С человеком, который жив с двенадцатого века? на губах Кевендиша появилась улыбка.
Вообще-то, он родился в одиннадцатом.
Ну, ситуация становится более ясной: этот чудик не только псих, но еще и очень доверчивый псих. Ну и само собой, на ловца и зверь бежит.
Познакомьте, пожалуйста, очень вежливо попросил Кевендишь.
В то, что кто-то может выжить с двенадцатого века, ему верилось мало, а вот дать в морду аферисту на доверии можно было вполне.
Кевендишь вернулся на следующий день, но на этот раз на продавленном диване сидел не только доктор наук, но и высокий человек, лицо которого по диагонали пересекал шрам.
Генри Филлипс, представился человек. Точнее, Герон Безземельный.
Да ну? Кевендишь оскалился.
Но потом Филлипс рассказал ему все с самого начала: и про книгу, и про бессмертие, и про то, что эта книга все еще где-то во Франции, и у Арнольда есть вполне себе реальный шанс обрести вечную жизнь. Звучало убедительно, соблазн был слишком велик. Генри навел его на герцогов Аквинских, и Арнольд шерстил архивы по всему миру, пока поиски не привели его к тому, что было очевидно с самого начала: с того самого проклятого двенадцатого века книга, похоже, так и лежала в замке Аквин. Но нельзя просто так явиться в замок и перевернуть все вверх дном. Семь лет назад Арнольд начал переговоры о покупке замка. Сделка состоялась в прошлом месяце, но сейчас, сидя в углу склепа, Арнольд уже совершенно не уверен в том, что его многолетнее увлечение приведет к вечной жизни, а не к смерти.
Раскат грома. Арнольд вздрагивает.
***
Да где они? Эллис нервно ходит по комнате. Где Арнольд? Где этот Генри? Куда Чарлз запропастился?
И тут из коридора раздается панический, почти истеричный крик. Эллис и Софи невольно подходят ближе друг к другу, то есть это Софи подходит к Эллис, та стоит на месте.
Кто это кричал? спрашивает Софи.
Арнольд, кажется, отвечает Эллис. Очень похоже.
Что нам делать? спрашивает Софи.
А что мы можем сделать? Запремся и не будем никому открывать. Утром постараемся выбраться отсюда.
Но отец
Так иди, спасай его! не выдерживает Эллис. Ты понимаешь, что среди нас было четыре мужика, а сейчас ни одного не осталось? Единственное, что мы можем сделать это сидеть здесь тихо и молиться.
Софи сжимает губы. Ее лицо искажается, но она понимает, что Эллис права. А Эллис подходит к окну, опирается на узкий подоконник и невидящим взглядом смотрит на кладбище. Она стоит так минут пятнадцать, а потом ее взгляд становится осмысленным, потому что на кладбище начинает кое-что происходить. Она видит Арнольда Кевендиша, который прячется в склепе.
Ну конечно шепчет Эллис.
Что? Софи вытягивает шею.
Эллис оборачивается и смотрит на нее с улыбкой.
Ты теперь совсем-совсем одна, малышка Софи.
***
Кто ты? очередной удар Чарлза выбивает Генри Филлипсу пару зубов. Кто ты такой, а?
Битва проиграна, Генри пора бы уже это признать.
Я
Кто?
Меня зовут Герон.
Чего?
Герон.
Какой еще на фиг Герон?
Ты же Карл Аквинский, да? А по тебе сразу видно, что ты псих, Генри улыбается окровавленной улыбкой.
Карл лишает его еще пары зубов и улыбка Герона становится еще более кровавой.
Приятно, когда твоя репутация идет впереди тебя.
