Добрый вечер, дедушка, сказал Родион, переборов первую робость и удивление, Я к вам от Афанасия Глебыча, проводника в поезде. Он говорил, вы с работой можете помочь.
Дед Мороз вдруг раскатисто рассмеялся, положил на стол газету и прогудел:
Ну Афонька, язви его в душу! И Новый Год спокойно встретить не даст, старается аки пчела. Ну, садись, раз пожаловал! Давай к столу!
Он протянул длань в красной рукавице к стоящему в углу мягкому креслу, и оно бесшумно, повинуясь мановению его руки, подъехало к столу.
И здесь грамотно сработано, видать пульт в варежке спрятал. Хорошо, наверное, наживается на охотниках-туристах старичок, подумал Родион. Его немного успокоил дружелюбный приём деда. Чувствуя под ногами приятную мягкость медвежьей шкуры, он бесшумно прошагал по ней до стола и опустился в кресло. Оно оказалось исключительно удобным и словно поглотило его в своих мягких объятиях.
Итак, Малахов Родион Иванович, тридцати годов от роду. Бежал от лихого люда, которому задолжал гору денег и, в силу того, что по простоте своей и глупости проигрался в пух и перья, не имел ни малейшей возможности деньги те кредиторам вернуть. Прибыл на станцию из города Новосибирска для обретения личной безопасности от посягательств вышеуказанных кредиторов, а также с целью трудоустройства, которое могло бы обеспечить ему скорейшее обладание необходимой для возмещения долга денежной суммы. Верно изложено?
Дед Мороз, слегка склонив голову на бок, пристально смотрел на собеседника.
Информированный, однако, дедок. Проводник, видать, сообщил. Хотя фамилию то свою я ему не называл, подумал Родион, а вслух сказал:
Истинно верно, дедушка. Искренне удивлён вашей осведомлённостью. Вам бы в органах дознания работать.
Да что там органы, усмехнулся Дед Мороз, Выше бери. Мне по роду работы много чего знать положено.
А как мне к вам обращаться?
Дядя Ваня я, ответил Дед Мороз, Так и обращайся.
Он придвинулся к столу, снял рукавицы и положил их на газету, на которой Родион прочитал название: ПРАВДА.
Старой закалки начальник, прессу-то оппозиционную жалует. Поди, ещё при Сталине в рядах ВКП(б) заправлял, а то и в НКВД. Тёртый, видать, калач.
Ну да ладно, о деле чуть погодя, продолжил дядя Ваня, оглядывая теснившиеся на столе посудины с салатами и потирая руки. Устал, небось, с дороги-то, проголодался?
Да как вам сказать? Вообще-то проводник в дороге с едой не обижал, но от вашего изобилия грех отказаться.
Ну, вот и славно! Давай-ка старый год проводим!
Он вытащил откуда-то из-под стола гранёные стограммовые стаканы, наполнил их до краёв прозрачной, как слеза, жидкостью из запотевшей бутыли, один поставил на край стола перед Родионом. В воздухе повис терпкий аромат ядрёной деревенской самогонки. Родион придвинулся к столу. Перед ним оказалось чистое блюдо, вилка, нож и ложка.
Накладывай, не стесняйся, предложил дядя Ваня
Родион загрузил блюдо салатами, положил рядом крупный ломоть серого хлеба, поднял стопку.
Ну, мой юный друг, за что выпьем?
Родион слегка пожал плечами, скользнул взглядом по газете и предложил:
А давайте за скорейший крах мирового империализма.
Хм, хороший тост, оценил дядя Ваня, подняв вверх указательный палец левой руки, Серьёзный тост. Дельный.
Правой рукой он поднёс стопку к губам, вылил её куда-то в дебри белой бороды и с удовольствием крякнул. Выпил и Родион, однако напиток оказался настолько термоядерным, что он одолел только половину, поставил недопитое на стол и стал форсированно занюхивать хлебом. Дядя Ваня рассмеялся:
Ты закусывай, закусывай. Это с непривычки. Оно со всеми так с первого разу бывает. Дома-то, поди, одной «Столичной» праздники отмечал?
Да нет, пивал и покрепче «Столичной». Но ваш горлодёр дело особое, ответил Родион, набивая рот салатами.
