ВЕНЬКА И ВАЛЕЖНИК
Так размышлял Венька. Ему шло это имя: с его круглым пухлым лицом, с крошечным, вечно красным носиком пипочкой. Копна волос крупными кольцами, как у амурчика. В бане шампунем помоет золото высшей пробы, мечта модели.
В компании, соображающей на троих, вечно найдётся такой балагур и лёгкий человек, вроде Веньки. Утром после вчерашнего потешно хватается за голову и по-бабьи тоненько причитает: «Ой-ёй-ёй!». Мужики, как ни морщатся с похмелья, рассмеются. «Слабак, с непривычки. Давай приучайся к мужичьему-то ремеслу».
Ему бы жену хорошую выправился бы в крепкого крестьянина, расстался с непутёвыми дружками. Неплохой ведь парень, башковитый, работящий. Но все его ровесницы навострили хвосты в город.
Венька скотник в телятнике. Своих тихих, лобастых и большеглазых подопечных любит. Они у него в тепле, сытенькие, всегда в сухой соломе. Летом на выпасе зарплата нормальная выходит, а зимой кошкины слёзы. А избу топить надо. КАМаз кругляка неделового двадцать тыщ. Если зима суровая одной машиной не обойтись. Золотые дровишки выходят.
Венькина деревня окружена непроходимыми лесами. С дальних делянок непрерывно тянутся вереницы лесовозов. Янтарные брёвнышки, одно к одному, упакованы добротно, любовно, в неблизкий путь. Кто карман набивает молчок, страшная тайна. Закон Цербером стоит на страже бизнеса. Деревня однажды взбунтовалась, особенно шумели бабы. Перегородили трассу баррикадой: мотиками, мотоблоками, кто-то вытащил и перевернул старый шифоньер.
Крикунов и бузотёров штрафанули, но решили народ не дразнить. Во избежание эксцессов, лесовозам было велено ездить по ночам. Двигались будто на цыпочках, даже мотор приглушали. Ещё вот разрешили собирать валежник.
Венька по такому делу поехал в город экипироваться. Купил лёгонькую, на шесть килограмм, китайскую бензопилу «Чемпион». Пока придирчиво выбирал, продавца довёл до белого каления. На рынке справил новые большие, мягкие валенки-самокатки. Там ещё висели рыбацкие толстые зимние костюмы. Облачился чуть не помер со смеху. Телепузик кудрявый. В таком сопреешь бегать с пилой по сугробам. Это рыбаки сидят сиднем, как мешки с картошкой. Ладно, пока сойдёт старенькая телогреечка.
Покупки обмыл с друзьями в закутке на ферме. Все трое выпили, синхронно перекосились, передёрнулись с отвращением, трижды выдохнули в рукав: «Фух, фух, фух». Это вместо закуски.
Бумагу выправи в лесхозе, посоветовали ему.
Венька возмутился. Какая ещё бумага? Пускай глаза разуют: трухлявое дерево не отличат от сырого?
Не психуй, Вениамин. Без бумажки ты кто? Правильно: какашка.
В лесхозе секретарша провела Веньку к начальнику. Хорошенькая до невозможности, будто вырезана из модной картинки. Где надо тоненькая, в нужных местах кругленькая.
А гонору-то, гонору, нос в потолок! Будто её после завтрака забросили на грешную землю из параллельной Вселенной. Венька шёл за нею, подражая её походке. Изо всех сил крутил-вилял задом в толстых непромокаемых штанах: туда-сюда, туда-сюда. Болонья свистела на всю приёмную: вжих, вжих. Несколько мужиков на стульчиках тоже ждали решения своих вопросов, с одобрением фыркнули. Уж этот Венька, не может без хохмы.
Директор лесхоза сидел за столом, наодеколоненный, болезненный, с тонкими бледными пальцами. Такими пальцами на пианино брямкать. Объяснил, что никакой бумаги не требуется. Главное: валежник пилить можно, а сухостой ни-ни. Валежник от слова «валяться», «поваленный». А сухостой от слова «стоять». И не трогать пеньки. Пень это вещдок. Остановит патруль, вернёт на место происшествия как будешь доказывать?
Венька удивился подозрительности и недалёкости начальства:
Дык у нас пол-леса сухостоя, чё не трогать? Пожары из-за него каждый год страшенные. Людям по грибы не продраться. А я знаешь что? (Он всем говорил «ты»). Я на телефон сфоткаю, что дерево мёртвое, мертвей не бывает, предложил Венька.
Закон есть закон, отказался от щедрого Венькиного предложения директор. И пожалуйста, после себя ветки прибирайте, чтобы всё культурно.
