А кончики пальцев.
Меня вырывает из воспоминаний звук хлопнувшей в спальне двери.
Я резво устремляю взгляд на Мидаса и тут же напрягаюсь. От гнева на загорелом лице вся его красота испаряется, заменяется чем-то омерзительным, тем, от чего у меня сводит живот. На мгновение под его взглядом мой разум дает слабину. Мышечная память, а может, мгновение из сознания вынуждает меня почти вернуться к прежним привычкам. Побуждение задобрить и угодить очень сильно.
Мидас прекрасно меня выдрессировал.
Вместо того чтобы сдаться, я пробуждаю свой гнев, не даю угаснуть обоснованно тлеющим углям, и мне удается взять себя в руки.
Мидас, как ты? с искусной вежливостью спрашиваю я и, встав, подхожу к кровати, чтобы держаться от него на расстоянии.
Как я?! повторяет он и вскидывает руку по направлению к двери. Мне только что сообщили, как ты целый день разгуливала по замку.
Я оцениваю его гнев и решаю прикинуться дурочкой. Сделав вид, что ничего не понимаю, я начинаю взбивать лежащие на кровати подушки.
Да, живо отвечаю я. Это было чудесно. Мне не удалось побывать в библиотеке, но я видела множество других комнат, и Рэнхолд показался мне симпатичным. Вот только в замке, похоже, есть небольшая проблема со сквозняками, тебе не кажется? Полагаю, для оконных рам использовалась пористая древесина. Плохо продумано.
На лице Мидаса появляется изумление, пока я продолжаю возиться с подушками. Я излишне рьяно встряхиваю большие, а потом
Взбей эту для меня, ладно? вырывается у меня, а потом я швыряю подушку в Мидаса.
Золотой атлас прилетает Мидасу в лицо, и раздается приятный стук. Конечно, поступок детский. Но он творит чудеса с моим моральным духом.
Когда Мидас отдирает подушку от лица и прижимает ее к боку, я уже расправляю одеяла. Краем глаза замечаю, как он сжимает руками подушку.
Аурен.
Я смотрю на него.
Да?
Клетка
Я тотчас выпрямляюсь, все иллюзии моего притворного оживления исчезают, когда во мне начинает полыхать яростный огонь.
Нет!
Я не вынесу, если это слово еще раз слетит с его губ. Я буду играть роль, потому что мне нужны время и план, но если Мидас снова предпримет попытку с этой проклятой богами клеткой, я буду рвать и метать.
Мидас медлит, задумчиво смотря карими глазами и оценивая резкую перемену в моем поведении. Спустя мгновение он словно выбирает иное решение.
Тебе слишком опасно разгуливать по замку без меня.
Со мной были два стражника.
Он качает головой.
Не важно. Все здесь представляет для тебя опасность. Ты это знаешь. Тебе нельзя никому доверять. Тем более, когда я узнаю, что этот Ревингер снова к тебе приблизился, цедит он сквозь зубы.
Я замираю.
Он просто оказался на стене в то же время, когда там была я, защищаюсь я.
От разочарования в его плечах появляется напряжение.
Мне это не нравится. Он и его командир либо сильно тобой увлечены, либо нарочно меня провоцируют.
Меня так и тянет упомянуть, что Мидас всегда создавал условия, чтобы люди в действительности были мной увлечены. Он любит манить мной остальных, как золотой морковкой. Яркий тому пример король Фульк. Мидас просто хочет это контролировать.
Помимо того, что люди опасны, ты должна помнить, что и ты для них угроза, продолжает Мидас, давая словам осесть в моем сознании. По моему лицу он видит, как глубоко они въелись в мой разум, хоть я и стараюсь изо всех сил сохранять безучастное выражение. Один неверный шаг, одна случайность и ты можешь кого-нибудь убить. Должен ли я напомнить тебе, что ты только что убила свою замену?
На сей раз я не могу побороть дрожь. Не могу остановить промелькнувшее воспоминание, как я толкнула женщину своим мгновенно приносящем смерть прикосновением. Убитая моей рукой, она навеки останется погребенной в клетке, предназначенной для меня. Вина и сожаление клубятся вместе как облака.
Подумай о Карните, Аурен. Подумай, что случается, когда ты ведешь себя безрассудно.
