Там снаружи лето, там мамки в обтягивающих тонких платьях, там вечно орущие дети, там шелест листвы. Иногда свободный ветер ошибается поворотом и залетает ко мне в тухлую, пропахшую человеческим потом, камеру. Глубокий вдох носом дурманит, слегка покачивает, и вселяет лживую надежду. К счастью, ветерок быстро все понимает и растворяется в кислом воздухе.
Мне повезло, мои нынешние сокамерники не страстят по куреву и остальным превратностям сытой жизни. Я сижу и часами пялюсь в глаз камеры видео наблюдения. Она висит в углу над входной дверью, и видит все, кроме отхожего места. По ту сторону за нами наблюдает женщина. Не обязательно одна и та же, но обязательно женщина. Эта гипотетическая женщина просыпается утром, обнимают детей, мило прощается с мужем, по прибытии в тюрьму орально ублажает опера спецчасти, и отправляется к месту бытия. Ее кабинет мало отличается от нашего, разве что обит вагонкой и пахнет свежими людьми. Перед мониторами она проводит следующие сутки, за которые ее взору предстанут ломки судеб, внезапные сумасшествия, психические срывы и многое, многое другое. Профессионально деформированная психика оттолкнет большую половину увиденного, а спустя пару минут и вовсе забудет.
Даже здесь я ничем не выделяюсь. Середина имеет куда больше достоинств, чем может показаться на первый взгляд. От середины не требуют выдающихся способностей, на нее не возлагают надежд и, в конце концов, просто перестают замечать. Один из моих соседей олигарх, по крайней мере, так говорят по телевизору. Он славится необузданным нравом, который и привел парня из города ХЗ на вершину пищевой цепи. Только деньги, влияние и нрав в 99/01 сомнительная привилегия, а амбиции и вовсе спрятаны в таких местах, о которых лучше не знать. В этой части «Матроски» ожидают приговора признанные помои общества маньяки, убийцы, насильники, а также бизнесмены и чиновники. Большинство из собравшихся приобретают статус помоев, едва переступают порог изолятора. Еще вчера лауреаты всевозможных премий, обладатели государственных наград, герои бизнес-форумов, сегодня просто преступники. «После тщательно спланированной специальной операции, проведенной сотрудниками ФСБ России совместно с МВД, задержан известный бизнесмен Сергей Поляков. Полякову предъявлено обвинение в мошенничестве и хищении денежных средств, при строительстве жилого комплекса «Новый мир», вещает с экрана представитель силового ведомства. В этот самый момент признанный строитель, дважды обложка «Форбс» Поляков становится преступником, презираемым миллионами, а лозунг: «Мы наш, мы новый мир построим», приобретает совершенно иной оттенок. С этого момента не важно, что именно не достроил Поляков и по какой причине. Важно, что преступника поймали и публично, а главное, не дожидаясь суда, линчевали в прайм-тайм на федеральном канале.
Внутри моего плотного, неплохо тренированного, мозга хранится гора мусора. Там и ненужные воспоминания детства, и фэйлы юности, тонны событий, и просто разный ситуативный хлам. Именно сейчас на меня из шкафа смотрит тот самый хлам. Как я уже сказал, дверца приоткрылась, а внутренности шкафа поднатужились, и приготовились вывалиться наружу. Раньше подобное случалось часто. Юный я даже успел найти закономерности. Первое хлам всегда вываливается без предупреждения, и второе никому, кроме меня до него нет никакого дела. Ни с того, ни с сего в убранное, идеально чистое пространство головного мозга рассыпается разноцветное, в меру яркое нечто, оно глухо ударяется о несуществующий пол и застывает. Оно никогда не прыгает, не катится, оно просто лежит. Оно данность. Я подхожу к горе своего хлама с явной неохотой, скабрезно трогаю ногой и грустно вздыхаю. Любой другой, ну или большинство других, давно бы вычистили свой шкаф, отсортировали хлам по степени ненужности и радовались появившемуся ниоткуда свободному пространству. Большинство, но только не я. Я, как вы уже поняли, собиратель. Я заталкиваю мусор обратно, и небрежно прикрываю дверцу. Прикрываю, отхожу и долго наблюдаю.
