Пошел ты.
Он наклоняется, и до меня доносится аромат пряного цитруса и кожи.
Тебе было одиноко, Сесилия?
Слезь с меня. Я борюсь с ним изо всех оставшихся сил, но безрезультатно.
Время игр окончено. Кто дал тебе кулон?
Я бы не сказала, даже если бы знала.
Черт. Черт. Черт.
Ты не знаешь. Его полные губы расплываются в приводящей в ярость ухмылке. Великолепно! Ты не знаешь, от кого кулон.
Он наклоняется, и я слышу в его голосе очередное смертельное обещание.
Я позабочусь о том, чтобы ты никогда не узнала. Он хватает кулон, пока я сопротивляюсь со всей силы.
Не надо, нет! Пожалуйста, не надо! Я умоляю, вцепившись ему в руку; металлическая застежка впивается мне в шею и рвется. Потеряв самообладание, я кричу от чувства утраты. Глаза жжет от злых слез, поскольку этот мужчина растерзал меня одним-единственным поступком.
Почему? Почему? Это мое. Он любит меня!
Кто кто тебя любит, Сесилия?
Это для меня, для моей защиты! Это мое обещание!
От кого тебе нужна защита?
От тебя.
Но я не осмеливаюсь произнести это вслух. Неважно, давала ли я ему власть меня тиранить или нет, он не тот человек, который будет спрашивать разрешения.
Эти твои законы! Нельзя их менять, как тебе захочется. Он выбрал меня!
Ты жалкая. Он отпускает меня, встает со сломанным кулоном в руке и смотрит сверху вниз.
Думаешь, безделушка тебя защитит? Да она ничего не значит.
Кулон важен для меня!
Ты всего лишь влюбленная девчонка.
Я двадцатилетняя женщина, ублюдок. Я встаю, чтобы быть с ним лицом к лицу, хотя ноги дрожат. И я принадлежу ему.
Потому что он так сказал? У тебя вообще нет права голоса. Ты не в себе. И нет, милая, ты ему не принадлежишь. Он мой брат.
Твой брат, как же. Он просто мальчик, с которым ты строил крепость до того, как достиг половой зрелости. Тебе сколько за тридцать перевалило? И все еще бегаешь по округе, сражаясь с воображаемыми драконами.
Думай что хочешь, но ты видела, на что мы способны.
На мелкие кражи и громкие вечеринки? Тоже мне, подвиг, блефую я, не моргнув глазом. Не хочу, чтобы он знал, как много я на самом деле знаю. И я знаю, кому принадлежу.
Он наклоняется и смотрит мне в глаза.
Уверена?
Я люблю его.
Назови его.
Это не имеет значения
Да-да, ты любишь их обоих. Я уже слышал об этом.
Ты заплатишь за то, что сделал мне больно.
Думаешь? Он оглядывается. Кто тебя спасет? Я чувствую, как сильно бьют его слова. Он прав. Никто не спасет меня от этого безумного ублюдка. Но они отлично научили меня обороняться.
Словно прочитав мои мысли, он говорит тихим голосом, в котором явственно читается угроза:
Знаешь, мне и не такое сходило с рук. От изысканности его французского акцента вкупе с откровенной неприязнью угроза становится более опасной. Но я не отступаю. Я столько месяцев отравляла себя ненавистью и охотно готова ее выпустить.
Что же вас так злит, сэр? Я помешала вам убивать и мучить мелких животных? Сегодня вечер пятницы, а вы не нашли занятия поинтереснее, чем преследовать влюбленную девчонку? И кто из нас жалок?
Я собираюсь с силами, гордо выпрямляюсь, чувствуя, как закипаю от гнева.
Ты всего лишь напуганный мальчишка, одержимый идеей все контролировать, потому что в детстве тебя обделяли вниманием.
В следующую секунду я оказываюсь сбита с ног и падаю на спину. Сердце замирает, дыхание перехватывает, когда на мой рот набрасываются с чем-то, напоминающим поцелуй. Мужчина придавливает меня своим телом и накидывается на мои губы, раздвигая их языком. Я замираю с широко раскрытыми глазами, пока он грубо ласкает меня языком, шиплю и задыхаюсь. Полностью контролируя свои действия, он завладевает моим поцелуем, прежде чем крадет все предыдущие, стирая последний поцелуй Шона и те, что были до него. Стирает томительную игру языком Доминика. И я борюсь, цепляясь за те поцелуи всем своим естеством, но они ускользают от меня сквозь хватку моих дрожащих пальцев. Утрата и ненависть распаляют меня, пытаюсь отвернуться и воспрепятствовать, но он делает это невозможным.
