Мое бездыханное тело лежит на боку, сломанные в нескольких местах ноги переплелись причудливым образом, руки рядом одна с другой; кровавая лужа, сначала заполняя канавки между квадратной плиткой, а потом покрывая и саму плитку, неторопливо растекается по тротуару. Я умер.
ЗЕЛЕНАЯ ТЕТРАДЬ
Ну и чего ты ждешь? вдруг послышалось за спиной: голос, немного хриплый и с оттенком грусти, прервал мои мысли.
Я все еще стоял на балконе, предаваясь своим фантазиям. Уставившись вниз, туда, где как на макете ходили маленькие человечки, а вдоль подъездов стояли игрушечные машинки, я помышлял о мгновенной и неминуемой смерти. Я так настойчиво был занят своим убийством, что, выскочив на балкон, совсем не заметил женщину, которая невозмутимо сидела в углу на облупленной табуреточке, прикуривая вторую сигарету от уже выкуренной первой, а может третью от второй или четвертую кто знает, сколько времени она сидит. На секунду я забыл о своих намерениях, обескураженный тем, что я здесь не один, и одновременно испытывая чувство неловкости и стыда, как если бы меня застукали за онанизмом. Я, как мог, постарался не выдавать своего волнения.
Ну и что ты хочешь этим доказать? твердо спросила она.
Чем этим? растерянно переспросил я и невольно принялся разглядывать незнакомку: немолодая, за пятьдесят, она хорошо выглядела, но все же предполагала обращение на «вы». Обычно я быстро «считываю» людей: по одежде, по движениям, голосу, взгляду но только не в этот раз. То ли мысли о самоубийстве настолько поглотили разум, то ли отчаяние, которое не покидало меня с самого утра, лишили меня трезвой оценки происходящего. Мое внимание привлекла толстая тетрадь на ее коленях; кажется, она что-то изучала до того, как появился я. Сильно потрепанная, с зеленой обложкой тетрадь была вся исписана; листы лежали неровно и пухли от текста.
Насколько я успела заметить, ты собираешься прыгать, она невозмутимо говорила, продолжая смотреть в мою сторону, но как-то мимо.
Да, собрался. И что?! спокойно ответил я.
Вот я и спрашиваю: что изменит твоя смерть?
Мне станет все равно. Мне нечего терять, и мне нет никакого дела до того, что об этом подумают другие. И, повернувшись к ней спиной, я снова посмотрел вниз.
О родителях ты подумал? О друзьях. Она не унималась, вальяжно потягивая сигарету и выпуская кольца дыма.
Я не видел, но ясно слышал, как она это делает; ничего в ней не выдавало беспокойство. И этот запах. Сам я никогда не курил сигареты, но ненавязчивый аромат табачного дыма всегда был для меня каким то манящим.
У меня больше нет никого, резко отрезал я безо всякого желания продолжать разговор. Одни уже несколько лет ждут меня там, куда я собрался, а другие отвернулись, вдоволь насладившись моим обществом.
Луна в Первом Доме и Кардинальный Крест, вдруг выдала она что-то совсем мне не понятное. Тяжело же тебе досталось.
Нет у меня никакого дома, раздраженно ответил я, нервно нащупав в кармане ключ от квартиры; меньше всего хотелось сейчас кого-то слушать. Да и какого черта она лезет в мою оставшуюся жизнь.
В твоей жизни, подхватив мои же слова, сказала она, все быстро меняется, иногда даже шоково и это неизбежно. Это судьба
Я не верю в судьбу. Нет никакой судьбы. Есть только предательство, измена, тщеславие, ненависть. Нет никакой любви и уважения все это вранье. Все хотят только выгодно себя продать. Подороже. Поудобнее и понадежнее пристроить свое тело. Нет никаких больше чувств, внезапно для себя выпалил я: ком бессилия и разочарования вырвался наружу, я почти кричал. Я пустой, как картонная коробка, из которой достали все содержимое и закинули в угол за ненадобностью. Я забыт, разбит и смертельно устал от всего. Разочарование вот моя судьба.
О, да, спокойно и с усмешкой сказала она так, словно заранее зная обо мне все и опережая мою реакцию на свои слова. Все та же Луна в Первом Доме, ты можешь быстро раздражаться.
Простите, а мы вообще знакомы? спросил я именно так, как она и предсказала раздраженно.
Не обращая на мой вопрос никакого внимания, женщина продолжала:
Твои страхи и затяжной кризис говорят о том, что твой Сатурн во Льве, и кризисы твои проявляются с самого детства. Как говорится пора бы уже привыкнуть.
Вы ничего не можете знать о моем детстве, я заметно напрягся от одного только упоминания о нем. И то, что вы говорите больше похоже на гадание по кофейной гуще. Вы гадалка?