Знатный самогон, что говорить. Мотька, буфетчица, гонит. Она у меня на счёт этого молодец! похвалил дядя Ваня, тоже приступая к закуске. Немного перекусив, Родион почувствовал приятное тепло в груди, положил вилку на стол и, сказав: Спасибо своему благодетелю, стал ожидать продолжения разговора. Вскоре закончил трапезу и начальник, откинулся на спинку кресла и разложил руки на подлокотниках.
Ну, что я тебе скажу, дружище? Работы в моём хозяйстве край непочатый, а работников раз-два и обчёлся. Вот снегу подвалило, Тимоха не справляется. Со снега, пожалуй, и начнёшь. Подвожу я иногда сюда кой-чего. На разгрузочке пригодишься. Забор завалился подправишь. Где починишь, где подкрасишь. В общем, без дела не засидишься. А где чего не сумеешь Тимофей подучит.
А много ли я заработаю на снегу-то, да на разгрузочке, дядь Вань? немного разочарованно спросил Родион.
Больше, чем думаешь, друг мой, гораздо больше, заверил начальник, Прежде всего, обретёшь лицо. Вот это и будет твой главный гонорар. А когда ты его обретёшь, другую уже работу получишь, так сказать, деликатную.
А долго ли мне его обретать?
А вот это уже от тебя зависит, Родион Иванович, только от тебя. У всякого по-разному это получается. У тебя должно быстро получиться, парень ты смышленый.
Дядя Ваня душевно улыбнулся. И в этот момент по комнате поплыл мягкий густой бой часов. Родион разглядел в затемнённом углу старинные настенные часы в корпусе из тёмного дерева. Стрелки на циферблате показывали полночь.
Вот и год минул, сказал дядя Ваня. Заболтались мы с тобой.
Он нажал на столе какую-то кнопку. Послышалось шипение селектора.
Матрёна, подавай, душа, горячее. Да Тимофея прихвати со стульями.
Затем отключил селектор и уже Родиону:
Ну вот, сейчас знакомиться будешь с новыми друзьями.
Через минуту дверь в кабинет распахнулась, и на пороге, со стульями в обеих руках, появился рыжебородый мужик, которого Родион встретил во дворе, только уже не в грязном фартуке, а в красной шёлковой косоворотке, тёмно-синих шароварах и в яловых, до блеска начищенных сапогах. Волосы на его голове были зачёсаны на прямой пробор и блестели масляным отливом. В улыбающихся глазках светились хитрые огоньки. Ни дать, ни взять купец первой гильдии, подумал Родион.
Мир и достаток вашему дому, Иван Иваныч! сказал мужичок, слегка поклонившись начальнику.
Да проходи ж ты, чертяка! Чего на проходе-то растопырился? послышался боевой женский голос, и позади мужичка появилась дородная, но приятная на лицо баба в белом кокошнике и пёстром ярком сарафане. В руках она держала поднос, которым подталкивала в спину мужичка. Мужичок посторонился, и Родион увидел на подносе запечённого целиком молочного поросёнка, обложенного разноцветными овощами и зеленью и стопку чистых тарелок. Начальник и Родион быстро расчистили от салатов место посередине стола, а баба водрузила на него своё угощение.
С праздником, Иван Иванович! Вот я вас попотчаю! На славу нонча порося получился.
Ай, молодца, голубушка! Вижу, вижу, постаралась, похвалил дядя Ваня, втягивая красным носом исходящий от поросёнка пар. Ну, рассаживайтесь уже.
Мужичок подставил один стул даме, на второй уселся сам.
Итак, друзья мои, будем знакомиться, сказал начальник, указывая ладонью на Родиона. Наш новый работник. Прошу любить и жаловать. Это наша буфетчица Матрёна Власовна, она же шеф-повар. Кстати, лучшая повариха на тыщу вёрст окрест. Да-да! Без вранья говорю! Да что там, скоро сам убедишься. Ну а это, кивнул он на рыжебородого, Тимофей. Он у нас и жнец, и швец, и на дуде игрец. Ну и, наконец, Тамерлан, он обернулся и взгля-нул на громоздящееся прямо над его головой чучело ворона, Редкого ума птица. Давай-ка дружок, присоединяйся.
После этих слов ворон вдруг ожил, встрепенулся и, расправив огромные крылья, спустился на край стола одесную дяди Вани. Вот это да! изумлённо подумал Родион, А ведь как неподвижно сидел, бестия, как замороженный.