Я достал из рюкзака вино. Пластмассовых стаканчиков, воткнутых один в один, у меня оказалось несколько.
Будете?
Он посмотрел на этикетку, снисходительно взял стаканчик.
Вот это, я понимаю, организованность, одобрил он.
Я наполнил стаканчики. Мы отпили по глотку. Он благодарно кивнул.
Я достал бутерброды, предложил половину своей провизии. Поблагодарив, он отказался.
Мельком поглядывая на меня, пока я оприходовал бутерброд с ветчиной и нарезанными корнишонами, он одобрительно ухмылялся.
Хотите, помогу белых грибов набрать? предложил я.
Прям здесь?
А чего далеко ходить?
Он хлопнул себя по коленям:
Кто ж откажется.
Я подлил ему вина, завернул в фольгу оставшиеся бутерброды, спрятал их в рюкзак и, оставив у его ног бутылку, попросил посидеть, подождать.
Едва я отдалился на несколько шагов, как мне попались два тёмно-коричневых боровика.
Идите сюда!
Он спешно приблизился, присел рядом.
Да-а, ну и глаз у вас.
Берите.
Прям так?
А как?
Я вырвал гриб с корнем.
Русские их подрезают, сказал я. Чтобы грибницу не испортить. Ну а здесь
Он сорвал второй гриб, понюхал его.
Настоящий?
А теперь не двигайтесь, попросил я тоном фокусника.
Он не двигался. На его лице опять появилась недоверчивая ухмылка.
Шурша сапогами по листве, я обошёл молодые липы, дуб и показал ему в траве ещё семейку боровиков.
С неуклюжей торопливостью француз приплёлся и сюда, снова присел на корточки, сам сорвал все три гриба и не переставал с удивлением покачивать головой. За четверть часа мы заполнили его корзину.
Вернувшись к рюкзакам, какое-то время мы сидели молча.
В Париже проживаете?
Я утвердительно кивнул:
Под Парижем. А вы?
Тоже в пригороде, ответил он, помедлив. Машину где оставили? Дотащим? Глазами он показал на наши грибы.
Я даже не сразу понял его вопроса. Ведь не собирался же он расставаться с таким добром только из-за веса.
* * *
Дня через три, под вечер, на мой мобильный телефон позвонил тот самый Поль, из леса, с которым в воскресенье мы кое-как дотащились с грибами до машин, вернее до моего джипа, а я подвёз его к другой парковке, ближе к главному шоссе, где он оставил свой «фольксваген». Из вежливости мы обменялись телефонами, и допили, сидя на бревне, оставшееся вино.
Француз звонил, чтобы поблагодарить за грибы. Удивил, мол, всех. И соседей, и прежде всего свою маму, как раз приехавшую его навестить. «Стейки» из белых грибов у него получились необыкновенные, уверял он. Но я даже не знал, что из белых грибов можно жарить стейки. Не зная, что ещё сказать, он предложил как-нибудь созвониться и опять вместе побродить по лесу.
И через несколько дней Поль действительно объявился вновь. Он принялся сумбурно объяснять, что его родственница, вроде бы племянница, изучала русский язык и недавно даже отважилась съездить в Петербург, после чего измучила родню своими байками, настолько дурёхе он так и выразился всё понравилось.
Вы не хотите как-нибудь поужинать у нас? подытожил он.
Я не отказывался. На что это обязывает? Я уже начинал догадываться, что человек он одинокий, хотя, как выяснялось, и был женат. Возможно, ему и некому было больше позвонить. И я уже нисколько не удивился, когда он перезвонил мне в очередной раз, на следующий же день, и позвал меня ужинать к ним с женой не когда-то там, а сегодня же.
Они жили в западном пригороде, в чистом, тихом районе, где оседает люд в основном семейный и небедный, а ещё чаще пенсионеры с хорошим достатком. «Павильон» в несколько этажей, подобие коттеджа, но с подъездами, утопал в сени каштанов. Француз вышел встретить меня к калитке с домофоном. За калиткой дышал свежестью ухоженный общий дворик. Перед лифтом он почему-то поблагодарил меня за согласие приехать в гости.
Мы поднялись на третий этаж, вошли в просторную, светлую квартиру с многочисленными комнатными растениями по всем углам. На миг замешкавшись, хозяин предложил мне проследовать в гостиную.