ВОСХИЩЕНИЕ
Я не сильно расстраиваюсь из-за того, чем Бог меня не наградил: мощные кости, широкие мускулистые плечи, сильный и уверенный подбородок, густые и черные как уголь волосы, жесткий взгляд. Всего этого у меня нет, как и нет беспокойства по этому поводу, хотя в юности я не очень-то и любил свое тело. От густой прически остались только миллиметровые колючки: не вижу смысла отращивать редкие волоски, убеждая себя в том, что их много и, зачесывая с одного бока на другой, прикрывать лысину. Забрала природа принимай что осталось. Женщины все равно же любят за ум больше, чем за модельную внешность. А весь ум способен поместиться в глазах, например карих, как у меня. Но и с ними я сжился не сразу: одноклассники часто дразнили меня китайцем, хотя я и близко не похож на азиата. Тогда это было очень обидно. Сейчас же все равно, какие они снаружи все чаще я направляю их взор внутрь себя.
Избавьте меня
«Я совсем не умею дружить. Знакомиться для меня не проблема это, как говорится, в два счета: мгновенно нахожу общий язык, готов поспорить на любую тему или поддержать ее, зависит от темы и долбанного настроения. Я не страдаю религиозным фанатизмом и политическим пристрастием; у меня нет спортивных, музыкальных и киношных кумиров. Меня может выбесить только тупость, но случается это редко, потому что я снисходительно отношусь к такому недугу. У меня на все есть свой взгляд, и я легко докажу вам обратное, даже если абсолютно не прав. Такой вот я черт.
Девочки?
Тачки?
Жизнь после смерти или живем один раз?
ЗОЖ?
Несправедливость мироустройства?
А так ли плохо поступил Джеп[2], когда ушел от красотки, пока та искала свой ноут, чтобы показать свои откровенные фотографии?
На что бы ты потратил миллион, который выиграл в лотерею?
Чем занят Бог, когда мы спим?
На кой черт изучать дроби, если зарплата округлена и ее всегда не хватает?
Обо всем и ни о чем я могу говорить с тем, кто напротив, часами, особенно если у нее длинные ноги и короткое платье. А что потом? Вот мы познакомились, поговорили, поспорили, выпили. Каждый как можно быстрее высказал то, что для него важно, и что дальше то? А дальше мне неинтересно. Либо надо вникать в чью-то жизнь, либо поддакивать, делая вид, что ты переживаешь за нее. Ни тем, ни другим я не хочу заниматься. Первое отнимает кучу времени, второе лицемерно.
Терпеть не могу, когда при первом же знакомстве говорят: Приятно познакомиться. Вы точно в этом уверены? Вот прям на все сто? Это же полнейшее недоразумение на которое я всегда отвечаю: Не торопитесь с выводами! А все потому, что вы меня плохо знаете. Редкий гость за моим столом чувствует себя комфортно. Мало кто готов к откровенному стебу, сарказму, шуткам злым и добрым но больше все таки злым пошлости, длинным паузам, разногласию. Очень мало. Выживают сильнейшие. Они-то и становятся теми, кем я дорожу больше всего. Перед кем я готов извиняться за свои перегибы, плохое настроение и срывы.
Все остальные идут на хер. Времени и так слишком мало, чтобы тратить его на людей, которые искренне верят в то, что я невероятно хорош».
Не длинный и не короткий нос разделяет мои взгляды на жизнь, пропорциональный и, наверное, даже симпатичный всегда боялся его сломать в драках, в которых не участвовал, потому что бегаю я быстро. Пухлые губы получали свой заслуженный поцелуй почти на каждом свидании, даже если оно было первым. Через улыбку Венеры так ее окрестили те, кто испытывал ко мне симпатию, проступают белые зубы, но не все. Как же можно было так опрометчиво отнестись к тому, что вырастает только раз; родители не рассказывали об этом, а огромные плакаты на стене школьного зубного кабинета были для меня недостаточно авторитетными, и я часто забивал на пасту и щетку. Зубы очень дорогой аксессуар, за которым меня не приучили ухаживать. Только сейчас я понимаю, насколько важно объяснять детям, что зубы дешевле сохранить, чем залечить. А эта боль Просто адская зубная боль. И лечил я ее содой! Щека шире головы, а мне говорят: разведи соду с водой и поласкай, мол, пройдет. Я маленький и ни черта не понимал. В то время казалось, что жизнь это что-то бесконечное. Казалось, что я вот такой, какой есть, и другим никогда не стану; это навсегда останется со мной. На долгую, бесконечную жизнь. А между тем росли усы, которых я никогда не носил: свои первые волоски под носом я сбрил в девятом классе. С тех пор на моем лице короткие отростки, как и на голове. Пробовал как-то отрастить бороду, но уже через месяц щеки начинали чесаться, и вообще для меня это все неудобно. Некомфортно. Даже если это дань моде, я никогда не пожертвую личным комфортом в угоду всем, кто считает это актуальным. Я так и не смог примерить бороду к своему лицу, хотя она и могла бы прикрывать шею, на которой уже начали проявляться признаки почтенного возраста. Плечи не широкие, но и не сильно узкие, как это бывает у подростков тело сформировалось пропорционально, как я его вижу в зеркале, если оно не обманывает; немного спортивное заслуга секций, в которых я всегда пропадал; прокачанные ноги, но не так, как у бодибилдеров, раздутые до огромных размеров. Мне всегда кажется, что они вот-вот лопнут, разойдутся по набухшим венам, как платье по швам, и кожа в момент слетит с огромного тела. У меня же сухие, спортивные. Одним словом девчонкам нравятся.