Сижу и курю.
Жизни нет, говорю.
Зайдет позже, отвечает судьба.
Как она может меня оставлять?
Она всегда появляется, когда ты уходишь отсюда.
Она меня избегает?
Мне никто не ответил.
Жизнь попросту уходила, когда приходил я.
А кто еще должен быть?
Они игнорировали меня. Они все сидели здесь, потому что однажды я понял, что жизнь без любви не стоит ничего и поэтому попытался покончить с нею. Раз и навсегда.
Возможно, поэтому в моем баре никогда не было Жизни.
Так что там с судами? говорит Одиночество. Когда следующее заседание? Ты уже подготовился? Был у меня один пациент, который постоянно ходил в суды, пытался засудить девушку одну, которая ушла и забрала почти все, что у него было. Мы постоянно сидели с ним темными долгими ночами, когда его начала терзать бессонница. Он сидел на кухне, смотрел на ночной город в окне и так же, как и ты сейчас, курил. Прямо в квартире.
И что с ним в итоге случилось? спрашиваю я.
Умер. Все в итоге умирают, говорит Смерть.
Но ведь не ты его убиваешь, Одиночество? спрашиваю я.
Я подыгрываю им, пытаюсь довести их до точки, когда я смогу их раскусить. Пытаюсь их подловить, поймать их на вранье, чтобы они больше никогда так ни с кем не делали.
Одиночество мне не ответило.
Скорее всего, это просто театр или какой-нибудь дешевый розыгрыш. Где-то стоит камера, я более чем уверен в этом. Стоит камера и снимает то, как меня разыгрывают эти четверо упырей в капюшонах.
А позже, когда я уйду, это видео наберет миллионы просмотров и миллионы человек будут смеяться во всю глотку с меня.
Я сижу и курю, прокручивая все это в своей голове.
И решаюсь рассказать еще одну историю из моей жизни.
Не то, чтобы я повелся на их спектакль, я не хотел быть негласным актером их шоу, просто мне стало интересно.
И я спрашиваю у Судьбы:
Слушай, а ты не помнишь мою сестру? Где она сейчас?
Судьба продолжает натирать стаканы, один за другим, и отвечает:
Я знаю не больше, чем ты, Валентин. Ведь это твой бар или ты уже забыл?
Не подливай ему больше, ему и этого хватит, вмешивается Одиночество. Хотя скоро пробьет полночь, снова протрезвеет.
Пусть нажрется в усмерть, пока еще есть время, говорит бабка Смерть.
Да вы охренели что ли все? взрываюсь я.
Я подскакиваю со стула и ухожу в сторону выхода из бара. Меня никто не сможет остановить. Да и, если честно, никто не пытается меня остановить.
Я открываю дверь, толкаю ее от себя, и захожу снова в помещение бара.
Эта дверь лишь связующая между двумя барами. А больше дверей здесь нет. Никаких. Абсолютно.
Даже туалета.
Уже вернулся? с улыбкой спрашивает Смерть. Быстро ты. Присаживайся, для тебя место всегда свободно, Валентин.
Я медленно прохожу чуть глубже в помещение.
Мы с моей сеструней в детстве, когда прощались, а прощались мы редко, говорили друг другу фразу «Банзай!». Не знаю до сих пор почему именно это слово, но оно нам так понравилось после просмотра какого-то японского фильма, что мы решили присвоить его себе.
Летом нас забирали в разные поселки. Мама ехала к своим родителям, отец к своим. И в итоге мы расставались на пару месяцев. И каждый раз мы говорили друг другу «Банзай!».
Глупость какая-то. Но зато какие теплые воспоминания.
Я прошел к стулу, который оставили для меня Смерть с Одиночеством, и неуклюже залез на него.
Пинту? спрашивает Судьба?
Почему Судьба на разливе? спрашиваю я. Почему Одиночество сидит слева, а Смерть справа? Почему страх где-то прячется в темном углу? Что вообще все это значит?
Не то, чтобы я впал в отчаяние, когда понял, что выхода отсюда нет.
Это было похоже на очень реалистичный сон или, я бы сказал, какую-то зарисовку безумного художника или сценариста. Только вот я не давал согласия помещать меня в этот театр остервенелого безумца.