Последние годы, а в заключении особенно, подобное случается все реже. Дело в том, что и я подрос, и шкаф уже не тот, его содержимое ужалось и покрылось вселенской пылью. Еще не отпускает этот монотонный звон. Снаружи тихо, я бы даже сказал, очень тихо. Из шумов телевизор, глухие отголоски жизни снаружи, да болтовня олигарха. Мой звон внутри, он скребет извилины, бегает из уха в ухо и, кажется, желает вырваться, но не тут-то было. Я не помню, когда он появился, но прошла целая куча лет, а он все еще со мной.
Мы любим просыпаться, строить планы, маневрировать в потоке страстей, и только представьте, что есть места, где нет никаких планов. Там, на свободе я прятался от людей, а вот теперь с удовольствием пропустил бы бокал-другой с тучным незнакомцем. Самые лучшие собутыльники это не люди, которых ты знаешь сто лет, а именно незнакомцы, и обязательно мужчины. Женщину после третьего увесистого глотка начинаешь хотеть, а после пятого теряешь контроль, кровь бурлит и пенится, а перед глазами встает томная, туманная пелена.
3.
Спрашивайте, товарищ майор. Только, прошу не долго, голова раскалывается.
Тарас Николаевич, быстро не получится, придется потерпеть, -плотный мужчина в форменной одежде, украшенной огромными блестящими звездами на погонах, делает глубокий вдох, открывает потертую кожаную папку, достает серый, расклинённый типографским способом лист бумаги, дешевую пластмассовую ручку, и медленно одними губами выдавливает, Начнем с самого начала. Фамилия, имя, отчество.
Лицо, напрочь лишенное эмоций, остается неподвижным. Когда он говорит, ни одна мышца не приходит в движение. Шевелятся только влажные, тонкие губы и только в очень ограниченном диапазоне. Лицо служителя закона состоит из огромных, мягких, розовых щек, носа-картошки и узкого лба. Ему немного за сорок, при этом щеки даже не думают обрастать щетиной или покрываться морщинами.
Гориков Тарас Николаевич, отвечаю с показным недовольством.
Дата рождения, и место рождения.
Восьмое марта, семьдесят четвертого. Деревня Емелино, Владимирской области. Деревенька Емелино, добавляю я, но майора не интересует мое отношение к населенному пункту.
Восьмое марта, улыбается он, Сорок семь. Судимость?
Нет.
Ранее к уголовной ответственности не привлекался, человек в форме проговаривает то, что записывает в протокол. Его маленькие глазки утопают в полном лице и появляются только, когда он поднимает голову и смотрит на собеседника горизонтально.
Товарищ майор, правда голова болит. Можете до утра задавать вопросы, стукнуть пару раз, как любят эти ваши опера, но ничего не изменится. Давайте сегодня на все вопросы пятьдесят первая.
Тарас Николаевич, не надо мне вот это, любят, не любят, опера, не опера. Давайте быстро допросимся и разойдемся. Скажу честно, мне противно находиться с вами в одном помещении. Начнем с Емелино. С кем вы проживали в Емелино?
Я наклоняю голову влево, затем вправо. Это всегда происходит машинально, после нескольких повторений тяжесть отступает, голова становится легче, а мысли яснее, но не в этот раз. В голову врывается мой высокочастотный звук и начинает сверлить виски. Я повышаю тон, Так, майор, я, кажется, внятно сказал, пятьдесят первая статья Конституции, уголки моих губ падают вниз.
Майор глубоко и натужно вздыхает, закрывает глаза и, закидывая голову назад, являет многоэтажный подбородок. Форменный, узкий в плечах пиджак плотно обтягивает располневшее тело, лоб и ладони следователя обильно потеют, поблескивают и переливаются яркими бликами в проникающем сквозь металлическую решетку солнечном свете.