Тарас Игнатьевич взял со стола карандаш и в раздумье постучал тупым кончиком по столешнице.
Пожалуй, сейчас отправлять тебя на занятия не стоит осталось-то всего ничего, меньше двух недель. Давай сделаем так: летом мы с тобой познакомимся получше, выясним, как у тебя со знаниями, если понадобится, подтянем по разным предметам. А ближе к осени уже и решим, в какой группе ты будешь заниматься. Кстати он посмотрел на меня с лёгкой хитрецой, как ты относишься к географии?
Очень хорошо отношусь! ответил я. Это у меня был самый любимый предмет.
Едва войдя в кабинет, я заприметил в углу, на резной подставке, большой, очень красивый и явно старинный глобус с названиями океанов и континентов, сделанными на английском и он натолкнул меня на одну любопытную мысль.
Вот и замечательно! обрадовался мой собеседник. Я как раз преподаю этот предмет. Значит, поработаем вместе?
Я мотнул головой в знак согласия. Собственно, пришедшая мне в голову идея была проста. Чтобы в моём положении весьма, надо сказать, неопределённом чувствовать себя хоть сколько-нибудь уверенно, лучше всего найти некий образец, прототип, по которому и выстраивать своё поведение. И я подумал о том, чтобы выбрать в этом качестве Саню Григорьева, главного героя «Двух капитанов» лучшего детского (а может, и вообще лучшего) романа в советской литературе. А что? Его поведение и мотивация прописаны Вениамином Кавериным весьма и весьма подробно, разного рода нюансы легко скорректировать, а географию по сути, стержень Саниных интересов и жизненных планов я на самом деле всегда любил и знал очень даже неплохо. Да авиацией, если не обманывает память, интересовался всю свою жизнь, а это здесь популярная тема. Осталось, усмехнулся я про себя, найти Катю Татаринову и дело, можно сказать, в шляпе
Мои мысли прервал задребезжавший в коридоре звонок.
Перемена закончилась. сообщил заведующий и поднялся из-за стола. Мне пора на урок, а сейчас, давай-ка я провожу тебя к начальнику коммуны.
Не нужно, Тарас Игнатьевич! торопливо отозвался я. Я и сам дойду. Олейник наш комотряда вчера показывал, где это.
Вот и ладно! заведующий кивнул, как мне показалось, с некоторым облегчением. если что, спросишь у постового на входе в главный корпус, он вызовет дежурного командира и тебя отведут.
Направляясь на приём к начальству, я на полном серьёзе ожидал увидеть кого-то, похожего на Макаренко каким он представлялся мне по книгам и фильму «Флаги на башнях». Полувоенный френч, маленькие усики, пенсне или очки в проволочной оправе. И обязательно понимающий, слегка ироничный взгляд и особая манера на равных говорить с собеседником, даже если тому всего-то пятнадцать лет от роду. В общем, готовая икона советской педагогики.
Действительность же обернулась для меня настоящим сломом шаблона. Начальник более всего напомнил мне счетовода Вотрубу из старой телепередачи «Кабачок 13 стульев», причём, как внешностью низенький, полноватый, с огромными залысинами и сморщенным, улыбающимся круглым лицом так и повадками патентованного бюрократа. На лацкане потёртого пиджака я заметил значок маленький, размером с двухкопеечную монету, тёмно-бордовый кружок с золотой каёмкой и золотым же профилем. Узнаваемая кепка, усы, бородка какой-то отличительный знак члена ВКП (б)? Никогда не слышал о таких
А может, просто ещё не вспомнил?..
Со мной «Вотруба» разговаривать не стал, и даже не счёл нужным представиться видимо, предполагалось, что любой, оказавшийся в этом кабинете заранее знает, что его владельца зовут Егор Антонович Погожаев, и занимает он ответственную должность заведующего детской колонии номер 34, иначе именуемой «Трудовая коммуна имени тов. Ягоды». Вместо этого он ткнул пальцем в узкий кожаный диванчик для посетителей напротив своего, необъятного, как флайдек авианосца, стола, и погрузился в изучение папки с личным делом. Моим личным делом, надо полагать. Фамилии на таком расстоянии было не разобрать, зато я разглядел фиолетовый штамп «спецотдела» и в тот же самый момент меня накрыло очередным флэшбэком.
