Хлеб Хлеб Хлеб.
Что делать? Как накормить миллионы голодных ртов? Ведь им ждать некогда!
Антанта трещит. Месяц назад верховный совет Антанты с зубовным скрежетом и сердечными стенаниями вынужден был под нажимом своего пролетариата и собственных экономических обстоятельств согласиться на торговлю с Россией.
Конечно, не с Советским правительством, а с кооперативными учреждениями, но это все равно прорыв в непроходимой ранее стене блокады, торгового ошейника, которым хотели задушить Республику.
Ничего, ничего, мы еще посмотрим. Мы еще с вами, господа, повозимся всерьез!
Секретарь приоткрыл дверь:
Леонид Борисович, к вам Шестаков.
Красин промокнул салфеткой губы, кивнул:
Просите! Жду с нетерпением
И пока Шестаков еще не вошел, аккуратно завернул остаток хлеба в чистый лист бумаги, спрятал в стол.
Дверь снова открылась в кабинет вошел высокий военмор, левую руку он осторожно нес на перевязи.
Красин шагнул ему навстречу:
Здравствуйте, Николай Павлович! Рад с вами познакомиться! О вас очень хорошо отзывались Дыбенко и Кедров.
Шестаков сдержанно улыбнулся:
Спасибо
Красин приветливо дотронулся до его плеча:
Они, собственно, и были инициаторами нашей встречи. А что с вашей рукой?
Шестаков улыбнулся:
Да ничего серьезного. Пустяковая царапина, через пару дней заживет.
Ну, прекрасно. Потому что Кедров рекомендовал вас руководителем одного очень ответственного дела, которое тут у нас затевается Красин принялся листать лежавшую у него на столе докладную записку.
Шестаков осмотрелся. Кабинет, он же личная квартира члена Реввоенсовета Республики, народного комиссара внешней торговли и путей сообщения, был невелик: двухкомнатный номер Второго Дома Советов бывшей гостиницы «Метрополь». Увешанные картами стены, длинные столы с теми же картами и папками бумаг, худосочные венские стулья, протертый диван. Через открытую дверь во вторую комнатку была видна железная койка, застеленная солдатским одеялом.
Я представлял вас гораздо старше, сказал Красин, отрываясь от записки.
Шестаков ответил очень серьезно:
К сожалению, этот мой недостаток обязательно пройдет, Леонид Борисович.
Вам лет двадцать пять?
Двадцать шесть.
Ах, дорогой Николай Павлович, как я вам завидую! сказал Красин искренне, и мягкие бархатные глаза его увлажнились. Я вас почти вдвое старше, мы ведь ровесники с Владимиром Ильичом
Шестаков покачал головой:
Вам грех жаловаться, Леонид Борисович, вы, как говорится, в возрасте «акме».
Красин рассмеялся:
Возраст расцвета? Вообще-то, конечно. И я не жалуюсь, просто хочется успеть побольше и повоевать, и поработать, и поторговать. А если совсем честно пожить хорошо ух как охота! Но, увы, пока недосуг
Красин жестом пригласил Шестакова сесть около стола, вернулся на свое место.
Чаю хотите?
С удовольствием, просто согласился Шестаков. Замерз основательно по дороге к вам.
Секретарь принес Шестакову большую чашку с горячим чаем. Моряк с видимым удовольствием охватил ее рукой, стал греть ладонь.
Красин прихлебнул из своей чашки, отставил ее в сторону:
А теперь, Николай Павлович, я бы попросил вас рассказать о себе, хотя бы в нескольких словах.
Попробую, сказал Шестаков и, не удержавшись от искушения, сделал несколько маленьких торопливых глотков. Чай был крепкий, настоящий. Я из Сибири, отец мой рабочий. Грамоту он узнал самоуком, но меня отправил учиться в Томск. Окончил училище с медалью
Вы там и познакомились со ссыльными социал-демократами? осведомился Красин.
Да. Именно с их явками и связями я прибыл в Петербург. Поступил в Технологический, работал по заданию комитета со студентами и рабочими.
В партию уже в Петербурге вступили?
В тринадцатом году. А летом четырнадцатого комитет решил меня направить на фронт для ведения работы среди моряков.
Вольноопределяющимся?
