.
Хочешь, пресса завтра напишет, что ты дочь африканского короля? Заплачу´, и напишут. Надо меньше читать прессу, больше помогать стране выздоравливать и быть счастливыми хотя бы урывками.
Пусть пресса напишет, что я твоя помощница, скривила губы Валя.
У нас молодой депутат взял помощником бандита, чтоб разруливал проблемы. Уезжает депутат в командировку, а помощник вешает на кабинет табличку со своей фамилией и братву принимает, вспомнил он со смехом. Идёт другой депутат, видит табличку с незнакомой фамилией. Думает, кто же это? Заходит, а там бритое чмо в кожаной куртке, ноги положил на стол, пальцы веером, а перед ним четыре таких же. И этот «помощник», изображая депутата, рычит на них: «Ты чё, в натуре, бабки не принёс? Ща позвоню, и тебя по-любому в асфальт закатают!» Скандал был до небес!
А как фамилия депутата? засмеялась вместе с ним Валя.
Я забыл, хитро прищурился он. Можно, я тебя поцелую?
Она видела в кино, как люди занимаются любовью в поезде, но не представляла, что это возможно с ней. Колёса гремели, болты скрипели, в лицо летели фонари из окна.
Казалось, сейчас поезд налетит на непреодолимую преграду, рассыплется в куски, и они, обнявшись, голыми вылетят на откос возле железной дороги. Но было всё равно, потому что Валя никогда и нигде не ощущала такой плотности счастья.
А твоя жена? зачем-то спросила она.
Жена это родной чужой человек. Её надо раз в день выслушивать, думая о своём, и кивать: «Да, в этом есть рациональное зерно».
Так женись на мне, осмелела Валя.
Протокол не позволит. Назвался груздем полезай в кузов.
Утром приехали в маленький городок, утопающий в сирени, поселились во вполне пристойной гостинице в соседние номера. Валя долго обживалась, развешивала одежду, приняла душ, подкрасилась. Ведь это была первая в её жизни гостиница. Виктор не звонил, и было непонятно, чем заняться.
Спустилась в нижнее фойе, где стоял киоск с прессой и ухоженный старомодный фикус. Стойка администратора пустовала, и некому было задать вопросы о городе. А за барными столиками, несмотря на утро, распивали и ссорились хамоватые братки в футболках с английскими надписями, только один был в светлом шёлковом летнем костюме турецкого разлива. При появлении Вали братки окаменели, как по команде «смирно».
Девушка, не подскажете, сколько времени? спросил один, встав из-за столика и подойдя вплотную, а остальные загоготали.
Валя отвернулась к газетному киоску, купила газету, стараясь не замечать братка, но он не отставал. Одной рукой потянул её за сумку, другую положил на талию. Врезать ему Валя побоялась чужой город, большая кампания.
Где у вас администратор? сурово спросила она у газетчицы.
Да вот он, кивнула девица на парня в турецком костюме.
Типа проблемы? мерзко осклабился парень в турецком костюме под ржанье компании.
Проблемы у вас! сказала Валя, чувствуя, что браток всё настойчивей тянет её за сумку и всё жарче сжимает пальцы на её талии. Если не можете обеспечить порядок в гостинице, поищите другую работу.