Комната. Гардероб со стоящим наверху умирающим аспарагусом в облитом глиняном горшке. Книжный шкафчик на тонких ножках (обложки сплошь фантастика и приключенческие книжки, слегка разбавленные популярными изданиями по военной истории); на шкафчике проигрыватель «Мелодия» под запылённой прозрачной крышкой. Рядом несколько моделей самолётов, старательно склеенные из раскрашенного картона продукция польского журнала «Maly Modelarz». На стене обшарпанная гитара мужественно перекрещена с ледорубом на деревянной ручке, такие ещё называли ВЦСПС-овскими Да это же моя собственная комната из благословенных студенческих лет, начало восьмидесятых!
Картинка сменилась. Стол, настольная лампа со слегка прямоугольным абажуром из толстого зелёного пластика. Угол слегка деформирован, словно оплыл помнится, я вернул слишком мощную лампочку, и очнулся, только когда в комнате запахло разогретой пластмассой. На столе картонная папка официального вида. Нет, поправил я себя, не папка, а амбарная книга, вся выцветшая, потёртая, растрёпанная по краям. На обложке, под типографской надписью «Книга учёта» значилось: «лабораторная тетрадь » А ниже, в выцветшей лиловой рамке знакомый до боли штамп
Флэшбэк отпустил меня так же внезапно, как и начался. Я помотал головой, разжал пальцы, мёртвой хваткой сжимающие подлокотник.
ГПУ, значит? Совсем интересно. Впрочем, я ведь предполагал что-то в этом роде?..
Ты что, оглох, Давыдов? скрипучий голос «Вотрубы» царапнул меня по сознанию, не вполне отошедшему от флэшбэка. Второй раз спрашиваю: с отрядом уже познакомился? Вещи получил?
Я кивнул, не в силах выговорить хотя бы слово. Штампы, буквы на обложке «Личного дела» расплывались. Я заморгал, пытаясь сфокусировать взгляд.
Не получается. Любопытно, теперь после флэшбэков всегда так, или это особый случай?
В школе уже был? В какую группу тебя определили?
Я в двух словах рассказал о беседе с географом.
Претензий, просьб нет? продолжал допытываться «Вотруба». Я помотал головой. Просьба имелась, конечно, но вряд ли он будет настолько снисходителен, что даст полистать ту папочку
И действительно, Егор Антонович сгрёб папку со стола, сунул в выдвижной ящик и с металлическим скрипом провернул ключ.
Раз нет можешь быть свободен. Сегодня отдыхай, а завтра выйдешь с отрядом на работу. Вечером кино, новый фильм привезли, сходишь с ребятами
Я понял, что беседа окончена и встал.
Разрешите идти, гражданин начальник?
Это была хулиганская выходка, и она «Вотрубе» не понравилась судя потому, как скривилась круглая бухгалтерская физиономия.
Ко мне следует обращаться «Товарищ руководитель коммуны». недовольно сказал он. Или по имени отчеству, но только если не во время общего построения и вообще не в официальной обстановке. Это понятно?
Я изобразил глубокое раскаяние.
Да, понятно. Извините, Егор Антонович, я не знал.
Теперь знаешь. Ну, ступай. И в следующий раз отвечай не «да», а «так точно» и «есть». У нас здесь, знаешь ли, дисциплина!
Я выскочил за дверь и замер, прислонившись к стене коридора. Рубашка на теле буквально плавала от пота. Проходящие мимо двое коммунаров покосились на меня с сочувствием.
Ну, дела! А папочка-то интересная, надо будет иметь в виду
III
Сигнал к обеду привёл меня в чувство. На этот раз мне не нужны были провожатые я оказался в столовой даже раньше, чем прочие члены пятого отряда, которым надо было ещё пересечь широкий двор, а потому некоторое время сидел в одиночестве, дожидаясь остальных. Как выяснилось, напрасно разговоров, шуточек, оживления сегодня за обедом не было, на заводе имела место некая «запарка», и часть ребят не сумели прийти вовремя, попросив товарищей сберечь их порции. Остальные торопливо проглатывали пищу и убегали, не дожидаясь сигнала тёмкиной трубы. В какой-то момент я даже почувствовал себя неловко: люди, можно сказать, горят на работе, а я сижу, расслабляюсь, и если о чём и беспокоюсь, так это чем занять послеобеденное время.