Шестого января Тоню разбудил телефонный звонок. Звонила матушка, чтоб пригласить дочь на торжественный рождественский ужин.
В кои веки нормально поешь, сказала она. А то, поди, на бутербродах живешь
Нет, почему же? насупилась Тоня. Я макароны варю. И гречку. Про гречку она врала не варила, а вот макароны да. Но чаще, конечно, питалась всухомятку. А еще я в столовой обедаю. Так что супы ем.
Да бог с ней, с едой, перебила ее нетерпеливая матушка. Главное, что на ужине ты познакомишься с братьями Иннокентия, Львом и Эдуардом. Лев уже четырежды был женат, а Эдуард
Ни разу, закончила за нее Тоня. Ты, мама, про них уже рассказывала. Надеюсь, ты не прочишь одного из них мне в мужья?
Ни один из них мне в зятья не годится! успокоила дочь Люся. Кстати говоря, если у тебя кто появился (хотя вряд ли!), можешь взять его с собой, а то все одна да одна
И отсоединилась. А Тоня быстро оделась и поехала в промзону, где в траншее теплотрассы жил единственный мужчина, который мог составить ей компанию.
* * *
Перед тем как отправиться в гости к матушке, Тоня провела с Емельяном работу. Во-первых, отправила в баню (в ванной, по ее мнению, отмыть его было невозможно), вывела ему вшей, сделала маникюр и прическу, привела в порядок бороду, а также сводила в комиссионку. В магазине, торгующем подержанными вещами, они смогли приобрести практически за копейки отличный костюм, рубаху и ботинки, а пальто ему отцовское подошло: двубортное с каракулевым воротником. Облачась в эти вещи, пусть не модные, зато почти новые и чистые, Емельян стал выглядеть очень презентабельно. А как ему шла эспаньолка! И зачесанные назад волосы! Тоня аж залюбовалась Емельяном, когда он из примерочной вышел. И плевать, что на него потрачена вся заначка, главное она наконец-то отправится в гости под руку с кавалером. А то всегда одна да одна
Когда процесс преображения бомжа в приличного мужчину был завершен, Тоня вызвала такси шиковать так шиковать! и они с Емельяном отправились к матушке.
Гостей было приглашено немного: кроме самих хозяев и Тони со спутником, всего четверо. Одной из них была подружка Антонины Сонечка (матушка из вежливости позвала ее, а та не отказалась), второй приятельница самой Люси, Марианна Борисовна, руководительница хора ветеранов, и два младших брата хозяина, близнецы Лев и Эдуард. Они в свои пятьдесят два были холостяками, только Лев, как известно, ходил в загс четырежды, а Эдик ни разу.
Доченька! кудахтнула Люся, открыв перед Тоней дверь. Как я рада! Ну, проходи, проходи Ждем только тебя!
Я не одна, мама, немного смущенно, но не без гордости сказала Антонина.
А с кем? Сонечка-то уже тут!
С кавалером. И посторонилась, давая матери рассмотреть стоящего за ее спиной Емельяна.
Люся, удивленно округлив глаза, уставилась на дочкиного спутника. В одно мгновение оценив его внешность, она осталась ею вполне довольна. Даже тот факт, что Емельян оказался ниже Тони чуть ли не на полголовы, ее не смутил ей всегда нравились «компактные» мужчины, она считала их более темпераментными.
Добрый вечер, молодой человек, улыбнулась Емельяну матушка. Милости прошу Но сначала протянула ему руку для поцелуя и только потом посторонилась. Как вас величать, любезный?
Емельяном. А вас, сударыня?
Людмилой, кокетливо протянула матушка. И, умоляю, не спрашивайте, какое у меня отчество! Для всех я просто Люся!
Неужели вы мама Тонечки?
Совершенно верно
Подумать только! Вы выглядите как ее сестра!
Мне все так говорят, прожурчала Люся. Но дело в том, что я родила Тонечку довольно рано
На самом деле Люся произвела дочь на свет в обычном для деторождения возрасте в двадцать четыре. Однако всем заявляла, что родила чуть ли не после школы, и от Тониного возраста обычно отнимала пяток лет. В итоге получалось, что ей нет еще и пятидесяти.
