Ты можешь думать не о девчонках и не о клизме, а о том, как, собственно, устроена эта самая жизнь. Каким образом в тебе уживается столько дерьма, что надо эту клизму ставить, и такие светлые ну, скажем, сны. Скажем так, дорогая крыша, чтоб не пугать тебя излишним пафосом.
Ты можешь думать не о памперсах и пролежнях, а о том, почему одна крыша съезжает от лёгкого толчка, а другая стоит, как прибитая, в каких-то совершенно немыслимых ситуациях? И вообще, почему один человек ныряет и выныривает, а другой врезается башкой в камень? Нет, не переходя на личности! Не переходя. Речь идёт просто о причинах. О причинах и следствиях.
Ну как, дорогая крыша? Нормально я тебя загрузил? Давай думай. Старайся, дорогая, старайся. Ведь ты одна осталась неповреждённой в моём раздолбанном теле»
Между прочим, крыша сопротивляется.
Ей очень хочется поныть и повопить, то есть идти проторённым путём. Скорее лёгким путём. Ей хочется сжаться, стать маленькой и жалкой.
Ей очень, очень хочется хотя бы протечь, если хозяин не разрешает ей съехать.
Сказать честно, ни до чего такого разумного и важного я пока не додумался. Я просто играю сам с собой в такую игру. Она называется «Удержи крышу».
Иногда мелькает что-то. Словно за всем этим, за всеми моими вопросами проглядывает что-то. Такое вечное и светлое.
С другого уровня. С более высокого, до которого мне пока не достать.
И это здо́рово.
Это оно, то самое. Оно не даёт мне нажраться таблеток или заняться изготовлением удобной и мягкой шейной петли.
«Всё, крыша. Стой. Не расслабляйся».
Это я говорю потому, что стукнула входная дверь. Мама вернулась.
Глава 8
Нет, ты не представляешь! с порога начинает она. Да проще гулять по джунглям Амазонки, чем идти в дебри к этим чиновникам! Сидят, штаны протирают! Смотрят на тебя, как будто ты хочешь у них отнять их последний, личный рубль! Ты не представляешь, какие там чёрствые люди сидят какие
Так или примерно так заканчивается каждый поход матери с собес, в пенсионный отдел и во все прочие присутственные места.
Неужели там правда одни чёрствые? Это что, их специально туда отбирают? Или ими становятся даже самые нормальные люди после месяца работы? А если кто-то не становится того увольяют?
Я хотел было задать матери этот вопрос. Но решил не подливать масла в огонь.
Мать усаживается рядом со мной на стул:
Нет, я больше не могу! А ведь мне туда ходить не переходить!
Ма! Не надо, ма
Да что «ма»! Звери! Просто звери, это не люди это сволочи
В материнском лексиконе больше нет ругательных слов. Это самые страшные. Дальше она повторяет всё это раза три, в разных вариациях.
Вот коляску-раздолбайку бери хоть сейчас! Такую, в которой колёса надо руками крутить. В которой сиденье мягкое и спинка короткая. Ты в такой просто сидеть не сможешь, не то что передвигаться! Как с этим смириться?
Не знаю.
А сидеть в такой коляске и правда не могу. Мы пробовали. Поэтому и сижу только на кровати.
Коляска на рост метр девяносто, на электроприводе, с хорошими колёсами, с твёрдой спинкой, с подголовником, чтоб ты мог сидеть и сам ею управлять, стоит двести тысяч. «У нас таких колясок нет Вас много, а государство не резиновое! Это ваши проблемы! Кто вас заставлял ломать позвоночник! Не положено» Не положено им! Прости Господи, посмотрела бы я на них, если бы их так шандарахнуло! Или их детей! Прости Господи!
Мать верующая. Раньше это было почти незаметно, но как только случилась беда, мать стала ходить в церковь каждое воскресенье, а то и чаще. Иногда мать пыталась заводить со мной «душеспасительные разговоры», но быстро поняла, что, кроме скандалов, из этого ничего не выходит.
Зато теперь мать всегда перестраховывается: «Прости Господи!» или «Господи помилуй!». Повторяет, даже когда ругается.
Хорошо, что ругается редко.
А Господь, видимо, прощает Может, и милует. Правда, внешне это не очень заметно. Ещё мать говорит, что мы вообще не умираем, а переходим в иное существование, в котором в принципе учитывается всё, произошедшее с нами здесь. Всё это записывается ангелами в книге нашей судьбы. Что «здесь» это тренировка. Проверка, экзамен.