Капля воды падает на тлеющий огонь моего гнева, и слышится шипение. Я вижу манипуляцию без прикрас. И все же на мгновение она вынуждает меня в нерешительности замяться. Брызжет морось прежней Аурен, угрожая потушить мой огонь.
Трудность в том, что Мидас почти прав. Одно неверное движение и все пойдет прахом. Если кто-нибудь коснется моей кожи, то превратится в чистое золото, и я никак не смогу это предотвратить.
Не знаю почему, но я не могу попросту менять цвета людей и животных. Если я до них дотронусь, золото возьмет свое. Одно легкое прикосновение моей руки и они мертвы. Как та женщина в моей клетке. Как капитан Фейн из Красных бандитов, чья статуя покоится где-то в замерзшей Пустоши. Как те люди в Карните, когда золото впервые стало сочиться из моих пальцев и обагрило руки кровью.
Днем ты должна оставаться в комнате, говорит Мидас. Его взгляд такой же жесткий, как кора дерева. Одно прикосновение и меня пронзят щепки.
В горле у меня ком размером с персик, который я изо всех сил пытаюсь проглотить, между делом стараясь контролировать свои мрачные эмоции. При мысли когда-нибудь снова оказаться запертой внутри все жжет от желчи.
Ты обещал, с негодованием восклицаю я.
Я пытаюсь защитить тебя от тебя же самой.
Я фыркаю и качаю головой. Мне претит, каким он стал в этом умельцем. Мидас пытается заставить меня подчиниться, покориться, потому что так уж между нами всегда было устроено. Он умеючи дергает за струны моей вины и заставляет меня играть под его дудку, поэтому вместо того я должна сыграть в свою.
Подави слабость.
Мидас обводит рукой комнату.
Не будь неблагодарной за то, что я уже тебе позволил.
Я пригвождаю его взглядом.
Не будь неблагодарным за то, что позволила я, Мидас.
Очередной поединок взглядами. Схватка отталкивающего волеизъявления. Прилив и берег извечная битва между землей и водой, игра в «ты мне, я тебе».
Может, он и носит корону, но золотой ее сделала я.
Я вижу, как он пытается сдержать гнев, но Мидас никогда не умел идти на компромисс и не выносит, когда я ему не повинуюсь. Спустя мгновение он позволяет гневу выплеснуться, вздохнув и бросив подушку на кровать сильнее, чем нужно, отчего она отскакивает и падает на пол.
Упираясь руками в бедра, Мидас еще раз тяжко вздыхает.
Я согласился на то, что ты не вернешься в кле что тебя не будут держать под защитой решеток, исправляется он. Но днем тебе слишком опасно быть одной. Как для других, так и для себя. Ты не умеешь управлять своей силой, Аурен.
Сама знаю, огрызаюсь я. Он пытается стать хозяином положения, и мне это не по душе. Точно так же, как все знают правила. Никто не дотронется до меня, и я буду соблюдать осторожность, как соблюдала, находясь с войском Четвертого королевства.
Мидас смотрит на меня с жалостливым разочарованием. Раньше этот взгляд стал бы для меня ударом под дых. Я без промедления бросилась бы все исправлять, постаралась бы стать послушной.
Ты стала безответственной, Аурен. Оно того стоит? Ты действительно хочешь, чтобы это оставалось на твоей совести? Я думаю только о тебе.
Мерзавец. Какой манипулирующий эмоциями, тянущий за ниточки мерзавец.
И все же я и впрямь стала эгоисткой? А если я совершу ошибку и из-за этого кого-нибудь убьют?
Я кусаю нижнюю губу, вонзая зубы, чтобы подавить волнение. Внутри меня разгорается битва битва мыслей, противоречивых желаний.
Мидас приближается, как акула, почуявшая в воде запах крови.
Подумай, Аурен. Ты поистине одобряешь риск, что можешь кого-нибудь убить? Опять? Потому что так и произойдет. Я лишь пытаюсь тебя защитить. Раньше ты всегда мне доверяла. Мне нужно, чтобы ты снова начала доверять.
Глаза начинает жечь, и я хочу плюнуть ему в лицо. Хочу плюнуть и себе в лицо.