Позвольте, Емельян, я познакомлю вас с остальными, продолжала стрекотать Люся, взяв Тониного кавалера под руку и вводя в комнату, где был накрыт праздничный стол. Мой супруг, Иннокентий, начала представлять присутствующих матушка.
А пока она делала это, Тонечка, знакомая со всеми, стояла у зеркала, приводя себя в порядок. Висело оно напротив стола, и это позволяло следить за происходящим. А то вдруг Емельян допустит какую-нибудь оплошность, и придется спешить к нему на помощь. Но, оказалось, Тоня волновалась зря. Кавалер вел себя безупречно. Перед мужчинами вежливо склонял голову, а дамам целовал ручки. Его галантность была по достоинству оценена. Особенно Марианной. Когда Емельян припал губами к ее руке, она жеманно захихикала и подставила для поцелуя вторую. А вот Сонечка свою пятерню поспешно отдернула и вспыхнула как маков цвет.
Соня была старше Антонины ей уже перевалило за сорок и жила одна. Что никого не удивляло, в том числе саму Сонечку. С детства она считала себя дурнушкой и так глубоко погрязла в своих комплексах, что даже нечастые комплименты воспринимала как насмешку. Тоня сколько раз пыталась вытащить подругу на вечер «кому за тридцать», но та ни в какую не соглашалась. Из-за нее и Антонине приходилось в субботние вечера дома сидеть. Не идти же одной!
Тем временем матушка представила Емельяна близнецам, похожим друг на друга, как небо и земля (Лев был полным и кудрявым, Эдуард тощим, сутулым, с прической а-ля Лукашенко), и усадила по левую руку от себя. По правую восседал гражданский супруг Люси Иннокентий, отличающийся от обоих своих братьев. Он был худощав, но с животиком, с волосами редкими, но покрывающими весь череп, и если Лев с Эдуардом выглядели простачками, то Иннокентий франтом. Брюки со стрелками, рубашка накрахмалена, в кармане пиджака платок в горошек, на шее бабочка. А уж душился как! Такое ощущение, что зараз он вылил на себя полфлакона одеколона. Тоня, только приближаясь к нему, начала чихать. И это при том, что ее обоняние было закалено маменькиным убойным парфюмом!
Итак, гости дорогие, милости прошу, угощайтесь! церемонно промолвила матушка, широким жестом указывая на стол.
Гости дорогие незамедлительно схватили ложки и принялись накладывать себе в тарелки фирменные Люсины салаты.
Тоня могла сколько угодно критиковать свою мать, но вынуждена была признать, что готовила она превосходно. Не самая лучшая хозяйка, у которой на стульях грудами лежали вещи, а грязные чашки могли днями стоять возле кровати (Люся обожала пить чай в постели), умудрялась из простейших продуктов сотворить кулинарный шедевр. Этим, по всей видимости, она и зацепила Тониного отца, так как, сколько Тоня себя помнила, он всю жизнь ругал жену за беспорядок, но на другую женщину менять ее не собирался. А вот Антонина пошла не в мать. Она была аккуратисткой и отвратительной кулинаркой. Рис у нее всегда слипался, жареная картошка подгорала, капуста превращалась в месиво, а единственный салат, который ей удавался, был помидорно-огуречный.
Пока гости накладывали оливье, хозяин дома Иннокентий разливал по фужерам и стопкам спиртное. Дамам шампанское. Мужчинам водочку. Когда очередь дошла до Емельяна, тот накрыл свою стопку ладонью и сказал:
Я воздержусь.
Нет, друг мой, так не пойдет. За Рождество надо выпить!
Я не пью.
Совсем? полюбопытствовал Иннокентий.
Совсем.
Закодированный, что ли?
Ну почему же? Просто не вижу прелести в состоянии алкогольного опьянения. Предпочитаю мыслить здраво!
От стопки не окосеешь!
Возможно, но даже она лишит меня определенного количества клеток головного мозга. Вы знаете, что они отмирают, когда вы употребляете алкоголь? А потом выходят с мочой?
Иннокентий, а больше его брат Лев, который, судя по лицу, любил к стопочке приложиться, открыли рты, чтобы опровергнуть эту теорию, но Люся не дала спору разгореться.