Да были тут пара человек, но, видать, убежали, а мне что-то плохо стало. Но теперь уже всё хорошо, быстро произнёс я, глядя в тревожно вскинутые глаза сестры. Ты, постой тут, а я сейчас переговорю, и пойдём искать жильё на неделю.
Стоило лишь мне сделать пару шагов в сторону старейшин, как они все склонились в почтительном поклоне. Самый старый из них произнёс:
Мы просим прощения у Великого Дракона за наши сомнения и за то, что на него напали в нашем доме. Уверяем, что нападавшие не имеют к нам никакого отношения. Моё Ци открыто для Великого Дракона, и он может увидеть искренность этих слов.
Действительно, теперь я ясно видел ауру старика, и он мне не врал.
Кто были эти нападавшие?
Они пришли к нам вскоре после войны на дороге (имеется в виду конфликт на КВЖД). Они не уважали наши правила и обычаи, не хотели жить мирно, а занимались разбоем и грабежом. Мы пытались прогнать их, но у нас ничего не получилось. Мы благодарны Великому Дракону за то, что он избавил нас от этих бандитов. Старик вновь почтительно поклонился. Мы окажем уважаемому Дракону любую помощь, которая будет в наших силах, и будем счастливы видеть его самого и его сестру нашими почётными гостями столько, сколько он пожелает.
Я благодарен за ваши слова, уважаемый Су Вейж.
Старик удивлённо посмотрел на меня, ведь имени своего он мне не говорил, а узнать его от кого-либо я просто не успел. Имя его я выяснил, когда как бы случайно смог коснуться его, и сработал контакт.
Пусть проводят мою сестру туда, где она сможет отдохнуть, и отнесите туда наши вещи, а потом мы обговорим, какую именно помощь я хотел от вас получить.
Настён, обратился я к сестре, сейчас тебя проводят туда, где мы будем жить до отъезда. Там тебя покормят, и ты отдыхай, а я попозже подойду.
Две девушки с поклоном подошли к Насте и повели её. Я сходил за вещами и отдал их Шэн-ли, предварительно вытащив из сумки шашку отца.
Китаец ушёл вслед за Настей, а я обратился к старейшинам:
Уважаемые, мне нужно сделать на ножны табличку с гравировкой, текст я дам. Кроме того, надо накрыть пятиконечной красной звездой вот этот орден. И я показал на орден Св. Анны, укреплённый на эфесе шашки. Но сделать это надо так, чтобы не повредить сам орден и чтобы потом можно было легко снять звезду.
Старейшины уверили меня, что всё сделают быстро, и забрали шашку и листок с текстом для гравировки. Всё это я затеял, чтобы впоследствии до поры не возникли вопросы, что это за шашка, чья она и как оказалась у меня. На пластинке, прикреплённой к ножнам, будет текст: «Ком. эскадрона Головину за революционную храбрость и пролетарскую сознательность от Реввоенсовета РСФСР».
Добравшись до выделенной нам с Настей комнаты, я упал на лежанку, и тут меня, что называется, накрыло. Видимо, то, что я причинил столько смертей, воспользовавшись Силой, не осталось без последствий. Меня трясло и буквально выворачивало наизнанку. Ощущения были близки к тем, что были во время переноса.
Я потерял счёт времени и не осознавал, как долго это длилось. Перепуганная Настя сбегала и разыскала Шэн-ли и буквально притащила его ко мне. Китаец же, посмотрев на меня, просто сел рядом с лежанкой и велел сестре сделать то же самой и взять меня за руку, а сам принялся негромко напевать какой-то заунывный мотив.
А моё сознание металось во тьме, ища выход. Но везде были лишь тьма и боль. И вдруг через эту вязкую и липкую тьму ко мне протянулся луч чистого света и коснулся моей исстрадавшейся души. Я потянулся за этим лучиком и наконец-то вынырнул из всей этой мерзости. Душа вновь соединилась с телом, и наступил покой.
Что это было? хрипло спросил я, едва придя в себя.
Твое внутреннее Ци воспротивилось тёмному проявлению внешнего Ци, поэтому гармония и единение между ними были нарушены. Инь и Ян вступили в борьбу друг с другом и едва не убили тебя. Но твоя сестра поделилась своими силами со светлым Ян, и тёмный Инь подчинился.
