..Тихо. Спит? О
чем она думает? Единственная здесь женщина, одна-единственная на всей Земле.
Я вдруг понял, чтохочу бытьсней. Невыносимотакдолгооставатьсяв
одиночестве. Говорить с другим человеком,чувствовать его близость--этоже
настоящеесчастье, что может быть.Мне захотелось открыть дверь, объяснить
Катрин...
Я остановился. Поспешный шаг, необдуманный поступок--каклегко сломать
то, чтотак тонко, так хрупко и сотканоизодних чувств. Повернувшись,я
ушел так же тихо, как и пришел.
Когда яспускалсяпо лестнице, мнесновапочудились чьи-тошаги. Я
прислушался... Ни звука. Может, это Катрин?
-- Катрин! --позвал я.-- Катрин!
Молчание.
Может,там,внизу, стоиткто-то, замерев, как и я, и так же, какя,
прислушивается?
Я вдруг сорвался с места, бросился по ступеням вниз, миновал один этаж,
второй.
Никого. Я огляделся по сторонам, но ничего необычного не увидел. Сердце
уменяколотилось, язадыхался. Ясам себеказался смешным.Может, это
галлюцинации?
Маленькое приключение пошло мне на пользу, оно заставило меня очнуться,
вернулок действительности, напомнило,где я и чтосо мной. Ничего нельзя
делать, забыв провсе,чтопроизошло, и про то, чтоиз этого получилось.
Любое решениедолжноисходить из сегодняшнего положения дел.Катрин--это,
конечно, серьезно, по-настоящему серьезно; тут надо все хорошенько обдумать.
Мои мысли о ней, мои желания--естественное следствие наших отношений. Но и с
другими, с Эллиотом, с Эйнаром, меня тоже связывают особые отношения. Только
их тут нет. А Катрин здесь, и она--женщина. Что же в ней так привлекает меня
сейчас?Что-тоновое,непривычное...Новая,неожиданнооткрывшаяся
личность...
Тогда, двести лет назад... Мывстретились после того, как нам изменили
внешность,тоестьпослепластической операции,котораяпозволиланам
принять чужой облик, надетьчужую личину, а значит, переменить и внутреннюю
сущность. Разумеется,мынаходились на службенекруглые сутки,могли и
поболтать,таксказать, по-приятельски--ополитике,освоихпроблемах,
мечтах, надеждах. Джонатан был ведущим развлекательныхпрограмм, он работал
в какой-то провинциальной студии.Актером он небыл, но свое дело знал. От
него исходила какая-тоуверенность,он вызывал доверие у людей и так умело
заставлял публику подыгрывать себе,что люди даже не замечали, что выглядят
смешными. Его звалиДжонатанБерлингер, номы употребляли в общении между
собойлишьименаифамилиитех людей, которыхиграли. Длянасон был
ЭллиотомБурстом. Понятно, почему его выбрали на роль президента:этобыл
солидный,крупныймужчинаснамечающимсябрюшком,авсеэтоякобы
располагает людей к себе,даи голос у него был почти неотличимот голоса
главы нашего правительства.Даже чертылицапришлось изменитьнетак уж
сильно:добавили чутокжируподподбородком,сделалиноспомясистее и
порельефнеенадбровные дуги.