Метнувшись за ствол берёзы, растущей рядом с окном, я начал переговоры:
Славик! Это Ильин! Две минуты можешь послушать?
Пошли все на х..й! Пока жену мою не приведёте, разговора не будет! Я сказал! нервно завизжал мой друг, выглядывая из-за белой оконной занавески.
Славик! Ну и выпусти родителей жены. Они и приведут!
Хрен там! Не хотят! Матерятся на меня! Надо их пристрелить!
«Бл..дь! В таком нервозном состоянии он реально может застрелить!» думал я, лихорадочно перебирая варианты дальнейших своих манёвров.
Надо ведь успокоить парня, а затем предложить подходящий для него выход. Понимает ведь, что ждёт его тюрьма.
И заложников захватил, и оружие похитил, и самовольно покинул воинскую часть. Лет на двадцать может присесть!»
Славик! Так родители ни в чём не виновны! Зачем их стрелять? крикнул я, выглянув из-за дерева.
Ствол автомата, высунувшись из окна, мгновенно уставился на мою глупую наивную голову:
Петро! Мы с тобой друзья! Но если ты полезешь сюда, застрелю!
Зачем мне лезть? усмехнулся я, подходя к окну. Хочешь, стреляй! Всё равно я собрался после училища в Афган. Там быстрее подстрелят, чем здесь. Так что стреляй! Только в чём тебе-то польза? Ты ж не душман, чтоб русских стрелять.
Славик усмехнулся:
Не подходи, застрелю!
Своих стрелять дурное дело! вздохнул я тяжко. Мы вот проезжали на трассе у памятника погибшим казакам. Тогда, в восемнадцатом году, постреляли да порубили казаки своих же станичников. И чё они доказали? Полхутора вашего опустело навсегда!
Славик выглянул в окно, присматриваясь к толпе на улице:
Ты чаво вспомнил Гражданскую войну?
Не ответив ему, я спросил:
Славик! А ты тогда, в восемнадцатом, на чьей стороне был бы?
Гаврилов что-то буркнул в ответ и притих. А затем крикнул:
За настоящих казаков я, за белых! А красные предатели Дона! Присягу нарушили, перешли к новой власти. Думали, Советская власть земли им побольше даст. Хрен там! Последнее отобрали! Отец Наташки рассказывал, как продотряды последнее зерно по амбарам шарили. Штыками землю тыкали, искали спрятанный хлеб. И расстреливали казаков, которые зерно спасали. А семьи казачьи потом с голоду пухли, умирали! А потом всех загнали в колхоз. Денег не платили, выдавая лишь чуток зерна. На прокорм. А уехать никуда нельзя было, паспортов специально не давали. Как рабы! Вот тебе и красные!
Выслушав гневную контрреволюционную речь Славика, я понял, что стрелять родителей жены он раздумал. Поэтому принялся за разум ревнивого курсанта:
Славик! Включи логику! У тебя времени очень мало. Из Михайловки едет взвод ВэВэшников. Нам сказали, это такие отморозки, которые не станут с тобой разговаривать. Расстреляют вместе с родителями, и скажут, что так и было. Ещё и виноватым тебя назначат. Скажут, ты убил стариков.
Сделав паузу, я спросил:
Но есть второй вариант. Сказать?
Гаврилов, не опуская автомата, недоверчиво хмыкнул:
Давай, бреши!
Лейтенант Глущенко хочет замять ЧэПэ, чтоб не докладывать командованию. Если ты выходишь, мы садимся в машину и едем в училище. Без последствий для тебя. Думай! Только быстро думай, пока дурные ВэВэшники не приехали!
Ствол автомата уполз внутрь хаты.
А лейтенант, слышавший мои слова, злобно зашипел:
Ильин! Ты чё там обещал за меня?! Я ничего не обещал! Доложить командованию я обязан!
Повернувшись к нему, я тихонько, чтоб Славик не услыхал, спросил:
Товарищ лейтенант! Если Славика будут судить, я скажу, чтоб меня тоже арестовали. Скажу, что помог ему бежать с оружием.
Глущенко вытаращил глаза:
Ты чё, правда организовал побег?
Конечно, нет! Но я не прощу себе, что обманом выманил друга и заставил сдаться. Я ж обещал, что ничего ему не будет! Так что вместе сядем в тюрьму!
Твою ни мать! Два дурака! только и вымолвил взводный.
