Спустившисьв холл, я увидел в дальнем углу какую-тофигуру.Подошел
поближе ипо длинным светлым волосам сразу узнал Катрин. Погруженная в свои
мысли, онаглядела в окно:впадающей оттуда полосесвета безостановочно
кружились снежные вихри.
Катрин повернуласьина миг показаласьмнесовсем незнакомой.Лишь
через несколько минут я пришел в себя и вспомнил, как все мы переменились, и
я сам--тоже. Возможно, именно поэтомуи она не сразу поздоровалась со мной.
Я протянул ей руку. Узкое лицо... на десять лет моложе, чем запомнилось мне.
Несколько лет подрядя виделее тольков роли КатринБлийнер, то естьс
лицом Катрин Блийнер и манерамиКатрин Блийнер.К подлинной ее внешности я
ещене привык, яведьзнал еетакой только современинашейпоследней
встречи на суде. Сейчасона показалась мнегораздо привлекательней,вее
обликебылочто-тодевическое.Мысменилиисвоювнешность,исвою
внутреннюю сущность,словно маску.Этоновое чувство, к которому всем нам
еще надо, наверно, привыкнуть.
-- Привет, Рихард!
ДажеголосКатрин, прежде такой знакомый, показался мне изменившимся.
Мыобменялисьничегонезначащимисловами--этобыл,собственно,лишь
предлог, чтобы освоиться с новой ситуацией.
-- Здесь есть еще кто-нибудь? Эллиот? Эйнар?
-- Не знаю. А ты давно тут? Этоты былав столовой?Катринпокачала
головой.
-- Я прилетела утром. Других пассажиров в ракете не было. Может, кто-то
прилетел раньше меня?
-- Возможно.Ещедва-тридня назад здесьбылополнонароду.Если
кто-нибудь остался в своей комнате, он может скрыватьсяхоть целый месяц --
никто им не поинтересуется. Возможно, они и здесь. Поискать их, что ли?
-- Зачем? Спешить некуда. Тем более мневсеравно нужновремя, чтобы
немного свыкнуться со всем...
Она кивнула куда-товсторону, ия понял, что она имеетввидуне
отель,а нашеположение.Положение людей,возвратившихся на Землю--и уже
чужих здесь.
Катрин занимала комнату на втором этаже. Мы перекусили в буфете, иона
вернулась к себе.
Я нашел в холле кресло поудобнее и уселся в него, испытывая наслаждение
от того, что передо мной настоящийдеревянный стол. Там, снаружи, то и дело
налеталипорывы ветра, и тогда стекла дрожали и звенели. Тусклые рассеянные
светильники почти не давалитеней; глазау меня вновь заслезились, взгляду
неначембылоостановиться,иприходилосьнапрягатьзрение,чтобы
разглядеть хотябыочертанияпредметов.Всездесьустойчивоивполне
осязаемо,нопредметыкажутсяпрозрачными,невесомыми,ирреальными.В
комнате тепло,а менязнобит.Я ни на минутунезабываюобесконечном
пространстве, центромкоторогосталоэтослучайное место, кудая попал;
время,лишенное измерений,может бешено мчаться, а может почти замереть.