«Прощай, Ба».
Развернувшись в сторону дорожки, ведущей с кладбища, я быстро направилась к выходу. Ни разу не обернувшись, я продолжала чувствовать на себе чей-то взгляд. Сердце отреагировало на возрастающее беспокойство учащенным биением, но я благополучно достигла центральных ворот. Такси терпеливо дожидалось меня, и я без препятствий устроилась в салоне автомобиля, дарившем мне хоть видимость безопасности.
Обратно на Лонгвью Драйв, негромко произнесла я водителю, и тот, молча, завел двигатель.
Под звуки джазовой музыки, лившейся из динамиков радиоприемника, мы доехали до дома Рут.
Я избавилась от липкого страха, охватившего меня на кладбище, но передо мной встала уже другая проблема. Мне предстояла очередная встреча с Эстер, что не внушало спокойствия. Ничего хорошего из этого, я была уверена, не получится.
Медленно я пересекла лужайку и попыталась открыть дверь, но она не поддалась дом был заперт. Я воспользовалась своим ключом, радуясь, что в голову сестры не пришла идея сменить замки.
Вслед за мной в помещение с улицы просочился нагретый воздух. Внутри же было достаточно комфортно, и я невольно улыбнулась, наслаждаясь глотком прохлады. Такого не испытаешь в Нью-Йорке. Никакой кондиционер не справится с испарениями шумного и душного города. Здесь все было по-другому.
Эстер не выглянула из-за угла, набрасываясь на меня с упреками и обвинениями, из чего я сделала вывод, что ее нет дома.
«Что ж. У меня есть несколько минут покоя и одиночества», с облегчением вздохнула я.
Наручные часы показали половину седьмого, и я решила, что не мешало бы подкрепиться, тем более что с самого прилета у меня во рту не было ни крошки. Словно в подтверждение моим мыслям, желудок напомнил о себе громким урчанием.
«Даже желудок со мной солидарен».
Кухня Рут была небольшой, но уютной. Стол и четыре стула стояли прямо посередине, представляя собой сердце помещения. Я вспомнила, как бабушка готовила для нас с Эстер ужин, и мы садились напротив друг друга, с аппетитом поедая ее кулинарные шедевры. Никогда больше я не пробовала такого жареного цыпленка, как у Рут.
Воспоминания нахлынули внезапно, и отозвались в сердце какой-то болезненной пустотой. С тех пор прошло много времени, и единственное, что осталось неизменным это голубая столешница и деревянные стулья с высокими спинками, которые так и остались стоять на кухне, олицетворяя те далекие времена.
Я отвернулась и направилась к холодильнику. Стараясь не думать о прошлом, обратила внимание на блокнот, который с помощью магнита крепился к его стенке. Мелким подчерком Эстер на нем было написано время 18:00 и имя Мэт. Причина отсутствия сестры стала очевидна. Поразмыслив, я решила, что это вполне может быть ее друг.
На мгновение представив, какой он, я усмехнулась. У Эстер всегда был своеобразный вкус. Для нее еще во времена нашей юности имели значение внешность парня и возможности его кошелька. Поэтому она безуспешно сходила с ума по всем успешным мальчишкам, страдая и пряча свои эмоции от окружающих. Лишь я почему-то всегда знала, что она чувствует. Это можно было назвать кровной связью, но в одночасье эта нить оборвалась, как если бы кто-то невидимый резко и безжалостно ее перерезал. С тех пор сестра жила своей жизнью, а я своей.
Под череду сменяющих друг друга мыслей, я намазала мягкую булочку сливочным маслом, и отправила ее себе в рот. Желудок сразу успокоился, как если бы я принесла ему в жертву этот несчастный кусок сдобы. Посмотрев на еще одну пышную булочку, я отправила ее вслед за предыдущей. Это было все, что я позволила себе взять из припасов Эстер. Совсем не хотелось выяснять отношения еще и из-за еды.
Яблочный пирог и остатки овощного салата я оставила нетронутыми, запив съеденное стаканом сока. Я мысленно пообещала себе, что уже завтра поужинаю нормальной едой. Прихватив с собой одно зеленое яблоко из корзинки на столе, я сытая и вполне довольная отправилась к себе в спальню.