Нас было больше, Валентин, когда ты был молод, говорит Судьба. Здесь были полностью забиты все столики, некоторым приходилось пить даже стоя. Поверь мне, это были твои лучшие годы. Как раз тогда, когда ты только вышел из детдома и выбирал дальнейший путь. Здесь были и амбиции, здесь были и мечты, желания, рвения, цели. Здесь было и отчаяние, ненависть, апатия и бессмысленность в своих действиях. Из-за последнего, кстати, все отсюда и ушли. Бессмысленность практически полностью захватила этот бар. Теперь нас осталось здесь всего четверо. И этот бар это твой бар, Валентин. Он угасает.
Я смотрел то на Судьбу, то на Одиночество, то на Смерть, то на Страх. Все они, кроме Судьбы, сидели с поникшими головами, прикрытыми капюшонами, и молча слушали то, что говорила Судьба. Лишь иногда кивая и приговаривая:
Как здесь было красиво!
Или:
Какой же ты слабак!
Или:
Ты все испортил!
Но я до конца не мог понять одного: где я, черт возьми, нахожусь? Что это за место, в котором какие-то непонятные мне люди представляются какими-то метафорическими определениями чувств и жизни? И почему я не могу выйти отсюда?
Я решил подойти к страху. Я решил поговорить с ним с глазу на глаз.
Как только я начал подходить, он зашипел на меня. Я сделал еще два шага, он пригрозился, что кинет в меня вилку и проткнет насквозь.
Я все равно подошел к нему и сел напротив. Он перестал шипеть, он перестал грозиться убить меня. Он сидел и молчал, глядя мне в глаза.
И я видел эти глаза. Они отражали тусклый свет из-за моей спины. Темные глазенки, в которых, казалось, заточена целая жизнь.
Если ты и правда тот, о ком они говорят, тогда я хочу тебя кое о чем попросить, говорю я. Медленно, спокойно, чтобы ни в коем случае не спугнуть его. Мы сможем с тобой ужиться, если ты мне позволишь управлять ситуацией, а не брать надо мной верх. Мы сможем довести начатые судебные разбирательства до конца и засадить за решетку того сраного пьяницу, который отобрал наших родителей, если ты не будешь так часто набрасывать на меня панические атаки. Мы сможем наладить свою жизнь и перестать пить, если ты прислушаешься ко мне и будешь слушать меня. Мы сможем даже отыскать нашу сестру, если нам повезет, если ты снова не попытаешься взять надо мной верх. И в конце концов, мы сможем найти того, кто нас примет. Понимаешь, о чем я говорю?
Тот, кто сможет принять весь мой бар головных мыслей.
Дверь в бар открылась. Я резко обернулся. В нее вошла женщина в белом плаще, таком ярком, что она светилась ярче любой другой лампы в этом заведении.
Если она смогла войти, значит, она сможет и выйти из него? Тогда мне показалось это логичным, и я тут же ринулся к ней, но она как будто была за тысячу километров от меня. Я попросту не мог подойти к ней. Она все быстрее и быстрее отдалялась от меня.
Я уже бежал ей навстречу.
Судьба налила ей стопку Пины Колады. Женщина в плаще выпила ее одним глотком, поставила стопку и вышла из бара.
Я побежал за ней на выход, но снова оказался в другом помещении бара. Там женщины в плаще уже не было.
Я подошел к Смерти и Одиночеству, достал сигарету, закурил.
Кто это был? спрашиваю я, отпивая из пинты виски.
Это? Любовь, отвечает Одиночество. Она появляется здесь каждый вечер, пока твой хозяин в реальном мире дела всякие вытворяет.
Каждый вечер? спрашиваю я. Не понимаю.
Ты поймешь. И поймешь, почему любовь постоянно уходит. Ты сам ее гонишь прочь, поэтому не можешь ее поймать, говорит Одиночество. Хотя очень хочешь.
Только вот ее не ловить надо, вмешивается Судьба. Для нее нужно подготовить место, чтобы не ты ее попытался поймать, а чтобы она сама не захотела уходить. Понимаешь, о чем я?
Я стряхнул пепел с сигареты и кивнул головой.
Я не оборачивался, просто сидел и курил, пока посетители бара приходили, уходили, снова приходили и уходили. Это мой бар и это мой выбор.
Выбор просто сидеть и курить. Сидеть и курить.
Глава 2
Женщина со шрамом.
Я возвращался с работы домой. Тогда я еще работал на какого-то старпера комунистской закалки. Он вечно орал, а не говорил. И если говоришь ему не орать, он отвечал, что просто говорит.