Я робко оглянулась по сторонам. Гаражи жалкое наследие ушедшей в небытие советской эпохи пустовали в это время. Часть боксов с проржавевшим металлом была давно заброшена: перед вросшими в землю воротами был навален мусор и рос нетронутый бурьян. Часть превратилась в свалку неважных и ненужных вещей, которые рука хозяина, дрогнув, не донесла до помойки, и эти боксы посещали по редким календарным датам ностальгии по барахлу. Автовладельцев тоже сейчас не было по той простой причине, что рабочий день был в разгаре.
Я посмотрела на ржаво-коричневый бокс в паре шагов от меня по правую сторону. Раньше этот бокс был заперт, но сейчас трава перед входом была затоптана, замок на двери отсутствовал, а между дверью и гаражом чернела узенькая кривая щелочка.
Я замерла, прислушиваясь. Вокруг было тихо, и только ветер шевелил пакетами мусора, громоздящимися в контейнере. Жизнь города проходила вдалеке от этих гаражей, которые я и другие ребята использовали в качестве кратчайшего пути от школы до дома, и прохожих здесь обычно было мало.
Тогда я осторожно сделала шаг к боксу. Остановилась. Сердце билось уже не в груди, а где-то в горле, вызывая удушье. Еще шаг. Теперь я была рядом с боксом.
Кривая трещина зияла стылой жутью. Из нее исходили неведомые мне доселе волны чего-то черного, вязкого, и оно временами взрывалось зелеными ядовитыми брызгами, отдающимися в сердце. Я протянула руку к двери и медленно потянула холодный, истончившийся от ржавчины металл на себя.
Дверь, скуля, подалась, и черный провал стал шире. Внутри по-прежнему царила абсолютная тишина, доводящая меня до спазмов в желудке. Тогда я толкнула дверь пошире, впуская лучи скупого осеннего солнца, и замерла.
Увиденное вонзилось в меня и ударило обухом по голове, заставив глаза вспыхнуть кровавым туманом, а ноги подкоситься. Я рухнула на ватные колени и стала отползать от бокса, наступая на подол юбки и пугаясь от этого еще больше.
Через пару секунд я уже неслась по знакомой дороге домой, не видя ничего и желая только одного забраться, как улитка, в спасительную раковину квартиры.
Когда я ворвалась домой измазанная слезами, соплями и с пятнами грязи на лице, мать сидела перед телевизором. Она смотрела свой любимый сериал и чистила картошку к ужину. Увидев меня, она неодобрительно сверкнула глазами первый признак надвигающейся взбучки. Но мне было все равно.
Мама! завыла я. Мама! Мамочка!
Что случилось? спросила мать и брезгливо отстранила меня, бросившуюся к ней на шею.
Там! Там! зубы стучали, не давая выговорить страшную информацию.
Да что такое? мать начала заводиться. Нормально, как человек, можешь сказать? Что ты мямлишь?!
Там Там Настю убили.
Что-о-о? мать уронила картофелину в кастрюлю, вызвав этим небольшой фонтанчик грязной воды, и грозно воззрилась на меня. Что ты мелешь, дурища? Кого убили?
Настю-ю-ю, провыла я, и слезы хлынули потоком.
Где?
Там. В гаража-а-ах А-а-а! Я видела-а-а-а А-а-а!
Кого ты там видела?
Настю-ю-ю. Она там ме-е-е-ертвая лежит. И кро-о-овь
Попытав меня еще немного с пристрастием, мать поколебалась, но все же позвонила в полицию.
На! Говори! швырнула она мне трубку. Сама объясни толком, что ты видела!
Я испуганно взяла телефон и в течение нескольких минут объясняла незнакомому мужчине, что я видела и где, постоянно срываясь на плач, путаясь в адресе и давая ненужные подробности.