Просторное помещение смыкалось с настежь распахнутой лоджией. Из-за цветов, фикусов и пальм, в лоджии было скорее темновато. Он мне указал как раз туда, в дверной проём мол, проходите.
Перешагнув через порог, я увидел женщину средних лет в кресле. До меня не сразу дошло, что кресло представляет собой инвалидную коляску. Приветливо улыбаясь, женщина протянула мне руку. Мы поздоровались. Она явно была не в состоянии подняться навстречу.
Вероник Моя лучшая половина, как говорится, сказал Поль, подбирая слова.
Очень приятно. Ну а худшая? подколол я.
Я сам, понятное дело, самодовольно ухмылялся он. Вероник прикована к креслу, расставил Поль точки над «i». Она не может ходить самостоятельно.
Та улыбалась открытой, яркой улыбкой. Худощавая, ростом, наверное, выше среднего, темноволосая и бледнолицая, что подчёркивалось чёрной нарядной кофточкой из кашемира. Вероник производила впечатление человека, отвыкшего принимать гостей. На коленях у неё лежал английский плед в большую синюю клетку.
Поль задержал на мне вопросительный взгляд, а затем, будто спохватившись, объявил, что приготовил французский ужин.
Французский так французский. Другого я и не ожидал.
Косуля с грибами. Маринованная и запечённая, добавил хозяин. Вы мясо-то
Ем, конечно, сказал я.
Ну и с артишоками. Вероник любит артишоки. Он словно извинялся за что-то. Выпить хотите?
Я помялся.
Чего вам налить? Может, водки?
Если нет ничего другого
Виски?
Виски.
У меня дорогого нет.
Не волнуйтесь.
Он принёс в лоджию наполовину опустошённую бутылку «Джей энд Би», тарелку со льдом, пододвинул для меня плетёное кресло и, снова чему-то ухмыляясь, сел напротив и выжидательно смотрел мне в глаза.
Поль говорит, вы в грибах большой знаток, заговорила его жена.
И да и нет. В белых грибах, по-моему, все разбираются
Да ладно, ладно Я так всю жизнь в магазине должен покупать белые грибы да лисички, обиженно поправил меня хозяин.
Во Франции давно живёте? задавала Вероник дежурные вопросы.
Лучше не спрашивайте. Слишком давно, ответил я. С перерывами, правда.
Слишком это почему? Надоело?
Долго нигде нельзя жить, мне кажется. Десятьпятнадцать лет это максимум. Потом нужно переезжать.
Вот видишь Я то же самое ей говорю. Когда я тебе говорю, что не могу жить долго в одной и той же квартире, в одном доме, ты что мне отвечаешь?.. Поддакивая мне, муж призывал в свидетели не меня, а жену. Ты мне говоришь
Я отвечаю ему, что он не умеет жить. Куда-то всё бежать, сборами заниматься. А жизнь Жить и строить надо там, где ты живёшь всё время, всегда, с какой-то особой вескостью пояснила Вероник, выражая, между тем, вполне понятную и в то же время нестандартную точку зрения, с которой и спорить было невозможно, и согласиться сходу тоже не получалось.
Готовый теперь уже к любым расспросам, я цедил виски со льдом.
А вот мы прожили в Италии лет двадцать, привёл Поль другой пример. И вы знаете, под конец под конец действительно надоело, да так что
Италия?
Италия, Рим, итальянцы, меланхолично перечислил он, вдруг похожий на себя, скептика из леса.
Наверное, я понимаю вас, попытался я его обнадёжить.
Но вряд ли мне поверили. В глазах у некоторых людей бывает такое выражение, будто понять их не может никто на свете.
В Париже я тоже ловлю себя на этом ощущении, пояснил я в свой черёд. Хочется всё менять. Район хочется сменить, переехать куда-то. Но на словах-то всё просто
Почему только на словах? допытывалась Вероник с той же прямолинейностью.
Менять квартиры это целая история. Да, многие так и делают, ещё и деньги заработают на этом У меня есть такие знакомые. А я живу одной ногой здесь, другой там. Ничего постоянного. Вот и получается Я остановился; зачем им все эти подробности?
Получается, что живёшь там, где живётся, понимающе заметила Вероник.