Спасибо тебе, Шэн-ли, я кивнул китайцу в знак благодарности. И тебе, Настя. Я почувствовал вашу поддержку и смог выкарабкаться.
Настя со слезами бросилась мне на грудь. Ну вот, опять напугал сестрёнку и довёл до слёз.
Я гладил её по голове и шептал на ушко:
Ну не плачь, всё уже хорошо. А хочешь, я тебе песенку спою?
Песенку? Настя удивленно подняла на меня глаза.
Ага. Хорошую красивую песенку.
Хочу. Спой Ну вот, слёз как не бывало.
Китаец, почтительно склонившись, вышел за дверь.
Ну тогда слушай.
И я запел:
Я пел, а Настя завороженно слушала. Всё-таки есть песни, которые на все времена. Сейчас такие уже не пишут. Так, стоп, какое «сейчас не пишут»? Сейчас-то как раз именно такие песни и пишут. И напишут ещё больше, а я помогу. А почему бы и нет? Песни эти вообще не из этого мира, а из хоть и идентичного, но всё же другого. А тут напишут другие, и станет хороших и правильных песен только больше. Хм, а это мысль.
А что, если исполнять их будет Настя? Всё, решено, будем делать из неё самую лучшую в мире певицу, тем более что голос и музыкальный слух у неё есть. А репертуаром я её обеспечу.
Какая красивая песня, восторженно произнесла Настя и, обернувшись на закрытую дверь, чуть слышно спросила: Витюш, это ведь оттуда песня?
Оттуда, со вздохом произнёс я.
Всё же скучаю я по оставленным там братьям.
Витюш, Настя вновь обернулась на дверь, а расскажешь, как ты там жил?
Расскажу, сестрёнка. Но не здесь и не сейчас. Потерпишь? ласково потрепал я её за волосы.
Следующий день я решил посвятить походу по магазинам. Нам с Настей надо было обновить свой гардероб. Попросил Шэн-ли раздобыть какую-нибудь небольшую сумку или портфель, чтобы переложить туда часть денег, и он принёс самую настоящую командирскую сумку. Не новую, но в отличном состоянии. То, что надо. Она вполне естественно сочетается с моей юнгштурмовкой и лишних вопросов не вызовет.
Взял с собой денег побольше, потом подумал и положил по нескольку штук царских и советских золотых червонцев, и мы отправились в город. Мы это я с Настей и Шэн-ли с молодым китайцем, которого отправили с нами, чтобы показать, где и что в Чите.
Ну, что могу сказать? Не впечатлило. Для меня, видевшего больше, чем кто-либо другой в этом мире, всё было каким-то излишне простоватым и серым по ощущениям. Настя же с восхищением перебирала какие-то платья на вешалке в магазине. Для неё, в общем-то, не видевшей ещё ничего, всё было безумно красиво и роскошно. М-да, и это для неё, дочери князя и графини, которая, родись лет на 20 пораньше, могла бы блистать на балах в роскошном бальном платье, сводя кавалеров с ума. Видимо, на моём лице было такое выражение, что пара продавцов, находящихся здесь, старались обходить меня стороной.
Гхм, послышалось со спины, я таки дико извиняюсь, но мои старые глаза говорят мне, что молодой человек чем-то недоволен?
Подошедший был одет в костюм-тройку, и даже дилетанту в мире одежды было сразу видно, что костюм этот явно не был куплен здесь. Чувствовалась рука мастера.
Простите, а вы, собственно, кто? спросил я подошедшего, хотя уже догадывался о его сфере деятельности.
О, прошу меня простить, я не представился. Давид Исаакович Фридман. Я заведую пошивочной мастерской при этом магазине. И он с иронией в глазах обвёл взглядом вокруг и, как бы извиняясь, развёл руками.
Скажите, уважаемый Давид Исаакович, положа руку на сердце, а вам самому вот это, я кивнул в сторону висящей готовой одежды, нравится?
Ну, таки люди покупают.
Ну, наверное, в тон ему ответил я, у них просто больше выбора нет.
Хм, а у вас, молодой человек, похоже есть вкус, и вы разбираетесь в хорошей одежде. Он задумчиво посмотрел на меня, словно что-то решая. А пойдёмте-ка со мной. И спутницу свою возьмите. Возможно, я смогу помочь вам.