Я насчёт оплаты труда, вспомнил в дверях Венька. Я узнавал: в городе спил дерева стоит пять тыщ. Я на тыщу согласен. Бензин там, амортизация. Ну, как раньше лесникам за очистку леса платили.
Какая оплата труда? искренне не поняли его. Государство разрешает гражданам собирать валежник абсолютно бесплатно.
Ему про Фому, а он про Ерёму. Они говорили на разных языках. Как глухие: «Федот, айда сено копнить». «Спасибо, я уже покушал». Государство-скряга тряслось как паралитик над копейкой. Эх, пролетел Венька с деньгами. А суммочка аккуратная, аппетитная вырисовывалась, кругленькая. Как попка у секретарши.
Та, легка на помине, в приёмной одним пальчиком тюкала по клавиатуре. Тянула в телефон:
Ну не зна-аю Не-ет, только не к абхазам. Проходу не даю-ют, в шортиках выйти невозможно. Сразу думают, я такая, а я не така-ая. В Турцию? Ну не зна-аю Ксюшка летала в шопинг-тур, вроде ничего.
Венька за дверями натягивал вязаную шапчонку на тугие золотые кудри. Хотелось подслушать, куда соберётся секретарша. За границей он сам ни разу не бывал, хотя передачи всякие про путешествия любил. Когда смотрел вскакивал, в возбуждении мерил избу шагами, иногда подпрыгивал, касаясь рукой потолка. Ему переставало хватать движения, порывистости, простора, воздуха. Хотелось очутиться одновременно и там, и там, и тут.
Эх, столько всего изобрели, а до виртуальных путешествий не додумались. Чтобы не выходя из избы, побывать везде будто по-всамделишному. Нет, он не имел в виду комнату виртуальной реальности что-нибудь круче. Венька бывал в такой комнате в областном центре, на него не произвело впечатления. Баловство, глупость, маньяки какие-то, самураи. Все для виду визжат, а на самом деле чтобы показать, что деньги не зря потрачены.
Венька бы придумал такую штуку. Тоже входишь в кабинку. Сначала выбираешь часть света, куда твоя левая нога возжелает. Допустим, Антарктида. Жмёшь кнопочку, надеваешь дисплей и ты на Южном полюсе Ветрище, мороз щиплет нос, изо рта клубится банный пар. Карабкаешься по ледяным торосам, грозя сорваться в километровые трещины. Вот нерпа плюхнулась в чёрную воду и обрызгала тебя по-настоящему. Вот твёрдый холодный нос ткнулся в ладонь, с шумом вдохнул запах человека. Шершавый язык лизнул ладонь Полярный медведь!
А не то африканская саванна. Воздух от зноя плавится прозрачными струями, как над костром. Утробный львиный рык скорее спасаться в раскалённом зарешеченном джипе. От растрескавшейся земли пахнет пылью и навозом, от зацветшей реки болотом. Венька толком не знал, чем пахнет Африка. Выгоревшей травой, наверно, печёным хлебом.
Ну, тут Венька немного бы поработал над пультом управления, над регулировкой. Всякие ведь люди путешествуют: и дети с аллергией, и пожилые, у которых диабет и давление. Кому-то следует понизить или повысить температуру окружающей среды, влажность, степень адреналина. Это пусть молодёжь ищет экстрим. Пускай удирает сквозь колючий кустарник, карабкается на дуплистые акации, слизывая с верхней губы солёные ручейки пота. Львица как сплошной упругий, гибкий подрагивающий мускул
И чтобы давали расписку: мол, при форс-мажоре изобретатель кабинки то есть Венька ответственности не несёт.
Венька, опять воды не наносил! крикнула мать.
Венька вскочил, побежал к колодцу, скользя подшитыми валенками, гремя вёдрами. И настоящий, не виртуальный ветер обдал его лицо, и живой сопливый нос Шарика преданно ткнулся ему в руку.
Венька полдня лазил по бурелому. Проклял дебильные законы. Язвил про себя: оно ведь, конечно, там в Москве, в Думе все сплошь культурные, наодеколоненные, в костюмах. Сидят за две тыщи километров и больше в деревьях понимают, чем мужики. Сколько вокруг сушняка, а трогать не моги: видите ли, не упал. А куда ему падать, соседние деревья со всех сторон подпирают? Так и торчит полвека, горемычный. Заражает здоровых зелёных товарищей, не даёт им расти. Или, что хуже, ждёт молнии, чтобы заполыхать, сжечь заживо зверьё.