К тому времени мародеры были уже далеко, но перегрызен-ное горло капрал-
грума все недвусмысленно объясняло. Разнеслись ужасные слухи. И вновь ста-ринные рассказы об ужасах прошлого – о рогатых фагорах, мчащихся на
рогатых кайдавах, – передавались из уст в уста. Все воистину следовало одно за другим: наступали холода, и древние ужасы опять воскресли в
памяти.
Но был еще один ужас, такой же древний, как воинственные и безжалостные фагоры, не менее устрашающий, чем анципиталы. Этот ужас не торопился
уйти с поля сражения. Казалось, будто грохот орудий, крики сражающихся и стоны раненых питают его. У жертв смертельного ожирения уже проявлялись
первые отчетливые и вселяющие страх симптомы. Поветрие верну-лось и приникало своими лихорадочными устами к устам раненных в битве.
Но сейчас был лишь закат последнего ее дня.
Глава 2
Безмолвное присутствие
В душе Лутерина Шокерандита торжество победы смешалось с множеством иных чувств. Гордость, подобно звучному грому труб, пронзила его существо,
когда он вспоминал, что теперь может считаться настоящим мужчиной, героем – ведь он доказал свою храбрость всем и, в пер-вую очередь, самому
себе. Кроме того, его возбуждала мысль о том, что теперь он обладатель и полновластный хозяин красивой и совершенно беспомощной женщины. Однако
прежнее волне-ние и тревогу эти думы заглушали не полностью, прежний, давно ставший привычным поток размышлений не давал ему покоя. Мысленно
Лутерин постоянно возвращался к долгу перед ро-дителями, к тем обязательствам и ограничениям, которые следовали из долга перед домом, к по-тере
брата – по-прежнему необъяснимой и причиняющей боль. Все это напоминало ему тот вы-черкнутый из жизни год, который он провел в изнеможении
болезни. Коротко говоря, эти сомнения и мысли почти полностью заглушали торжество победы. Таково было мироощущение Лутерина в его четырнадцать
лет; в его душе жила неопределенность, которую Торес Лахл на время удалось приглушить, смягчить, но тут же и воскресить. Поскольку рядом с
юношей не бы-ло никого, кому он мог бы открыть душу, он решил вести себя как обычно, подавив все внутренние борения, держа себя в руках.
Поэтому с первым лучом рассвета он мгновенно, внутренне благодарный, снова принялся за дела. И почувствовал, что опасность поумерилась.
– Еще одна атака, – сказал архиепископ-военачальник Аспераманка, – и это будет наш день.
Сиборнальский военачальник двигался среди тысяч других воинов – мрачных лиц с пере-сохшими губами, вновь сосредоточенных перед боем.
Под зычные приказы фагоров выстроили в боевые порядки. Лойсям дали воды. Солдаты сплевывали, забираясь обратно в седла. Равнину заливал тусклый
сумеречный свет Беталикса, и в нем измученные люди принуждали себя двигаться. Ждать большого света теперь приходилось все дольше: ослабевший
Фреир уже не всходил на горизонтом высоко и надолго.
– Вперед!
Вперед медленным шагом двинулась кавалерия, пехота поспешала следом. Раздались пер-вые залпы, засвистели пули. Несколько человек пошатнулись и
упали на землю.
Атака сиборнальцев длилась немногим больше часа. Моральный дух панновальцев был давно подорван и быстро угасал. Одна за другой части
поворачивали и отступали. Часть из Ши-венинка под командованием Лутерина Шокерандита бросилась в погоню, но была отозвана; Ас-пераманка не
хотел, чтобы молодой лейтенант так быстро добыл себе громкую славу в первом же бою. Армия южан была целиком отброшена на южный берег реки.
Раненых доставили в Ис-туриачу, где в нескольких амбарах были устроены полевые лазареты. Искалеченных, изранен-ных солдат осторожно укладывали
на окровавленную солому.