Станут они всякую заваль[13] лопать, язвительно пробормотал Кругликов Капитон.
Кругликов!
А чего же она Вы же сами говорили, что врать грех. Врет, ей-богу, все время.
Не врать, а лгать. Однако послушайте: вы, очевидно, меня не поняли Ну как же можно говорить, что раньше было лучше, когда теперь есть и хлеб, и масло, и сыр, и пирожное, а раньше этого ничего не было.
Пирожное!!
Удар был очень силен и меток, но Кругликов Капитон быстро от него оправился.
А плоды разные: финики, бананы вы не считаете?! И покупать не нужно ешь сколько влезет. Хлебное дерево тоже есть сами же говорили сахарный тростник. Убил себе бизона, навялил мяса и гуляй себе, как барин.
Речки там тоже есть, поддержал сбоку опытный рыболов. Загни булавку да лови рыбу сколько твоей душеньке угодно.
Учительница прижимала обе руки к груди, бегала от одного к другому, кричала, волновалась, описывала все прелести городской безопасной жизни, но все ее слова отбрасывались упруго и ловко, как мячик. Оба лагеря совершенно не понимали друг друга. Культура явно трещала по всем швам, энергично осажденная, атакованная индейцами, кострами, пантерами и баобабами
Просто вы все скверные мальчишки, пробормотала уничтоженная учительница, лишний раз щегольнув нелогичностью, столь свойственной ее слабому полу. Просто вам нравятся дикие игры, стреляние из ружья вот и все. Вот мы спросим девочек Клавдия Кошкина что ты нам скажешь? Когда лучше было тогда или теперь?
Ответ был ударом грома при ясном небе.
Тогда, качнув огрызком косички, сказала веснушчатая, бледнолицая Кошкина.
Ну почему? Ну скажи ты мне почему, почему?..
Травка тогда была я люблю Цветы были. И обернулась к Кругликову признанному специалисту по дикой, первобытной жизни: Цветы-то были?
Сколько влезет было цветов, оживился специалист, огромадные были тропические. Здоровенные, пахнут тебе рви сколько влезет.
А в городе черта пухлого найдешь ты цветы. Паршивенькая роза рубль стоит.
Посрамленная, уничтоженная учительница заметалась в последнем предсмертном усилии:
Ну, вот пусть нам Катя Иваненко скажет Катя! Когда было лучше?
Тогда.
Почему?!!
Бизончики были, нежно проворковала крохотная девочка, умильно склонив светлую головенку набок.
Какие бизончики?.. Да ты их когда-нибудь видела?
Скажи видела! шепнула подталкиваемая бесом Пашкова.
Я их не видела, призналась простодушная Катя Иваненко. А только они, наверное, хорошенькие И, совсем закрыв глаза, простонала: Бизончики такие Мохнатенькие, с мордочками. Я бы его на руки взяла и в мордочку поцеловала
Кругликов специалист по дикой жизни дипломатически промолчал насчет не осуществимости такого буколического[14] намерения сентиментальной Иваненко, а учительница нахмурила брови и сказала срывающимся голосом:
Ну хорошо же! Если вы такие не желаю с вами разговаривать. Кончайте решение задачи, а кто не решит пусть тут сидит хоть до вечера.
И снова наступила тишина.
И все решили задачу, кроме бедной, чистой сердцем Катерины Иваненко: бизон все время стоял между ее глазами и грифельной доской
Сидела маленькая до сумерок.
Аркадий Аверченко
Синее одеяло
Художник Анна Власова
Грачев! У тебя есть двенадцатый выпуск Ната Пинкертона[15]?
Нет, девятый есть. Спроси у Замирайло.
Замирайло! Дай двенадцатый выпуск Пинкертончика.
Ишь ты какой хитрый А что я буду читать?
Так ведь сейчас урок арифметики будет, не будешь же ты читать на арифметике.
Ах, господи! Сейчас арифметика А я, что называется, ни-ни. Всю ночь читал «Дик Викольчос душитель миллионеров»
А что у нас на сегодня?
Цепное правило и правило товарищества[16].
Здорово. Пойдем мы сегодня как топоры ко дну. Вот тебе и Пинкертон. Красильников! Ты приготовил?
Приготовил Могилу я себе приготовил. Слушай, ты не знаешь случайно, что такое правило товарищества?
По-моему, так: главное не фискалить, поддерживать товарища в беде, кроме того
Дурной ты! Я тебя об арифметическом правиле спрашиваю. Ты еще на уроке ляпни такой ответ Александру Николаевичу
Краснокожие!.. возгласил дежурный, заглянув в окно. Стройся, как говорится, к расчету. Александр Николаевич идет.
Сдержанный болезненный стон пронесся по всему классу.