Следующие два часа прошли в тщетной попытке придать комнате жилой вид. Для этого мне пришлось снести все коробки Эстер в чулан, который и так был забит различным хламом. Я проветрила спальню, открыв запылившиеся створки окон, сняла грязь влажной тряпкой со всех поверхностей и в довершение сменила постельное белье.
Конечным результатом я осталась довольна в комнате посвежело благодаря воздуху, проникавшему из-за приоткрытого окна и влажной уборке, а постель выглядела пригодной для сна. На большее я и не рассчитывала.
«Вот и славно», похвалила я себя за труды.
Посмотрев на часы, я удивилась тому, сколько времени у меня отняла уборка комнаты. Прикинув в уме, что Майкл должен был уже вернуться с работы, я машинально потянулась к телефонному аппарату, но вовремя одернула руку. Обида на него еще не прошла, поэтому я подавила в себе порыв набрать номер нашей нью-йоркской квартиры.
Он был категорически против, чтобы я возвращалась в Юджин, и отказывался слушать о похоронах Рут. В тот момент я была удивлена такой его категоричностью, что и послужило причиной нашей размолвки. Дав однажды слово, я стараюсь никогда его не нарушать, поэтому наперекор его желанию прилетела в Юджин.
Еще раз, посмотрев на телефонный аппарат, привлекавший мой взгляд своей блестящей черной поверхностью, я отвернулась к окну, вспоминая наш последний разговор с Майклом.
Зачем тебе это нужно, Кейт? резко повернувшись в мою сторону, спросил он.
О поездке я рассказала ему на утро после звонка Эстер. Майкл пил на кухне кофе из маленькой фарфоровой чашечки, и листал свежий выпуск «Нью-Йорк Таймс». Услышав от меня такую новость, он отложил издание в сторону.
Внимательно всматриваясь в мои глаза, казалось, он пытался найти в моих словах некий скрытый смысл. Вся его поза выражала крайнюю степень напряжения, и я заметила эту его реакцию.
Я обещала Ба, Майкл, спокойно ответила ему я, ставя свою чашку со свежее сваренным кофе на стол. И почему ты так завелся?
Я наблюдала за его плотно сжатыми губами и слегка сощуренными глазами, которые смотрели на меня выжидающе. Спорить со мной было бесполезно, и он это прекрасно знал, однако попыток вразумить меня, не оставил.
Я беспокоюсь о тебе, резко смягчился он, и мышцы на его лице расслабились.
Взгляд его серо-голубых глаз потеплел, и он с нежностью посмотрел на меня. Я не выдержала, и подошла к нему, склоняясь так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Проведя рукой по немного шершавой от короткой бородки щеке, я коснулась своими губами его губ в легком поцелуе. Мы неотрывно смотрели друг на друга, и я не удержалась от неторопливого движения языком по своей верхней губе.
Это всего на несколько дней, и я вернусь, негромко попыталась я все же склонить его к своей точке зрения.
Майкл повернул голову в сторону моей ладони и коснулся ее губами.
Дорогая, мне не нравится, что ты туда едешь. Ты столько лет избегала даже упоминания этого города, а теперь добровольно обрекаешь себя на страдания. Подумай об этом. К тому же, ты не забыла о нашей свадьбе? Как же подготовка к ней и примерка твоего платья?
Я напряглась, понимая, что Майкл продолжает вести со мной партизанскую войну. Он приводил разнообразные доводы, надеясь переубедить. Мне это не понравилось, и я отстранилась от него, возвращая телу прежнее положение.
Майкл, это больше не обсуждается, аккуратно, но твердо сказала я.
Он взял со стола газету, и продолжил чтение, словно этого разговора не было. Но по вновь плотно сжатым губам я догадалась, что он огорчен. Решив дать ему время свыкнуться с обстоятельствами, я оставила этот разговор. До отлета мне так и не удалось пересечься с ним, и я покинула Нью-Йорк, сожалея об этой размолвке.