И тут дверь хаты морозно скрипнула.
Выйдя на крыльцо, Славик отстегнул рожок от автомата и протянул мне «ствол»:
Ладно, поехали!
глава 13
Сожрет не сожрет?
Самый важный человек в роте это каптерщик.
Мне тоже посчастливилось быть таковым.
Хранились в нашей каптерке и чемоданы курсантов.
А в чемоданах находилось, особенно после отпусков или приезда родителей, огромное количество съестных припасов.
А кому перепадало из этих запасов? Правильно, каптерщику!
И вот однажды вечером заходят в каптерку курсанты нашего 4 взвода Гена Руденко и Зиновий Волошин.
Гена мой земляк из райцентра Даниловка. Он мал ростом, сухощав, спереди несет длинный нос и бульдожьи челюсти. Зиновий высокий наивный умный интеллигент, никогда не ругающийся матом.
Зиновий открыл свой чемодан и достал страшный для страны дефицит три большие коробки шоколадных конфет.
Эти дефициты приберегались для всего нашего взвода, чтоб отпраздновать день рождения наивного курсанта.
Тыча пальцем в пузо маленького Гены, Зиновий удивленно молвил:
Он спорит, что съест все три коробки! Вот врет! Сейчас делаем эксперимент. Сказал, что если проспорит, купит пять коробок!
Зиновий! Остановись! вскричал я громко. Этот бегемот сожрет не только три, а тридцать три коробки! Ты его не знаешь!
Но курсант был очень наивным! Меня он не слышал.
Гена, снисходительно глядя на меня, открыл коробку и раскрыв ворота своей огромной пасти, высыпал туда полкило драгоценных фигурных конфет.
И молча распечатал вторую коробку.
Понимая, что промедление смерти подобно, и через минуту от дефицита останется один лишь запах, я сграбастал четыре конфетины.
Гена сожрал все, предложенное наивным курсантом, и гордо заявил:
Зина! Ты проиграл! Гони деньги!
Зиновий, ошарашенный мгновенным проигрышем, молчал.
Гена повернулся ко мне:
Что-то я не насытился! Давай мой чемодан! Зину угостим, а то загрустил он!
Из недр широкофюзеляжного чемодана Гена достал большой сверток и понюхал его. Торжественно развернув бумагу, протянул мне котлеты.
Ты отравить нас вздумал?! настороженно спросил я, принюхиваясь. Ведь котлеты твои лежат здесь трое суток! А мясо положено хранить только в холодильнике!
Гена презрительно хмыкнул:
Интеллигенты! Как хотите! Мне больше достанется!
Открыв свою широкую зубастую пасть, Гена метнул туда пять большущих, с лапоть величиной, котлет.
глава 14Раздолбай всея прокуратурыНовогоднюю праздничную ночь 1984 года мне предстояло уныло-мерзко провести в стенах городской прокуратуры.
Новый год был не совсем новым. А был он старым Новым годом, выпадающим, как водится, на 14 января.
Наш «замок», то бишь замкомвзвода сержант Крымов, специально упёк меня на новогодний праздник в застенки прокуратуры. И упёк, твою мать, без малейшего повода.
Просто точил на меня свой гнилой зуб. И всё время делал попытки упрятать меня, мятежного курсанта, в наряды вне очереди да всякие подобные богопротивные мерзопакостные дела.
Очень уж сильно подозревал наш «замок», что я есть истинный раздолбай и нарушитель воинской дисциплины.
В принципе, сержант не шибко ошибался.
Однако ж выловить меня не удавалось.
Да ловить-то было нечего! Прегрешения мои имели, в общем-то, миролюбивый характер и никого не ущемляли.
А вот грешки других курсантов как раз и задевали интересы других. Но сержант вовремя закрывал на это свои глаза.
Надо сказать, поймать нарушителей пытался даже наш бравый старшина Лавлинский. Но ловил не всех.
Самые сообразительные ускользали из его цепких волосатых лап, как юркие пугливые пескари в мутной речной воде.
Вот характернейший примерчик.
Взгрустнулось тёмной глухой морозной ноченькой курсантам нашего взвода.
Пошли они в туалет. Покурить, стало быть, душу отвести.
Дымят как паровозы и тихонько ржут, как полковые кони.
И не видят, наивные, что крадётся по коридору, злодейски шевеля кошачьими длинными усами, коварный хитрый старшина.