Такой была жизнь в Рочестере. Вот только кончилось всё плохо.
После отъезда Дэвида и Кельвина стемнело. В дом со всех закоулков прокралась ночь. Отец почитал Библию и отправился спать. Мать какое-то время шила, потом последовала его примеру. Ещё не пробило и девяти. Заняться было нечем. Мэгги недолго посидела у плиты, пока из комнаты не вышел отец и не сказал, что свет ему мешает, после чего снова лёг.
Она отнесла свечку с кухонного стола в их комнату. Кейт лежала поперёк кровати, свесив голову с края. Расплетённые тёмные волосы водопадом стекали на пол.
Не могу заснуть, пожаловалась она.
Мэгги поставила свечку у постели. Пригрозила:
Будешь так лежать вся кровь притечёт к мозгу и ты умрёшь.
Кейт, не меняя позы, скорчила Мэгги рожу, потом оперлась руками об пол и кувыркнулась с кровати. Уселась на полу, запутавшись ногами в ночной рубашке. Посмотрела с улыбкой, словно ждала аплодисментов.
Кейт в её двенадцать была странной. То и дело менялась, словно в одном теле сидели два человека. Вот на тебя смотрит милое детское личико, а вот губы скривятся и она уже совсем другая, незнакомая для Мэгги.
Внезапный стук в пол из нижней комнаты, затем напугавший их обеих голос отца: «Потише там!» и Кейт расхохоталась, не в силах сдержаться. К ночи её иногда разбирало. Раньше Мэгги смеялась вместе с ней, но в последнее время что-то плоское и тяжёлое давило на неё по ночам. Хотелось просто заснуть и больше никогда ни о чём не думать.
Она переоделась ко сну в мерцающем свете, залезла под покрывало, сунув ноги под наваленные одеяла. Кейт заползла к ней и задула свечку.
Мэгги дождалась, пока сестра уляжется, а потом пнула её.
Ай.
Нигде не могу найти свою серебряную булавку, прошептала Мэгги. Это ты взяла?
Нет.
Точно?
Я не брала.
Не верю.
Не брала.
Врёшь.
Это ты врёшь, Кейт перевернулась на бок и уложила голову на ладонь. Может, её дьявол забрал, когда пришёл за тобой.
Мэгги отвернулась от неё к стене.
Он за тобой придёт, Кэти. Это же ты нашла кость.
А я его пошлю к тебе.
А я пошлю обратно.
Кейт помолчала, потом прошептала:
Вдруг он прямо сейчас поднимается к нам.
Не стоит о таком разговаривать. Мэгги отвернулась обратно.
Кэти
Если произнести имя дьявола в темноте, он услышит.
Так и не произноси, сказала Мэгги.
А я уже.
Она не смогла удержаться.
Значит, он придёт за тобой.
А я его пошлю
Кажется, он уже здесь, она застыла, схватила Кейт за руку. Он под кроватью, уже тянется
Нет, голос Кэти понизился до панического шёпота. Она всегда боялась всего, что под кроватью. Несмешно. Хватит.
Прямо сейчас тянется своими когтищами
Нет! она вскочила и так пихнула Мэгги, что кровать качнулась и задела стол, где Кейт оставила яблоко. Оно звучно ударилось о голый пол и покатилось.
В тишине дома это было всё равно что грохнуть одной сковородкой о другую.
Когда яблоко наконец остановилось, совсем ненадолго вновь наступила тишина. И тут обе услышали стук кто-то внизу встал с кровати, затем шарканье, скрип двери спальни, тяжёлый топот по лестнице. Мэгги свесилась с кровати, нащупала яблоко и сунула под простыню. Кэти схватила её за руку, а Мэгги уцепилась за ладонь сестры. Когда отец распахнул дверь, обе уже сидели с широко распахнутыми глазами, вцепившись друг в друга, готовые к вспышке гнева. Мать держалась чуть поодаль, с лампой.
Уже ночь, начал он, и я не потерплю
Это не мы, выпалила Мэгги не думая и тут же пожалела. Теперь он вспомнит, как она рыдала на полу кухни Постов. «Это не я, ничего я не делала, ничего»
Но Кэти послушно повторила.
Не мы.
Он сурово смотрел на них.
Это мой дом, сказал он.
Джон! вмешалась мать. Джон. Девочки они же в ужасе! Сам посмотри.
В ответ на эту неожиданную подсказку обе сделали испуганные лица.
Мы тоже слышали, сказала Кэти дрожащим голосом. Это на чердаке.
