Ты просто завидуешь.
Естественно, Шерлок!
Не завидую. Мне лишь грустно, что удача поворачивается лицом к ней, а не ко мне.
Удача и к тебе поворачивается лицом.
В этой дыре я вижу только ее задницу, отвечаю я и иду к выходу.
Пеони!
Я оборачиваюсь.
Так ты им расскажешь? понизив голос, спрашивает она.
Как?
Просто берешь и открываешь рот. Там шевелится нечто под названием язык.
Не сейчас Сейчас не могу.
В ее взгляде упрек. Я приближаюсь к столу и обхватываю ладонями спинку стула.
Что сказать? Что бросила учебу ради карьеры актрисы? Что работаю уборщицей в кафе? Они не поймут От этих мыслей на сердце появляется еще одна трещина, поэтому я и не завожу такие разговоры, иначе оно окончательно разлетится вдребезги.
Ты не будешь есть все время до кастинга? спрашивает она, немного помолчав.
Мне это не помешает. Я сжимаю кожу на щеках, показывая, что не истощена. К тому же я где-то слышала, что те, кто голодает неделю, чувствуют себя гораздо лучше.
Лучше кого? Тех, кто голодает две?
Я же не навсегда отказываюсь от еды.
До первого обморока.
Она качает головой.
Я обязательно все расскажу родителям, продолжаю я, когда что-то подвернется.
Что подвернется?
Когда меня возьмут на роль. Тогда у меня будут доводы.
Но Она смущается, опуская глаза, а потом, решившись, смотрит на меня. А если это никогда не случится?
На этот вопрос четырнадцатилетней девочки у меня нет ответа.
5
Я поднимаюсь на второй этаж и заглядываю в спальню родителей. Мама сидит за столом и что-то пишет при желтом свете лампы. Прохожу в комнату. Мама пишет, не отвлекаясь, а потом пересчитывает деньги, лежащие перед ней.
Она страховой агент и беспокоится о рисках не только десятков других людей, но и нашей семьи. Ее страсть к деятельности не знает предела: она работает на работе, работает дома, работает, когда здорова и когда больна. Мне кажется, ее мозг не отдыхает даже во сне.
Если сравнить нашу семью с библиотекой, то папа это книги, прочно стоящие на полках, Энн смотритель, заботящийся о них, спасая от пыли, а мама свет, помогающий им встретиться. Какое место в этой стройной системе занимаю я? За двадцать лет мне так и не удалось выяснить.
Смотрю на ее серьезное выражение лица, сложив руки на груди. Мама напоминает дракона из «Хоббита», чахнущего над златом. Она настолько сосредоточенна, что это вызывает невольную усмешку.
Папа думает, что ты отдыхаешь.
Она заканчивает считать.
Да, а еще он думает, что у меня нет седых волос. Мужчинам не нужно все знать для их же блага.
Я мельком заглядываю в ее записи. С каждым разом количество строк в колонке «Расходы» становится больше, а в графе «Доходы» остается прежним. Одна из главных статей расходов, которая тянет нас на дно, мое обучение. Вина поглощает меня, становится настолько гнетущей, что немеют пальцы, а во рту появляется привкус крови от того, как сильно я прикусываю щеку.
Все хорошо? спрашиваю я, когда мама встает из-за стола.
Что нам станется? отвечает она, но, судя по тону, понятно, что станется, и скоро, однако беспокойство скрывается за улыбкой. За двадцать пять лет брака она стала такой же, как у отца: доброй, но усталой.
Мама часто так отвечает, и я знаю, что это значит: до следующей зарплаты Энн ожидает обед из тостов, намазанных самым дешевым джемом, папу чтение бесплатной газеты, меня старая одежда, всех нас полуфабрикаты на ужин, которые больше похожи на подошву вонючих ботинок. Но все же нечто хорошее в этом есть: я села на диету и смогу сэкономить. Разве не здорово?
Если хочешь, в следующий раз посчитаем вместе, предлагает она, снимая серьги с жемчугом, которые отец подарил ей в прошлом году на годовщину.
Еще чего!