А вот в новом существовании смерти нет. Бессмертие.
«У Бога все живы!» Все живы возможно, конечно. И ангелы с авторучкой, строчащие в блокноте, прикольно. И жизнь в другом качестве приятно, хоть и недоказуемо.
Против жизни в другом качестве я не возражаю. Это греет душу. В мои размышления о жизни и смерти это вносит пусть и неуловимую, но надежду.
Хотя мать не даёт расслабиться: у неё припасены рассказы про ад и рай. Бесконечная жизнь, полная мучений, это что-то вообще за гранью разума.
А в этой жизни нам припасены экзамены. Все разные, для каждого свой, персональный. Это, кстати, ещё один довод против ЕГЭ. Нет, нет стандартов в этом мире
Сынок, ты бы помолился
Так мать уговаривала меня после выписки из больницы. И потом не раз пыталась вразумить меня.
Помолись Попроси Бога. Чтоб исцелил. Давай я к нам священника приглашу. Ты исповедуешься, причастишься
Ма, прекрати! Почему это я должен кого-то просить? Значит, когда мне было хорошо, я к Богу не обращался, а сейчас должен у него что-то вымаливать? Я не конъюнктурщик какой-то! Да я вообще ни у кого и ничего вымаливать не собираюсь. Хорошо ещё, что я на колени встать не могу, а то бы ты точно меня на колени встать заставляла бы!
Лучше бы ты мог на колени встать
Ага! Лучше ты скажи, почему твой Бог меня от скалы не оттолкнул? Значит, когда я прыгал, Он молчал, а теперь Он стал такой добрый, что поставит меня на ноги за неделю! Ты сама подумай! Противоречие!
Тебе же товарищи говорили: «Не прыгай», вяло сопротивлялась мать. Может, это Бог пытался тебя остановить. Или тебе нужны громы и молнии и глас с небес?
Громы и молнии это прикольно!
Прикольно, прикольно! Прикольно маму слушаться! Говорила тебе, что не надо ехать никуда, а надо дома сидеть, к экзаменам готовиться! Сколько можно! Сколько можно тебе твердить одно и то же! Допрыгался!
Мать уже чуть не плачет.
Она начинает горячиться и переходить к ругани. Пора заканчивать дискуссию.
Так или иначе «божественный» диалог у нас с матерью то возобновляется, то угасает. Нельзя сказать, что я совсем не задумываюсь и не задумывался на такие темы.
Задумывался.
Я думал также о том, что не могут люди в течение двух тысяч лет заниматься ерундой и верить в сказки. Ведь среди верующих попадались весьма достойные люди, философы и учёные.
Но, во-первых, о вере я ничего не знал. Только какие-то общие положения, которые пыталась навязать мать. А чем больше мне пытаются что-то навязать, тем больше от этого отталкивают. Тем более сейчас.
Наверно, такое происходит не только со мной.
Всякое насилие, всякая ложь и фальшь ну просто ощущаются физически.
Чувствуется, что за словами матери что-то есть. И всё. Дальше насилие, ложь или фальшь. Близок локоть, а не укусишь. И кусать не хочется.
Глава 9
Это я отвлёкся.
Ма, так чем дело с коляской кончилось? задаю я конкретный вопрос.
Мне тоже хочется, очень хочется сесть на коляску. Особенно после того, как начали двигаться пальцы на ногах. Хоть что-то ещё, кроме кровати!
По тону материнской тирады я уже понял, что с коляской не всё так плохо. Но матери надо выговориться. Она же несла мне своё возмущение! Еле донесла!
Куда ей ещё его нести? Это возмущение сейчас слегка заведёт меня и утонет в матрасе. Сколько всего там уже утонуло, в матрасе моей кровати
Мир не без добрых людей. В очереди Ну, там оказалась такая же горемыка, как я. Только у той муж С 45, ещё хуже, чем ты.
Прекрасно! Всегда успокаивает, если кому-то ещё хуже, чем тебе!
Мать перевела дух:
Так вот, надо было написать специальное заявление, что, мол, ты не можешь сидеть в обычной коляске. Что шейник и что высокого роста. Дальше коляску покупаешь за свои деньги, а они должны тебе потом всю сумму, до копейки, возместить. Она, та женщина, уже коляску для дома мужу получила и деньги получила, а теперь принесла заявление на коляску для улицы.