Да. На чердаке, отозвалась Мэгги, не глядя на сестру.
Она подозревала, что чердака опасался даже отец. Ещё ни разу семье не доводилось жить в доме с чердаком. С самого переезда туда никто не поднимался.
Она наблюдала, как отец пытается разобраться.
Что это ещё значит?
Мам, Кэти уже чуть не плакала. Что-то стучит на чердаке.
Она уже переигрывала. Мэгги сжала её руку посильнее.
Даже кровать затряслась! Кейт не смутилась, и тогда Мэгги стиснула пальцы так, что почти наверняка остался синяк.
Боже мой, сказала мать. Джон.
Слушать ничего не желаю, отрезал отец. Я всем немедленно спать.
Им страшно, сказала мать, а он прищурился и ответил:
Вовсе нет.
Когда родители ушли, отцовский гнев повис в воздухе дымным следом. Девочки немного подождали, чтобы он развеялся. На улице стонал ветер.
Наконец Кейт тихо произнесла:
Посмотришь под кроватью?
Нет.
Пожалуйста.
Зачем?
Мне как-то нехорошо.
Тебе нехорошо от твоего вранья.
Я что-то слышала.
Дьявол не сидит под кроватью, ответила Мэгги. И громче: Дьявола не бывает.
Кэти помолчала, а потом прошептала:
Конечно бывает.
И Мэгги посмотрела. Ей положено вести себя как старшей сестре и успокаивать младшую. Она перегнулась через край, подождала, когда глаза привыкнут к сумраку. Старый деревянный сундук, пара туфель, но больше ничего только пыль и кривой стык пола со стеной.
Глава 4
«Дьявола не бывает».
Эми говорила не так. Однажды Мэгги корпела над скучным сочинением про грех и искушение. Перекатала пару отрывков из Библии и наобум подкинула пару мыслей о Сатане, которые должны были угодить учителю.
Эми нравилось помогать ей с домашней работой. Не презрительно поправлять, как отец. Ей нравилось обсуждать. Она вечно спрашивала что-нибудь вроде: «Так думает твой учитель. А что думаешь ты?» Или ещё возмутительней: «Так написано в Библии. А что сказала бы ты?»
Она прочитала сочинение Мэгги, улыбнулась и сказала:
Так-то ты представляешь себе дьявола?
Наверное.
С копытами и хвостом?
Его таким рисуют на картинках.
Он толкает нас на грех?
Наверное.
Интересно, так ли уж прост грех.
Мне переписать?
Интересно: если речь о грехе, может, стоит волноваться не о человеке с вилами, а о нас самих? И о том, как мы живём в этом мире.
В разговорах с Мэгги Эми часто начинала с этого захода. Будто не хотела наставлять, а просто мягко расшатывала засевшую идею, смотрела, что будет, если она ослабнет.
В Рочестере Мэгги начала меняться. Не просто из-за города, собраний или книг и брошюр Эми. Появилось что-то внутри. Какое-то движение, какая-то новая и опасная энергия в теле.
Мэгги чувствовала, как оно начиналось в суставах искрящееся, болезненное, а потом распространялось по телу и подступало к горлу. Вплоть до того, что порой ночами она вжималась в подушку, чтобы не закричать, или впивалась зубами в руку, или её подмывало швырнуть кресло, и внутри для этого росла сила. «Ненавижу тебя», думала она ни о ком конкретно просто накатывало такое чувство. Накатывало и изливалось из неё.
Потом она думала: «Я плохой человек». И обращала эту ненависть на себя. Стояла на крыльце дома Эми и Айзека, пока отец не затаскивал её внутрь.
А иногда казалось, она вот-вот заплачет при виде птички, или от шороха дождя по листьям, или от внезапного прилива любви к матери, сидящей за столом с какой-нибудь книгой наверняка от Эми. А потом Мэгги опять опрокидывало в ярость на всех. За то, что они такие, какие есть, за то, что не знают её, а думают, будто знают. А потом спокойствие; она прижималась к матери, смотрела, что та читает, подносила к странице свечу, чтобы было лучше видно.
А потом Эми спросила:
Так-то ты представляешь себе дьявола?
Может быть, он и не человек с вилами, но казалось, что всё-таки человек или принимает человеческое обличье. Возможно, обычного мужчины худого белого мужчины в костюме. Так Мэгги начала его воображать. Как-то раз нарисовала в уголке тетради дядьку в пиджаке, с вытянутым лицом и плоскими поблёскивающими глазами, как две монеты. Потом сама испугалась и зачиркала.