Я морщусь, давая понять, что думаю насчет ее предложения. Да, я знаю, насколько важны деньги, но не имею ни малейшего понятия о соцобеспечении, налогах, ОМС[14] и прочей ерунде, связанной с финансами, и, честно говоря, не хочу иметь. Цифры пугают и вгоняют в уныние. Не понимаю, как мама не спятила на почве постоянной нехватки денег.
Как думаешь, я когда-нибудь стану актрисой?
На самом деле я спрашиваю, перестану ли когда-нибудь трястись над каждой копейкой.
Мама оборачивается.
Думаю, ты станешь, кем захочешь, а с дипломом юриста тем более.
Страшно представить, что произойдет, когда они узнают, что у меня его никогда не будет
Окончательно раздавленная мрачными мыслями, желаю маме спокойной ночи и ползу в свою комнату. Хотя назвать это помещение комнатой можно с большой натяжкой так, каморка для человеческого детеныша: поцарапанный шкаф, кровать с железным изголовьем, небольшой деревянный столик у окна и выцветшие плакаты на стенах знаменитости, многие из которых мне уже не нравятся, но я слишком ленива, чтобы снять надоевшие постеры.
Открываю скрипящую створку окна и вдыхаю полной грудью. Тишина. Только где-то вдали едва слышатся гудки автомобилей вязкая густота воздуха приглушает их. В доме напротив гаснет свет. Высоко в небе, словно привязанная невидимыми ниточками, висит полная луна, красивая, но такая далекая как и мои мечты о Голливуде.
Плюхнувшись на кровать, достаю из кармана телефон и снова захожу в профиль в соцсети. Количество подписчиков давно не растет, но хотя бы не падает. Двести пятьдесят три человека все так же готовы лицезреть мои селфи, обеды и закаты больше в моей жизни смотреть не на что.
Из любопытства проверяю профили бывших одноклассников. «Бытовой» сталкинг[15] пагубное времяпрепровождение, с которым я не расстаюсь последние полгода и которое соцсети превращают в ежедневную пытку. Странички пестрят яркими фотографиями: кто-то учится в престижном университете, другие тусят по клубам с утра до ночи, третьи переехали в Европу, четвертые завели блог, пятые нашли любовь, а я я там, где я есть. От этой вселенской несправедливости сердце ноет и скачет галопом. Сначала хочется выйти в окно, а через секунду показать им, что я могу добиться всего и даже больше, чтобы они сталкерили меня в соцсетях, а потом снова выйти в окно дурацкий непрерывный круговорот самобичевания.
От ярких фото и нескончаемого потока информации голова увеличивается, как воздушный шарик. Если где-нибудь на лбу располагался бы индикатор, издающий звук при критической ситуации, то он уже мигал бы красным и пищал.
Казалось бы, что может быть проще, чем переместить палец с экрана на кнопку блокировки и одним движением потушить этот яркий выдуманный мир? Но я не останавливаюсь. Я буду листать, не всматриваясь, пока у телефона или у меня не закончится заряд, пока из ушей, глаз и носа не польется кровь. Может, это остановит меня от бездарной траты времени?
Почему у всех получается, а я стою на месте? Словно попала в Неверландию, где обречена до конца времен быть никем. Что в них такого, чего нет во мне? Я недостаточно упорна, умна, талантлива, красива или худа? Неужели я ошибка природы? Сбой в системе? Что со мной не так?
Стоп!
Резко блокирую экран, закрываю глаза и выдыхаю. Веки тонкие складки кожи, шторки из плоти, не уничтожающие мир, но на время отгораживающие от него. Как же хорошо, что они существуют Но спасительной темноте под веками не ответить на главный вопрос: что со мной не так? И следующий за ним: как это исправить?
Чтобы оставаться на месте, нужно бежать со всех ног, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее. И я бегу! Несусь, стирая ноги в кровь, полгода бьюсь во все двери, а снялась лишь в одной рекламе чертовых хлопьев. Возможно, если бы родители поддержали меня, стало бы легче, но они, пусть и считают меня умной, прилежной и талантливой, не воспринимают всерьез мое намерение сниматься в кино, да и Энн хоть и не говорит, но тоже считает, что мои желания имеют мало общего с реальностью. Конечно, ей легко говорить она вундеркинд, а что делать тем, кому повезло меньше?