Глава 2. Безумец. История Карла Аквинского
Колокола начинают звонить в пять часов утра, собирая монахов к заутрене. Серые силуэты торопливо выползают из своих ночных укрытий, сливаются в единый поток и исчезают внутри угловатой церкви. Тропинка, по которой достопочтенные святые идут к богу, проходит мимо глухой стены главного здания монастыря. Эта стена совершенно ровная, кроме одного единственного окна, которое закрывает железная решетка с толстыми прутьями. Само по себе достаточно странно, но еще более подозрительным кажется поведение монахов, когда они проходят мимо этой стены. Достопочтенные братья закрывают головы руками и стараются пониже натянуть капюшоны своих монашеских ряс. Как выясняется, в это холодное зимнее утро подобные предосторожности не лишние. Вот один из братьев кричит, когда ему в голову прилетает точно брошенное яблоко. Остальные бросаются врассыпную, но не тут-то было. Вслед за яблоком летит сапог, потом железная миска, потом еще один сапог, и, наконец, кружка. Все снаряды достигают своей цели, кроме кружки та разбивается о каменную дорожку, окатывая монахов брызгами глиняных черепков. Достопочтенные братья замирают, но продолжения не следует. Один из братьев осторожно идет вперед, другой поднимает голову, тихо охает и пытается остановить смельчака, но слишком поздно: из одинокого зарешеченного окна извергается содержимое ночного горшка, которое с издевательской точностью обрушивается прямо на достопочтенного брата. Впрочем, никто не обольщается. Все знают, что это только начало. В окне за решеткой появляется стоящий в полный рост совершенно голый и очень худой человек.
Доброе утро, моя паства! громким голосом провозглашает он. Сегодня, как и всегда, мы погрузимся в пучину богословия и попробуем осознать причины, по которым вы согласились всю жизнь морозить задницы, жрать репу и не трахаться с бабами. Так как в прошлый раз мы успешно одолели последнюю главу Евангелия от Матфея, то предлагаю перейти к Евангелию от Луки, что также обещает быть крайне и крайне интересным чтивом, в руках человека в окне появляется книга. Итак! Мы начинаем! Во дни Ирода, царя Иудейского, был священник из Авиевой чреды, именем Захария
Монахи снова тянутся к церкви. Человек в окне продолжает читать, почти после каждого предложения останавливаясь, чтобы прокомментировать прочитанное в той же манере, в которой он начал свою речь. Монахи не слушают. Наконец, последний из достопочтенных братьев скрывается внутри церкви, колокола перестают звонить. Человек в окне замолкает, бросает книгу куда-то за спину, спускается с подоконника и закрывает ставни. Он на одной ноге допрыгивает до кровати и залезает с головой под шерстяное одеяло. Так он проводит следующие сорок минут. Потом в двери открывается небольшое окошко, появляется поднос с миской и чашкой.
Завтрак, Ваша светлость, раздается из-за двери.
А не пошел бы ты, Евстафий, на хрен? отвечают из-под одеяла.
Я бы на вашем месте не отказывался от еды, Ваша светлость, а то завтра вам нечем будет кидаться в монахов.
А ты не на моем месте, парируют из-под одеяла.
И вы плохо едите, невозмутимо продолжает Евстафий, да еще и каждое утро стоите на холоде. Добром это не кончится.
Человек раздраженно откидывает одеяло, встает, шлепает голыми ногами по полу и резко захлопывает окошко в двери со своей стороны. Каша из миски и вода летят на стоящего по ту сторону монаха.
Будете и дальше так себя вести, вам забьют окно.
Что-то за последний год так и не забили, отрезают из-за двери.
Зато в прошлом году вы лишились прогулок из-за вашего поведения.
Именно потому, что меня лишили прогулок, меня не могут лишить окна. Это слишком бесчеловечно даже по вашим меркам.
И сегодня вас будут мыть.
Что-то часто в последнее время. У меня закрадываются подозрения, Евстафий, что тебе просто нравится смотреть на меня голого.
А у меня закрадываются подозрения, Ваша светлость, что вам нравится, когда вас видят голым иначе ваши выходки объяснить нельзя.
А зачем их объяснять? Я же сумасшедший, бурчит себе под нос человек и снова залезает под одеяло.
Под одеялом он лежит до обедни. Евстафий снова приносит еду, но на этот раз человек даже не встает. Еще через два часа Евстафий возвращается с двумя другими монахами и открывает ключом дверь. Внутри светло. У стены стоит койка, на которой, свернувшись в клубок под одеялом, лежит безумец. Также в комнате стоят стол и стул, в углу навалены книги, многие из которых разорваны на части. Евстафий смотрит на стену: на камне нацарапаны линии, их уже так много, что безумцу приходится залезать на стол, чтобы продолжать свое дело. Евстафий знает, что сегодня он нарисовал восемьсот сорок четвертую черту по количеству дней своего пребывания в монастыре Святого Лазаря6.