С каждой секундой он грабит, обирает меня до нитки, а следующим движением берет в плен. Внезапно я оказываюсь объятой пламенем. Жар поглощает возведенные мной стены, и они падают оземь. Дым окутывает меня, и я лежу без сил под мужчиной, объятая синим пламенем.
Я погружаюсь в чувственное забвение и проигрываю битву, пытаясь восстановить дыхание. Его мучительные ласки языком безжалостны. Он словно беспощадно лакомится моим ртом. С моих губ срывается стон, и меня поглощает бушующее пекло. Наконец, оно испускает дух.
А вместе с ним испускаю дух я.
И оживаю с помощью жестокого поцелуя.
Поцелуя, который возрождает меня к жизни к жизни, которая за несколько месяцев забвения и отвержения потеряла важность. Вероломное тело предает меня. Медленно закипающий голод растекается по рукам и ногам. Наши языки соприкасаются и начинают яростное сражение. Я трахаю своего врага ртом и раздвигаю ноги, а он прижимается к моему ненасытному телу эрекцией.
Гнев и похоть вынуждают меня бороться сейчас совсем по другой причине: я цепляюсь, царапаюсь, чтобы прижать его к себе, впиваюсь ногтями в кожу головы и склоняюсь, чтобы открыть ему доступ к шее.
Тяжело дыша, я заимствую кислород у него. Наши языки сражаются, его движения показывают превосходство и самозабвение.
Неумолимая похоть овладевает мной, и я погружаюсь в подводное течение. Оказавшись в западне, я довольствуюсь волной и набираю в легкие воздух, воссозданный ненасытным ртом. Мое тело набухает, раскрывается, приветствует. Я обхватываю бедра мужчины ногами, пока он трется членом у моего лона. Разделяющая нас тонкая ткань почти не оберегает меня от прямого контакта. Выгнув спину, чувствую пульсацию во всем теле. Грудь наливается, а соски напрягаются. Между ног становится горячо, и я прижимаю мужчину к себе, когда он бьется и побеждает в схватке. Его прикосновения лишены нежности, но меня это устраивает, потому как знаю, что любой намек на нее меня погубит.
Сгорая от стыда при этой мысли, я отрываюсь от него.
Остановись, с запинкой произношу я в полном ужасе.
Мужчина пренебрегает моей просьбой, и я вновь пытаюсь развязать войну с похотью, которая разрушает меня. Он шлепает по моим рукам, опустив голову, кусает за шею и плечо, а потом обхватывает губами грудь. Тонкий хлопок намокает. Сосок становится твердым. Мужчина отстраняется, чтобы грубо отодвинуть ткань, сдернуть лифчик и оголить грудь. Он опускается и обхватывает ее ртом, я чувствую, как он впивается в плоть острыми зубами.
Через секунду он задирает юбку, его пальцы больно впиваются в мое бедро. В это время я неуклюже вожусь с его ремнем. Звон пряжки заставляет меня замереть, а в следующее мгновение меня внезапно отпускают. Разинув рот, я пячусь под его хищным взором. Уверена, на моем лице отражается ужас от того, что я только что совершила. Тяжело дыша и сидя с обнаженной грудью, я разъяренно качаю головой, но мужчина с легкостью подтягивает меня за сапог. Опускается и снова целует, на его языке металлический привкус. Он исследует места, куда ему нет доступа, включая те, которых еще не касались. Когда он отрывается от меня, мы встречаемся лицом к лицу. Тишину разрушает наше прерывистое дыхание.
Tu ny connais rien à la fidélité[1].
Не в силах в полной мере интерпретировать услышанное, я знаю, что ядовитые слова, которые он произносит, оскорбление. Поднимаю руку, чтобы залепить пощечину, но он перехватывает ее, впиваясь зубами в ладонь. Я не могу сдержать стон, когда мужчина снова прижимается ко мне эрекцией. Ощущение его пениса у моего влажного клитора подводит меня к краю. Еще одно движение бедрами и я балансирую на грани оргазма.