Почти. Мне ведь пришлось уйти со второго курса. Вот я и поступил в юнкера флота.
И как служилось?
Шестаков улыбнулся:
Карьера у меня получилась стремительная. В тысяча девятьсот пятнадцатом году произвели в мичманы, служить направили в минную дивизию. В шестнадцатом за набег на Данциг наградили орденом Станислава, а за бой на дредноуте «Слава» я там был уже лейтенантом пожалован Владимиром.
Красин заглянул в записку, лежавшую на столе, спросил:
Вы ведь службу закончили я имею в виду под Андреевским флагом старшим лейтенантом?
Шестаков подтвердил:
Так точно, сведения у вас верные. Но произвели меня уже в январе семнадцатого, вместе с назначением командиром минного дивизиона А в октябре по приказу Центробалта привел свой дивизион в Петроград. Участвовал со своими орлами в штурме Зимнего.
Красин допил чай, поднялся, сказал весело:
Ну а в составе Красного флота ледовый поход из Гельсингфорса в Кронштадт, потом сухопутная война, орден Красного Знамени и Почетное революционное оружие. Прекрасно, Николай Павлович. Именно вы мне и нужны!
Шестаков тоже встал:
Слушаю, товарищ Красин.
Вы старый партиец, опытный моряк и военный человек. Для успеха вам необходимо именно такое сочетание достоинств. Поскольку я собираюсь поручить вам задачу, до сих пор считавшуюся невыполнимой.
Я готов.
Другого ответа и не ждал. Владимир Ильич Ленин поручил мне подготовить решение проблемы сибирского хлеба. Вы знакомы с этим вопросом?
Очень общо.
Красин подвел Шестакова к географической карте Полярного бассейна, просторно развернувшейся от одного края стены до другого.
Вот, взгляните, Николай Павлович, устья Оби и Енисея. Здесь на сегодняшний день скопилось свыше миллиона пудов сибирского хлеба, большое количество соленого мяса, рыбы и других продуктов. А Республика умирает с голоду
Мне говорили, что в России сейчас стоят без движения двадцать пять или двадцать шесть железных дорог? нерешительно перебил Шестаков.
К сожалению, не двадцать пять, а все тридцать, хмуро ответил Красин. А на тех, что кое-как работают, в ходу не больше одной трети паровозов. Топлива нет, пути разрушены, мосты взорваны
Он кивнул на карту железных дорог, поморщился:
Тем не менее хлеб и остальные продукты с Оби и Енисея мы должны доставить в Россию.
Значит, через Ледовитый океан?
Красин ответил не сразу. Он подошел к окну, долго рассматривал на Малом театре лозунг «Всё для фронта! Все на разгром врага!», потом сказал твердо:
Да, через Северный Ледовитый океан. Это поручение Владимира Ильича Ленина. Когда он выступал на сессии ВЦИКа, он заявил прямо: «На этой задаче нам надо сосредоточить все силы!»
Шестаков походил около карты Полярного бассейна, остановился, всматриваясь в голубые ленточки рек, в белесые пустынные просторы Ледовитого океана, в редкие кружочки населенных пунктов. Задумчиво произнес:
М-да-те-с Конечно, это было бы прекрасно Но, к сожалению, боюсь, что нереально. Места-то ох какие трудные! Гидрографических описаний почти нет, лоцмана из поморов разбежались.
Надо собрать тех, что уцелели.
Конечно. Но я слышал, этот хлебушек пытались вывезти англичане. Да обожглись: посадили несколько транспортов на мели, два или три парохода не успели обернуться во льды матерые вмерзли. Тем дело и кончилось.
Все знаю, Николай Павлович. Больше того, знаю, что нет подходящего флота его весь украли интервенты и белые. Нет угля и мазута, нет обученных экипажей
Знающих капитанов тоже нет, подключился к этому безрадостному перечислению Шестаков. Просто не знаю, как быть, Леонид Борисович.
Наверное, надо осознать, что это вопрос жизни и смерти. Известно, что эта задача до сих пор считалась невыполнимой. Но успешно провести караван по-настоящему необходимо! Красин интригующе воздел палец. Это ведь не только важнейшая акция Советского правительства в области человеколюбия и экономики