«Мне смертию кость угрожала»[17], прошептал Красильников, судорожно вчитываясь в Киселёва[18], страницы которого были испещрены самыми загадочными цифрами и вычислениями.
Почти у всех в руках вместо Киселева была бог его знает какая гадость: маленькие засаленные книжонки с аляповато, грубо раскрашенными обложками, крикливо вещавшими, что содержание их не менее зазвонисто: «Тайна мистера Пэка, или Три отрезанные головы», «Берлинский палач», «Подземелье дьявола» все это сплошь грубое, глупое, тошнотворно-безграмотное. Весь этот вздор при первых же словах дежурного, обращенных к краснокожим, моментально нырнул в ранцы и ящики парт, а взамен «берлинских палачей» выскочили спокойные, солидные Киселёвы, Киселёвы, Киселёвы целое море глубокомысленной арифметики.
Много будет сегодня убиенных младенцев, пророчески провозгласил Красильников.
Типун тебе на язык.
Ну, типун-то это вопрос, а единица в журнале верная.
С первой скамьи раздался судорожный писк умиравшего от ужаса и дурных предчувствий Грачева:
Замирайло! Золотой голубчик! Спаси нас!
Как же я вас спасу, дурные! Надо было выучить и тройное и цепное.
А сам-то ты учил?
Нет, положим. Я вчера у одного мальчика достал «Фантомас[19], убийца детей» Впрочем, постойте, господа Надо, знаете что сделать? Занять Александра Николаевича разговором. Гм!.. Стоп. Нашел. Чем ушибся, тем и лечись!.. Есть. Только вы уж поддержите.
* * *
Учитель математики с завидной медлительностью положил на кафедру журнал, вынул платок, протер очки, аккуратно сложил и спрятал платок и только тогда уселся на свое место.
Ну-с Перво-наперво мы проверим, кого нет в классе.
Он медлительно развернул журнал:
Авилов Илья?
Здесь.
Агабашев Степан?
Здесь.
Андриевич Николай?
Нет его, отвечал дежурный.
И не будет, вдруг мрачно пробормотал Замирайло.
Что? поднял голову учитель.
Все молчали.
Кто сказал «и не будет»?
Замирайло с деланой неохотой поднялся с места.
Я сказал «и не будет».
Что ж он, серьезно болен, что ли?
Нет, промямлил Замирайло, не то Да я уж и не знаю, говорить ли вообще, Александр Николаевич
А что такое? В чем дело? встревоженно поднял голову добряк математик.
Да я боюсь, как бы и мне в эту историю не запутаться Будут еще по судам таскать как свидетеля И добавил с лицемерной заботливостью: А это может отразиться на моих учебных занятиях.
Нет, ты мне скажи, в чем дело с Андриевичем, совсем уже встревожился учитель. Что такое? При чем тут суд?
Замирайло, опустив голову, молчал.
Ну же? Говори смело, не бойся.
Ну хорошо вздохнул Замирайло. Я скажу все, что знаю, там не мое дело. Вчера, как вам известно, было воскресенье. Я решил с утра пойти на реку, половить рыбу. Ну, конечно, взял с собой и учебные книжки Киселева «Арифметику» взял. Думаю, что хотя и знаю все, но все-таки еще подзубрить не мешает. Иду это я к реке, встречаю Андриевича, под мышкой у него синее одеяло и книжки.
Замирайло на минуту замялся, потом великодушно закончил:
Тоже учебные книжки. Он тоже шел на реку учить Киселева. «Здравствуй, голубчик Андриевич, говорю я ему. Куда это ты с книжками и одеялом направляешься?» «А к реке, говорит. Лягу себе, говорит, под кустиком и тоже буду учить арифметику». «Ну, хорошо, говорю я ему, только ты садись подальше, чтобы мы не мешали друг другу учить арифметику». Так мы и сделали. Я уселся под ивой на бережку, а он улегся, так ярдов на сто
Ну, ну и что же? поощрил заинтересованный учитель.
Сижу я, значит, ужу рыбку, учу арифметику (хотя, конечно, я знаю, но для верности учил еще), вдруг слышу за спиной на горке голоса Кто эти проходящие, я не видел сидел спиной, да и кусты мешали, но разговор я услышал такой: «Так, значит, решено, Манюк?» «Значит, решено». «Деньги получишь, как обещано. Это тебе получше лошадей». «А вы верно знаете, что он тут?» «Здесь он, здесь. Взял одеяло и пошел на реку Манюк!» «А?» «Только сделай же так, чтобы никаких следов не было». «Да уж, раз река под боком, какие же следы» Тут они прошли, и я дальше ихнего разговора не слышал Только минут через пять до меня донесся издали какой-то разговор, потом подавленный крик, потом плеск воды!.. А потом все смолкло.