А портфель в углу валяется. У-у-у И гольфы все в крови У-у-у. Да, знаю ее. Это Настя из первого подъезда. Я ее куртку узнала-а-а У-у-у Нет, не подходила. Нет, она мертвая. Совсем мертвая-а-а У-у-у Приезжайте пожалуйста-а-а
Дежурный принял вызов и велел нам сидеть дома. Время, пока мы ждали полицию, не было потрачено зря: мать спешно переодевалась и одновременно с чувством орала на меня. Она допытываясь, какого черта я потащилась в гаражи, и объясняла популярно, что таких безмозглых дур, которые шляются по разным гаражам, чердакам и подвалам, там и следует убивать, и странно, что я, идиотка, еще жива, но если я буду продолжать таскаться куда не следует, то вселенная исправит это досадное упущение
Но я не слышала ее криков, потому все это заслонял недавний ужас, вморозившийся в память траурным негативом снимка: скорчившаяся на бетонном полу жалкая фигурка с нелепо распяленными руками, выпученными навеки глазами и растрепавшимися волосами. И кровь, кровь везде. А также удушающие волны, исходящие от того места, смерть, ужас умирающей Насти, ее отчаянье, ее страдания. Они больно ударили по моей оголенной страшным предчувствием душе, и этим воспоминаниям не дано было отныне стереться. А кроме прочего я почувствовала в гараже присутствие еще одного человека. От остатков его ауры тоже исходили отчетливые флюиды: с металлическим привкусом, доводящие меня до рвоты и головокружения.
Полицейские приехали быстро и, не тратя лишних слов, послушно потопали за мной и матерью в гаражи.
Вон там, издали шепотом показала я на открытую дверь.
Стойте здесь! строго приказал немолодой мужчина в форме и пошел с напарником к боксу. Я хотела ему ответить, что никакая сила в мире не заставит меня сейчас сдвинуться ближе к тому месту хоть на миллиметр, но только молча кивнула головой.
Заглянув в бокс, полицейские пару раз в сердцах упомянули чью-то мать и стали названивать по телефонам, вызывая на подмогу коллег из убойного отдела, криминалистов, труповозку и других причастных к этому действу лиц. Мне и маме было приказано остаться на месте, что мы и сделали.
Я слушала, как полицейские переговаривались, жаловались на то, что такое убийство видят в первый раз, что свидетелей, судя по всему, нет, что если не найдут совпадения образцов по ДНК в базе данных, то пиши пропало: будет глухарь.
Дяденька, а убийцу найдут? с надеждой спросила я, когда пожилой полицейский записал мои показания и велел идти домой.
Конечно, найдем, девочка, уверенно кивнул головой мужчина, но я почувствовала, что он врет.
Его аура источала насыщенно серый цвет, в котором мешались разные чувства: гнев, усталость от работы и жизни, грусть и обреченность.
Идите домой, сказал полицейский и закрыл папку.
А вы мне не дадите?.. вдруг всколыхнулось в моей отупевшей от переживаний и чувств голове воспоминание из фильма: полицейский протягивает визитку и бодро говорит: «Если что вспомните, звоните!»
Что дам?
Ваш номер телефона. Вдруг я что-нибудь вспомню, подавленно закончила я и сникла под недовольным взглядом матери и удивленным полицейского.
А, конечно, легко согласился тот, написал на клочке бумаги свой номер телефона, имя и протянул мне.
Возьми. На всякий случай. Зовут меня Вадим Михайлович.
Я тут же спрятала бумажку в карман понадежнее и дала матери увести себя домой.
Я думала об этом целую ночь, которую провела в полусонном-полусознательном состоянии. В короткометражных ночных видениях я пыталась выкарабкаться из какой-то ямы, куда-то ползла, срывая ногти и царапая руки о камни, пока не оказалась около небольшого бочажка, полного затхлой черной воды. Как зачарованная, смотрела я на воду, чувствуя заходящимся в бешеном ритме сердцем, что сейчас произойдет что-то страшное. И когда гладь воды подернулась от встающего из глубин нечто, я страшно закричала и перепугала всю семью. Разбуженная мать поворчала, но в виде исключения разрешила перелечь к ней в постель, где я и провела остаток ночи, прижимаясь к родному телу, обливаясь холодным потом и до рези в глазах вглядываясь в мучительно медленно сереющее окно.
Я думала об этом целый день, стараясь не выдать свою излишнюю осведомленность о трагедии, но настороженно прислушиваясь к перешептываниям взрослых и разговорам одноклассников. Город бурлил слухами и пересудами, тут и там раздавались гневные причитания женщин и проклятия мужчин. Однако во всем этом разноголосом хоре не прозвучало ни единого намека на то, что полиция близка к поимке человека, совершившего злодеяние.